– Да. Выкини всё это. Оно мне больше не нужно.

Мой друг сгрёб всё в охапку вместе с дорогими лентами.

– Хемиш, – я остановила его у дверей.

Он обернулся, и я подошла, чтобы обнять его. Его рука сперва задержалась, но потом легонько коснулась моих волос. Он был так высок, что я чувствовала себя маленькой девочкой, закутавшейся в большой взрослый халат. Его запах напомнил о родном доме, и мне не захотелось отпускать его.

– Ну-ну, – пробормотал он, отстраняясь. – Не забудь принять лекарство. – И ушёл.

В этот момент он напоминал заботливого отца, за которым в то же время всегда остаётся последнее слово.

Мне пришлось подчиниться и выпить лекарство, а затем я переоделась в свою одежду, а все остальные вещи разложила на выделенной для меня Хемишем полке. Я заметила, что в дверцу шкафа вставлено зеркало почти в полный рост. Неужели мой друг одевается перед зеркалом? Но он так хорош, почему бы и нет.

Я не стала возвращаться в постель, мне не хотелось спать. Я взяла халат, чтобы вернуть его Хемишу, а ещё решила спросить что-нибудь против начинающегося насморка.

– Сейчас я сварю картошечку, – ответил он, когда я рассказала ему о насморке. – Халат повесь на спинку кресла. Хорошо, что ты его отдала, у меня он единственный.

Я представила, в чём же тогда ему пришлось спать.

– Зачем тебе варёная картошка? – поинтересовалась я.

– Не мне. Ты будешь прикладывать её к носу. Действенное средство.

– Откуда знаешь?

– Мама у меня знаток народной медицины, – благоговейно произнёс он, топчась по кухне, пока я стояла у двери.

– У тебя есть родители? – почему-то удивилась я.

– Конечно. Не в огороде же меня нашли. И мать, и отец есть, а ещё дедушка. Они все живут в …, – он назвал один из пригородов. – Я всегда посылаю им открытки, а на Рождество приезжаю.

– Значит, ты скоро уедешь?

До Рождества оставалось меньше месяца.

– Придётся. Приедет ещё мой брат. Но ты не беспокойся, Агнес. Можешь жить здесь и без меня.

Меня не очень радовала перспектива отмечать праздник в одиночестве. Удивительно, как сильно я привязалась к этому молодому и красивому мужчине за два дня и успела его полюбить. Однако я должна понимать, что у него своя жизнь и свои планы, а я просто случайно оказалась на его пути. Естественно, что ради меня он не может оставить свою семью.

– Как зовут твоего брата?

– Кристофер. Он врач, у него своя частная практика. Летом он женился.

И он начал рассказывать о брате. Кстати, гораздо охотнее, чем о себе.

Наконец картошечка сварилась. Он обернул её своим шерстяным шарфом, вручил мне, и я стала греть нос. Меня глубоко тронула его забота обо мне.

Хемиш закончил своё мельтешение по квартире и сел рядом со мной на диван. Его рубашка подчёркивала стройную фигуру, а глаза сейчас казались чуть зеленоватыми. Моё сердце застучало от его близости.

– Чем хочешь заняться сейчас? – спросил он и посмотрел в окно.

– Может, книгу дочитаю, – я взяла «Айвенго». – Мне не хочется мешать тебе. Ты видно отложил свои обычные занятия ради меня.

– Сегодня я могу себе это позволить. Хочешь сходить прогуляться?

– Нет, только не это, – живо возразила я.

Я не желала больше сталкиваться с теми вещами, что могли причинить мне душевную боль.

– Тебе не следует цепляться за прошлое, Агнес.

Любые его советы были мудры и деликатны, но я не желала к ним прислушиваться.

– А что в той комнате? – я указала на дверь, за которой ещё не была.

– Всякое барахло, как в чулане. Коробки, старые вещи, рояль, доставшийся мне от прежних хозяев.

– Рояль? – оживилась я. – Ты играешь?

– Нет, я далёк от музыки. Меня занимают точные науки. А ты?

– Конечно. Игра на фортепиано входила в моё обучение. Я могу посмотреть? Обожаю музыку.

Хемиш кивнул.

Я открыла желанную дверь и среди всякого хлама и свёрнутого постельного белья заметила небольшой кабинетный чёрный рояль германской фирмы. Следовательно, его приобрели ещё до войны. Я откинула крышку и прошлась по клавишам.

