– И прежде всего надо определиться, где мы с тобой будем жить!
Ева равнодушно хлопнула веками.
– Давай у меня. У бати, вроде, газовая плита была. Можно будет разогреть, вскипятить что-нибудь, – мне не пришло в голову, что газовая плита может быть и здесь, – Оки? Собери вещи. И… Ко мне пойдём, а потом в магазин за едой.
– Ладно, – одноклассница выразила полное согласие с моим небольшим планом.
Ева куда-то ушла, что-то упаковывала, собирала, а я вообще не чувствовал никакой охоты что-либо делать. Хотелось смотреть взрослые фильмы и спать.
Как же мне теперь, кстати, доставать «развлекательный контент»? Может, в киосках продается что-нибудь такое или придется включать фантазию?
– Стерлядь! Вот она, проблема зависимых людей. Надо же ещё это как-то скрытно делать, чтобы совсем не пасть в Евиных глазах… А может, она сама этим грешит? Подумать только, да? Два совсем одиноких человека остались наедине и должны будут скрывать друг от друга свои низменные плотские потребности. Наверняка можно будет как-то поговорить с ней на эту тему. Стрелядь…
– Пойдем, я всё, – тихо пригласила меня Ева. Она успела переодеться у себя в спальне и теперь была в джинсовых шортиках и белой футболке с принтом котика. Надо было, скорее всего, сделать какой-нибудь комплимент или типа того, но я не сообразил или зассал.
Очень по-джентельменски взяв её рюкзак, мы пошли до моего дома. Ничего и никого интересного нам не встретилось.
Безжизненность.
Дойдя до квартиры, я люто очканул, когда не смог открыть дверь. Я подумал, что кто-то изнутри её запер, но сразу вспомнил, что сам же её и закрыл. Больше не буду так делать. Воров нет, да и ломящихся зомби тоже. Бояться нечего.
Тоже переодевшись в летнее, мы с Евой пошли в магазин. Нам буквально нужно было лишь перейти через тот самый оживленный переход и сделать пару шагов в сторону.
Магаз был круглосуточный, а потому я не боялся, что двери будут закрыты. Мне всё кажется, что если мы захотим (а мы захотим) куда-нибудь в другое место пойти, то преградой нам станут железные ставни или просто пуленепробиваемые двери.
Внутри было непривычно безлюдно, тепло и немного мрачно. Кондиционер и освещение не работали, а потому местами приходилось немного помогать себе фонариком с телефона, чтобы отыскать нужное. Я взял корзинку и с ней набирал ништяки.
– Вот ведь срань Господня. Уже через считанные дни всё, что лежало в моризильных камерах начнёт неистово вонять. За ними пойдут всякие молочные продукты, а затем и овощи. Надо будет вытащить все долгопортящиеся до того, как магазины начнут превращаться в закупоренные компостные ямы. Хотя… Дожить бы до этого.
В одиночку я натырил быстрозавариваемую лапшу, тушенку, огурчики, воду в бутылках, шоколад и энергетики. Никогда их не пил, на самом-то деле. Просто захотелось попробовать, что это такое. Всё равно никто не пожурит. Ева ходила за мной следом, молчала, что-то вместе со мной брала. Меня не покидало ощущение, что эта дура на что-то обиделась и теперь я наказан.
Мы, наконец-то, закончили этот акт невинного мародерства и прошли мимо кассы на выход. Появилась идея потом отыскать где-нибудь в квартире деньги и оставить пару-тройку тыщ здесь, как бы, в компенсацию. Нельзя же брать что-то и не возвращать? Впрочем, дальше этой мысли ничего и не было. Всегда у меня так. Главное – подумать, что нужно поступить правильно. Поступать вовсе необязательно. Главное, что ты успел подумать об этом. Да простят меня боги магазинов и розничной торговли.
Вернувшись домой уже в третий раз, я, переведя дыхания после безлифтового затаскивания тяжеленной корзинки, отправился на поиски газовой плиты. Я предполагал, что это таинственное металлическое и совсем не порожденное адом котлище лежит на балконе. И я был, как почти всегда, чертовски прав. Надо было только отодвинуть в сторону какие-то доски, мешки и стройматериалы, чтобы найти заваленный пылью искомый артефакт. Кто же знал, что он тяжелый, как чугунная свинья. Только я думал, что вышел, как меня затащили обратно. Страшно изогнувшись, я попытался поднять плиту. Я даже надеялся, что она не шелохнется и мне не придется заниматься её перетаскиванием, но меня обломили. Впрочем, не такая уж она тяжелая.
Дотащив её до кухни, со смаком грохнув её на обеденный стол и, кажется, что-то сломав, я, для чего-то окликнул Еву. Не знаю, то ли захотел похвастаться своей богатырской силой, то ли намекнуть, что надо бы плиту протереть, а это дело не мужское.
Тихо-тихо шлепая голыми ступнями из моей комнаты, Ева пришла, увидела, протерла плиту недалеко найденной тряпочкой.
– Надо теперь её включить, – завороженно смотрел я на черную и блестящую сталь и вслух размышлял.
– Давай, – вновь я услышал полное согласие с моим замыслом. Я покрутил что-то, потыкал и ничего не произошло.
– Если хочешь решить проблему, то нужно просто добавить немного газа, – голос в голове с очень «антифашистским» подтекстом подсказал, что нужно сделать. Я театрально хлопнул себя по лбу и вернулся на балкон. Рядом с чистым от пыли квадратом, который некогда занимала плита, лежали жестяные баночки. Они мне показались очень знакомыми. Я видел их, когда мы с этой плитой редко выезжали на природу. Из них никто не пил, но они были там. Значит, для чего-то использовались. Я с азартом испытателя потряс одну и почувствовал, как в ней бурным океаном что-то плещется. Я не знал, должно ли так быть, но меня это не остановило. Если сейчас мне будет суждено умереть от взрыва, то пускай так и будет. Вспомнился анекдот про вспышку от противопехотной мины… Не повторяйте.
Я весьма непринужденно шёл на свою гибель. Если для того, чтобы поесть заваренного доширака, мне придется поставить свою и не только жизнь, то меня устраивают такие шансы. Вставив в отсек открытую баночку, я начал снова крутить рычажок. Делал я всё быстро и как-то без сомнений. Сбоку от меня стояла Ева и, наверное, про себя молилась, чтобы не херануло.
Не херануло.
Перекрещенный дырчатый кружок плиты воспламенился синенькими красивыми огоньками. Они источали приятный жар. С голливудской усмешкой я глянул на свою «подругу» и захотел что-нибудь выпалить, типа: «Гефест бы гордился мной» или «Началась эпоха огня» – вместо этого у меня заплелся язык, и я просто сказал: «Нормально».
Ответа не было. Я заслужил лишь кивок и микроскопическое поджатие нижней губки.
Я, нисколько не обиженный таким равнодушием, наполнил кастрюльку, поставил её греться и начал ждать. Самое тупое, что можно делать во время готовки – ждать. От этого очень сильно хочется есть и все процессы происходят нарочито медленно. Впрочем, от ожидания я пришёл к сожалению. Мы забыли взять в магазине побольше неиспорченных овощей. Можно было бы сделать салат. Мама всегда делала салат, когда готовила на выходных.
Я даже уже успел забыть про неё, как странно.
Зато я вспомнил про наш холодильник. Он всегда полон каким-то люто несъедобным, как мне кажется, хрючевом, от которого теперь строго необходимо избавиться. Внутри лежала свиная нога, холодец под пластиковым куполом для торта, помидорки, айран, всякие соусы и, вишенка на торте, батин суп. Вы же знаете эту историю про батин суп, от которого обои отклеиваются… Я взял помидорки и торжественно поклялся, глядя на китайские магнитики, что уберу этот кошмар сегодня же.
Мне пришлось впервые в жизни что-то порезать ножом, кажется. Мне он показался тупым, но другой брать было откровенно лень. Когда я закончил, вода на плите вскипела, я отключил огонь и нежно полил уже приготовленные и удобренные куски «дошика». Впервые за много месяцев по кухне раздался этот отвратительно-пленительный запах специй и пластика. Нутро так и просило жрать. Той же кипяченной водой я наполнил кружки, рассчитывая потом устроить небольшое чаепитие.
– Ева, иди кушать! – сегодня происходит настоящий день открытий. Я впервые кого-то позвал есть собственно приготовленное… Не знаю, как это назвать. Из моей комнаты начал слышаться прелестный топоток. Так странно, что мы даже не поговорили о том, что будем готовить в пищу и будем ли вообще есть. Это потому, что я не спросил или потому, что Ева слишком постеснялась противиться моей воле?
