Разработав эту хитровыдуманную и гораздо более утонченную во всех аспектах по сравнению с простой Операцией «Т-1000» собственную Операцию «Demolition Man[8]», где заместо обыкновенного железа предметом кражи становилось «железо» компьютерное, а заместо терминатора в качестве средства совершения хищения использовался беспилотный летательный аппарат, Энвидий во всех деталях описал ее в конфиденциальном телефонном чате Родиону, который по достоинству оценил смекалку друга и принял предложение стать соучастником планируемого преступления с большим энтузиазмом. С особыми трепетом и тщательностью суеверно выровняв на столе предметы, к которым, следует заметить, никто со вчерашнего дня даже не притрагивался, Сапог в предвкушении предстоявшего им завтра тяжелого дела лег в кровать раньше обычного, желая основательно выспаться перед столь ответственным рабочим понедельником. Надежде на крепкий сон, однако, не суждено было сбыться, виной чему послужили объявшие нашу тварь дрожащую нервозность и страх быть пойманным на месте преступления, точь-в-точь как сегодня Шиловым у колеса «лексуса».
В 06:20 Энвидия разбудила самая ненавистная мелодия трудовых будней – сигнал будильника. В его случае, как ни странно, такой сигнал вовсе не оповещал о необходимости сейчас же просыпаться и вставать, а лишь инициировал серию звонков будильника, число отложенных срабатываний которого зависело от того, насколько хорошо выспался за ночь слушатель-адресат. Так, если Маркович вдоволь отсыпался, то он откладывал будильник на десять минут вперед всего один раз. Если, проснувшись после первого сигнала, он ощущал умеренной остроты чувство недосыпания, будильник откладывался на те же десять минут уже два-три раза подряд. В той же ситуации, когда с первым звонком Сапожников только титаническим усилием воли мог заставить себя продрать глаза, чтобы спросонья отыскать хитро запрятавшийся где-то у подушки телефон и с облегчением заглушить раздражающую до чертиков противную мелодию, то есть, другими словами, когда он адски не высыпался, сигнал будильника звучал с десятиминутными перерывами уже вплоть до четырех-пяти раз. При последнем, наиболее критическом сценарии, когда Сапог поднимался с кровати только в 07:20, им вынужденно жертвовались в пользу драгоценных минут рядовые гигиенические процедуры, каждая из которых, ясное дело, таила в себе сакральный символический ритуал.
Из-за того, что Сапожников долго не мог заснуть и всю ночь ворочался, раздираемый сомнениями насчет некоторых нюансов реализации их совместной с Рязановым махинации, он закономерно ужасно не выспался и избрал запасной вариант с шестикратным переносом неприятного звукового сигнала на десять минут вперед. Он бы с превеликим удовольствием отложил его и в седьмой раз, но делать ему так было нельзя ни при каких обстоятельствах: в 07:30 каждое буднее утро он уже должен был стоять на автобусной остановке неподалеку от дома, где его подхватывал и после доставлял на работу корпоративный транспорт. Встав в двадцать минут восьмого, он небрежно умылся, в темпе спешащего на вызов пожарника оделся, запрыгнул в свои так и не отмытые от грязи белые кроссовки (потому как обуваться на столь важное и серьезное дело в невезучие мокасины, так подставившие его вчера перед Федором фактом отсутствия на них шнуровки, было в его суеверной догматике равноценно собственноручной подписи за неуспех намеченной операции) и, прихватив сумку с вещами, пулей вылетел на улицу, в спешке даже забыв спуститься по внутренней стороне лестницы.
Выбежав во двор, опаздывавший соня тут же почувствовал ударившее ему в лицо сбивчивое дыхание ветра, который даже не думал стихать вот уже как третий день подряд. «Да уж, погодка-то нелетная», – с горечью констатировал Энвидий. Как бы то ни было, но переносить на этой почве свою авантюру на другой день он был решительно не намерен, полагаясь на всепрощающий русский авось. «Да ладно, на доверии. Там пролететь-то надо будет всего метров пятьсот. Вряд ли на таком маленьком расстоянии коптер унесет ветром куда-либо», – заверял себя Сапожников на пути к остановке. Домчавшись до точки сбора, он залез в подъехавший через полминуты рандомэксовский корпоративный микроавтобус.
