– Да что же это такое-то?.. Борис Анатольевич, вы вообще нас слушаете?.. Только что же поправила Аркадия Леонидовича, и вы все равно на те же грабли… Повнимательнее, коллеги, это для нас принципиально: экскаваторы не военные, а специальные войсковые…
– Еще раз покорнейше благодарю наш бдительный финансовый отдел, который, в отличие от остальных подразделений, всегда держит ухо востро, – лестным комплиментом вознаградил выслужившуюся подчиненную Денис Марсович, выделив ее из когорты своих крепостных, после чего поспешил успокоить поднявшиеся волнения неграмотной челяди, убедив ту в безосновательности страхов и переживаний: – Коллеги, я прекрасно понимаю ваше беспокойство. К несчастью, таких в какой-то степени, вероятно, поспешных действий требуют от нас обстоятельства. Как вы все хорошо знаете, спрос на наши экскаваторы вот уже который год подряд неуклонно падает. Завод постепенно становится все более и более убыточным. В таких условиях спасти нас могут только государственные заказы. Если бы я не принял это решение, то через пару лет предприятие бы просто-напросто обанкротилось. И не то чтобы я самостоятельно не мог ответить на все озвученные вами вопросы, но мне кажется, что гораздо лучше будет, если вы их зададите напрямую нашим непосредственным заказчикам – представителям военного ведомства. Для чего, собственно, мы и пригласили к нам технического специалиста. Что ж. Приступайте, молодой человек. Выходите на связь.
– А у меня уже все готово, программа запущена, – доложил Сапожников.
– А зачем вы ее запустили раньше времени, когда вас об этом никто не просил? – с плохо скрываемым раздражением в голосе поинтересовалась злопамятная Трещеткина.
– Ничего страшного, Мария Витальевна, – не дал помощнику сисадмина ответить и ляпнуть лишнего генеральный директор. – Сейчас я тогда дам той стороне знать, что мы готовы начать переговоры. Они сами должны связаться с нами, у них есть наши контакты.
Начался нудный переговорный процесс. Как назло, связь с самого его начала пошла сбоить, из-за чего Виолетта Викторовна не преминула бросить на Сапога сердитый взгляд, как будто желая обвинить его в нестабильном интернет-соединении и заставить немедленно принять меры. О том упрямом факте, что действенных мер, которые он мог бы принять со своей стороны для улучшения качества связи, попросту не существовало, она, разумеется, догадываться не смела. Знала об этом, но не подавала виду и, стремясь публично подставить обидчика, поддерживала Виолетту в ее невербальном порицании нерадивого технического спеца также и мстительная Маша, демонстративно и нарочито громко цокавшая языком или тяжко вздыхавшая всякий раз, когда происходили даже незначительные заминки и перебои.
Вслушиваться в содержание разговора, а тем более пытаться его осмыслить, чтобы дать свою оценку происходящему, Энвидий не имел ни малейшего желания. Ум его всецело занимало скорейшее воплощение в жизнь задуманной операции. В нетерпеливом ожидании ее старта Рязанов, вскоре после сигнала друга прибывший на машине к точке вылета дрона и теперь простаивавший без дела на глухой опушке, посредством мессенджера неустанно терроризировал сообщника поторапливающими сообщениями в духе: «Ну че там?», «Йеп, долго еще?», «Йеп, дура, ну че так долго?» и «Давай скорее, йеп». Сапогу же не оставалось ничего иного, как отбиваться лукавыми утверждениями, что совещание вот-вот закончится.
По прошествии примерно сорока минут от начала конференции порядком заскучал и сам Сапожников. В надежде найти себе хоть какое-то толковое занятие помимо ответов на однообразные подгоняющие «пинки» Родиона, которые тот отсылал с периодичностью где-то раз в пять минут, он огляделся вокруг себя. Придирчивый взор его тотчас привлекли нестерпимо, с его перфекционистской точки зрения, пыльные поверхности стола и экрана монитора, за которыми он сидел. Теряясь в догадках относительно того, каким образом он мог не заметить сие вопиющее обстоятельство ранее, щепетильный педант принял для себя однозначное и бесповоротное решение, что дальше так продолжаться ни в коем случае не могло, – он срочно должен был найти способ протереть от пыли временное рабочее место.
Превозмогая моментально захлестнувшую его волну отвращения, Эн прижмурился и развернул голову назад в сторону самой ближней стены позади него. К стене той прилегал небольшого размера столик, на котором, кроме резервного микрофона (который Ручкин в силу своей лени никогда не утруждался отключать от звукового тракта за ненадобностью), лежало и искомое им средство спасения – измятая тряпочка из микрофибры. Решившийся во что бы то ни стало удовлетворить свою навязчивую идею по протирке пыли, шизофреник уже готов был тихонечко подъехать на офисном кресле к столику, но был некстати отвлечен еще одним присланным соучастником сообщением в мессенджере. На этот раз голосовым.
«Да заколебал ты меня уже. Что тебе надо-то все, – рассерженно подумал Энвидий. – Еще и голосовые мне шлет, придурок. Знает же ведь, что я на совещании сижу». Включив голосовое сообщение и прислонив телефон к уху, он тихой сапой откатился на стуле назад к столику с микрофоном. В голосовом сообщении, которое не содержало в себе ни толики сколь-нибудь важной информации, Радик описывал приятелю свой трудный путь по узкой проселочной дороге до опушки и в который раз сетовал на затяжную видеобеседу. На фразе: «Ща гляну, йеп, скок ты там сидишь уже» радиковское аудиосообщение внезапно затихло. Подумав, что бесполезнейшее за всю его жизнь голосовое подошло к закономерному концу, Сапог убрал телефон от уха и, не блокируя его, положил на столик, чтобы освободить кисть и обеими руками расправить скомканную тряпку, исследовав ту на степень загрязненности и, соответственно, пригодность к использованию в качестве средства для протирки от пыли.
Лишь когда перфекционист взял в руки тряпочку, он краем глаза разглядел на вновь загоревшемся экране все еще продолжавший свое движение вправо бегунок, с запозданием поняв, что голосовое сообщение Рязанова вовсе и не думало заканчиваться, а всего-навсего взяло кратковременную паузу для того, чтобы его диктор выполнил точную калькуляцию продолжительности переговоров по состоянию на тот момент времени. Более не имевший перед собой физического препятствия, датчик приближения устройства послушливо отдал приложению команду перевести режим воспроизведения аудиосообщения с проигрывания через разговорный динамик на проигрывание через динамики основные полифонические, которые по случайному и не совсем удачному стечению обстоятельств оказались настроены на максимальный уровень громкости. Оказавшись аккурат под никогда не выключавшимся резервным микрофоном, незаблокированный телефон после недолгого затишья снова стал озвучивать голосовое Радика, но уже не только одному Сапогу на ушко, а во всеуслышание.
Послышавшееся из телефонных динамиков звонкое распевное: «Йе-е-е-е-е-е-п!», тут же захваченное микрофоном и отправленное им в звуковой канал конференции, раскатисто прогремело из колонок на том конце связи, на полуслове перебив чью-то важную реплику. Воспроизведенное на другом конце провода рязановское фирменное выражение оказалось настолько громким, что несшая его из колонок звуковая волна была уловлена микрофонами с той стороны и в виде аудиосигнала передана с некоторой задержкой обратно на сторону «РандомЭкса». Гулким эхом прозвучавший теперь уже из рандомэксовских аудиоколонок, клич возмущения повторно облетел совещательную комнату и, несколько раз отразившись от разных ее углов и поверхностей, растворился в воцарившейся напряженной атмосфере.
В видеоконференции застыла неловкая пауза. Лица переговорщиков по обе стороны экрана выражали растерянность и замешательство. Сотовый аппарат Сапога тем временем снова стал транслировать в конференцию отчетливый голос: «Йе-е-еп, дура, уж о́лмост час сидишь там! Камо́н, гони оттуда ссаными тряпками всех, скок можно уже». Рандомэксовцы, локализовавшие источник звука, в едином порыве непонимающе уставились на Энвидия, который, постигнув причину произошедшего по его вине эксцесса, только к этому моменту смог справиться со своим страшным позором и определиться с тем, какие действия теперь требовалось осуществить для ликвидации последствий возникшей чрезвычайной ситуации.