– Идеальный звук, – прошептала я.

Не знаю, сколько он простоял здесь, но струны ничуть не расстроились. Звук был сочный, бархатный, а биение между двумя клавишами звучало в унисон и гармонично. Я подтащила старый пуфик, уселась поудобнее и заиграла. Я достаточно неплохо знала наизусть несколько произведений, но этого было недостаточно для продолжительной игры.

– Ты играешь очень хорошо. Ты могла бы работать в каком-нибудь ресторане и зарабатывать неплохие деньги, если не можешь танцевать. Ты не думала об этом прежде?

Хемиш застрял в дверях, а я обернулась к нему, закрыв крышку.

– Нет. Музыка всегда со мной с детства, но я никогда не хотела сделать её своей профессией. Я всегда грезила танцами. К тому же было бы неприлично работать в каком-нибудь кафе-шантане.

– Лучше с моста прыгать, так ведь? – хмыкнул он.

– Никогда больше не напоминай мне об этом. Я сожалею о дурном поступке, – буркнула я, собираясь выйти, но остановившись напротив своего друга, не в силах оторвать от него своего взора.

– Почему ты так смотришь? Прости, если сказал что-то не то. Иногда я не в силах терпеть человеческую слабость.

Я пропустила его намёк мимо ушей. Неужели он не видит, что симпатичен мне, не говоря уж о любви?

– Всё, что мне дорого, никогда не станет для меня доступным, – вздохнула я, проходя мимо него.

– Борись, Агнес, и не сдавайся, раз уж ты не мыслишь себя без сцены.

Он думал, что я говорю о танцах и своей работе, но я-то имела в виду его самого. Может быть, я действительно слабая и пасую перед малейшей трудностью?

– Если хочешь, можешь играть на рояле в моё отсутствие.

– Тебе не понравилось, – равнодушно произнесла я, оперевшись о стол, чтобы выглянуть в окно.

Вид из окна выходил во двор и соседний дом. Голые деревья торчали как палки. Уже к началу ноября вся зелень пожухла, а теперь вот-вот мог пойти снег.

– Наоборот, но я привык работать в тишине. От старых привычек нелегко избавиться.

– Ты не должен что-либо менять из-за меня. Я всего лишь нежданный гость, – я обернулась и увидела, что он стоит позади меня.

Трудно поверить, но я ощутила лицом жар, исходящий от его тела. Я частенько чувствовала так температуру своего партнёра по танцам.

– Это не так, – произнёс он мягко, глядя куда-то вдаль за окно. – Ещё когда только я вынес тебя на берег и избавил твои лёгкие от воды, я сразу почувствовал, будто когда-то был знаком с тобой. Разглядев лицо, я понял, что это не так, но всё же ощущение дежа-вю не оставляло меня. Можешь не верить, но я почувствовала в тебе родственную душу. В голове будто щёлкнуло что-то, словно в прежней жизни мы были близки. Понимаешь?

Его слова о прошлой жизни показались мне странными в эпоху превосходства человеческого разума, но я согласилась, потому что он тоже напоминал мне давнего знакомого, которого я позабыла.

– Ещё раз повторю, что ты нисколько мне не мешаешь. Сама судьба распорядилась так, а не иначе.

К моему сожалению, он отошёл от меня. Вообще этот мужчина избегал прикосновений, старался не касаться даже моих пальцев, когда передавал какой-нибудь предмет. Мне это казалось очень странным, так как моя профессия танцовщицы требовала постоянных прикосновений к телу, и это казалось мне обыденной вещью. Так что изоляция Хемиша в отношении меня была несколько обидной, ведь я питала к нему такие возвышенные чувства, а он игнорировал их.

Однако теперь я приняла его предложение как должное и осталась в его квартирке, как надеялась, навсегда.

Жизнь Хемиша показалась мне однообразной. Когда я училась, каждый день привносил в мою жизнь новые впечатления – это и участия в спектаклях, и шалости с товарками из моего класса, и подсматривание за взрослыми артистами, и стремление им подражать. Даже в мой последний год театр дарил мне новые впечатления всякий раз, как только я вступала под его крышу. Жизнь же с преподавателем университета позволяла мне созерцать только его самого, потому что он никогда не приводил никого к себе – ни гостей, ни студентов, а сама я не спешила выходить на улицу. Театр приучил меня к иному распорядку дня, нежели университет приучил моего возлюбленного.