– Всем доброе утро, – с хмурым лицом по привычке поприветствовал собравшихся в автобусе коллег Сапог, усаживаясь на свободное место.
Коллеги, с разной степенью нескрываемости ненавидевшие не только свою работу, но и друг друга (исключением из чего сам Энвидий, безусловно, тоже не являлся), с разной степенью неискренности дружно отозвались приветствиями разной степени лицемерности.
– Энвидий Маркович, доброе утро, – протянул Сапогу руку сидевший напротив начальник службы качества Домбровский. – Я вам хотел вот напомнить, что в 09:30 у нас общее совещание. Вы должны будете поприсутствовать для настройки видеоконференции.
«Твою ж мать, сегодня же еще совещание это долбаное… Совсем из башки вылетело. Как бы мне с него слинять и за это время всю нашу затею провернуть, пока они там заняты», – размышлял аферюга, надумавший обратить в свою пользу неугодное ему мероприятие.
– Да-да, я помню, Борис Анатольевич, – соврал Сапожников, пожимая протянутую ему руку. – Вы же мне еще в пятницу днем напоминали несколько раз.
– Ну просто у нас же до этого обычно ваш начальник Ручкин этим занимался всегда, но поскольку он сейчас в отпуске, а сегодня такой ответственный разговор…
– Не беспокойтесь, все в памяти. Все будет в идеальном виде, – поручился за свою работу помощник системного администратора, на уме у которого в тот день крутились вещи намного более судьбоносные и ответственные, чем какая-то там видеобеседа с заказчиком. – А мне надо будет все это время там присутствовать или можно будет уйти после начала?
– Ой, это не ко мне. Это у генерального спрашивайте, – отмахнулся Домбровский.
Микроавтобус прибыл на завод строго по расписанию за пятнадцать минут до начала рабочего дня. По еще одному из сотни своих суеверных обыкновений пройдя именно через средний из трех турникетов на контрольно-пропускном пункте, Энвидий удивленно поймал себя на мысли, что первый раз в жизни он направлялся к своему кабинету с неподдельными рвением и воодушевлением. Предъявив охранникам к осмотру содержимое своей сумки, он вдохновенно поскакал по ступенькам на четвертый этаж, где находилось его рабочее место.
По дороге к кабинету, в самом начале коридора Сапога остановила показавшаяся из-за открывшейся прямо перед его носом двери голова начальника отдела закупок Ткаченко, который боязливо, одной лишь верхней оконечностью тела выглядывал из своего убежища с опаской того самого школьника, стоящего на стреме у входа в класс, пока его ушлые одноклассники, решив воспользоваться отсутствием в кабинете учителя, фотографируют лежащие на преподавательском столе ответы на предстоящую самостоятельную работу. Стрельнув бешеными глазами в оба конца коридора, он шепотом запросил у заслонявшего видимость Сапожникова разведданные, которыми тот, по мнению Ткаченко, мог обладать:
– Пс-с-с, Энвидий! Виолетту Викторовну не видел?
– Нет, не попадалась, – кратко доложил оставлявший желать лучшего разведчик.
Не получив нужного ответа на свой вопрос, руководитель закупок изобразил на лице неудовлетворенную гримасу и беззвучно залез обратно в бункер, прикрыв за собой дверь. Укрытием ему служила крохотная подсобка, где хранился инвентарь уборщиц, и прятаться в которой при обычных обстоятельствах глава структурного подразделения в здравом уме вряд ли бы стал. Привыкшего же к подобному зрелищу Марковича это ничуть не удивляло.
Сапог дошел до кабинета системного администратора, где они вдвоем с начальником заседали, бо́льшую часть времени занимаясь имитацией бурной трудовой деятельности, и вставил ключ в дверной замок. Когда он уже был готов открыть дверь в родные пенаты, его одернул раздавшийся откуда-то справа мерзкий, скрипучий и хорошо знакомый ему голос:
