Но детей двоих родили: дочь Тамару и сына Витюшу.

Лёля с мужем жили в Трасове. Шла эпоха коллективизации. Николай стал председателем колхоза, чем она, как жена, очень гордилась. Настоящий мужчина – глава семьи. Жили хорошо, но беднее, чем в родительском доме.

Сестра Танюшка деревенскую работу сменила на «Ляньград», где устроилась работать няней в семью немцев. Затем «дослужилась» до экономки. Осела в Ленинграде, вышла замуж за Петра. Муж по дому всё сам делал. Голос никогда ни на кого не повышал. Танюшка «я-я-якала» по-прежнему и считала себя главной в семье, на что Пётр реагировал спокойнейше.

И сёстры были не похожи, и мужья у сестёр тоже были не похожи.

– Такой, такого найдя, – оценивала Лёля семейные пары и добавляла, – купец – купца, слепец – слепца. Пара сходится: бес «с весам».

Татьяне понравилось жить в Ленинграде. Она сманивала туда брата Ванюшку. Он поехал. Проработал в семье у немцев целый год. Языка не освоил, но почему-то решил, что хозяин хочет женить его на своей дочери. Вернулся домой, в деревню, мотивируя словами:

– Они своё «чур-чур-чур», а я не понимаю. Может, убить меня хотят?

Отец донимал его присказками, намекая на невыгодный год в Ленинграде.

– Кот ходит по крыше: «Бурлак, Бурлак!».

Воробышек сел на плетень: «Чей-чей, чей?».

Теленок во хлеву: «На-а-аш!».

А петух взлетел, закукарекал: «Ни рубли не привёз!»

Редко, когда Иван высиживал, выслушивая это до конца. Чаще вставал и уходил. А потом женился на Маньке, да так и прожил с ней всю жизнь. Маньке можно было посочувствовать, Ванюшка, как в деревне говорят, «дурной» был. Напьётся и как за язык подвешенный:

– Маньк, а Маньк!

Пережил её всего на один год.

Однажды, когда чем-то занимались в огороде, услышали от соседа страшную весть. Он говорил, что началась война с немцами. Однако никто в это не поверил, потому что совсем недавно был заключён договор с Германией. В этом договоре было сказано, чтобы немцы и русские не нарушали мир десять лет. Но скоро в деревню пришла повестка и полностью подтвердила слова соседа. Мужчинам пришлось бросить свои семьи и идти на войну.

Лёлин муж ушёл на фронт, как и многие. Она осталась в деревне с двумя детьми: старшей дочери Тамаре было шесть лет, сыну Вите – три года. Во всех деревнях остались бабы да ребята.

В первые дни войны вражеские самолёты летали так низко, что казалось, крыши свернут. С самолётов не бомбили, а рассматривали местность.

Немцы приближались к деревне. Жителям нужно было покидать родные места. Взрослые уложили кое-какие вещи, посадили детей на телегу и вышли в поле. В это самое время над полем с диким рёвом пролетел самолёт. Люди испугались бомбардировки и бросились кто куда. Тамара и Витя продолжали сидеть на телеге. Самолёт оглушил и улетел. Когда взрослые очнулись от шока, спохватились, что дети так и просидели на телеге.

Уйти не успели. В деревню пришли немцы, и три года жителям предстояло жить под оккупацией.

Когда немцы пришли в Трасово, заняли, в том числе и наш дом. Лёля ушла жить в дом к свекрови, где была ещё одна старенькая бабушка (мама свекрови или свёкра, уж и не помню).

На тот момент у Лёли была корова. Точнее сказать, осталась одна корова. Скота раньше держали много, да почти весь немцам достался. Сохранённых животных решили передать партизанам. Договорились, что ночью каждый возьмёт свою корову и поведёт в лес. Все так и поступили, и Лёля тоже. Вышли ночью, а другой вернулись назад. Без хлеба и воды шли больше суток. Всех деревенских коров оставили. Пусть пригодятся партизанам, а не достанутся немцам.

На обратном пути остановились путники у мельницы. Мельник велел всем пересыпаться мукой. Когда они пришли в деревню, немцы решили, что люди на мельнице были.

Однажды вечером в Лёлин дом постучали. За дверью оказались две молоденькие девушки. Они сказали, что отстали от родителей и попросились переночевать. Старенькая бабушка догадалась, что две девушки – партизанки. Во время гражданской войны она и сама была "красной" партизанкой. Подсела к гостьям на печку и стала расспрашивать. Отвечали ей очень хитро.

Вдруг прибежала соседка, жена местного старосты, и со слезами сказала, что её мужа уводят немцы. Сообщив эту новость, она тут же, босиком по снегу, поспешила сообщить эту новость и другим соседям. Те благоразумно заставили переждать у них. У немцев тем временем начался переполох. Посчитали, что жена старосты пошла за помощью к партизанам, и уехали из деревни. Могли вернуться с облавой!

Лёля предложила партизанкам укрыться в сене. Те согласились. Она закрыла партизанок и пришла домой. Целую ночь переживали, но всё обошлось благополучно. Партизанки рано утром ушли, обещав: "Живы будем – век не забудем". Но кончилась война, а от них ни слуху, ни духу. Забыли они, видно, а скорее всего, погибли.

Иногда в дом по ночам приходили и «псевдопартизаны», пытались вынести и отобрать всё, что могли. Самая старенькая бабушка не давала «партизану в кавычках» снять себя валенки.

– Не отдам, сынок! Последние валенцы!

Кто их там грабил по ночам? Партизаны или, скорее всего, прикидывающиеся таковыми.

Можно сказать, что моей семье повезло. Другие деревни испытали на себе ужасные зверства. Далеко ли деревня Красуха?

– Хоть и фашисты были, а всё ж люди.

Моя бабушка Тамара рассказывала, что как-то во время обеда немцы угощали детей печеньем. В то время печенье!

Она отказалась, не взяла. Какой же стержень был, чтоб, будучи недоедавшим ребёнком, отказаться от лакомства.

– Понимала, что от врагов брать не надо. Младший брат брал печенье. Немцев забавляло, как он подбегал за угощением.

Немец, который жил в Лёлином доме, готовился в отпуск и оттуда собирался привезти маленькой Тамаре платье. Он делал замеры с помощью ниточек. В те времена так, бывало, делали и портнихи. В итоге платье не привёз, но намерение-то было.

Однажды другой немец напугал Лёлю: поймал момент и приставил к горлу какое-то оружие. Мол, что хочет убить. Попугал, посмеялся и отпустил.

Прабабка в долгу не осталась. Некоторое время спустя подобралась тихонько сзади к этому же немцу, приставила серп к горлу. Это с её небольшим ростом!

– «Киндер»! – заскулил немец и показал рукой на уровне колена и пояса рост детей.

– У меня у самой «киндер»! – Лёля опустила серп.

Немец больше не подходил. Понял: были в расчёте.

Долго жила моя семья под оккупацией, но в своей деревне. Когда боевые действия стали приближаться к Трасово, немцы заставили жителей покинуть деревню. Некоторое время семье пришлось жить в Латвии. Шли они туда и обратно пешком. Назад возвращались меньшим составом: самая старенькая бабушка умерла ещё по пути в Латвию.

По словам деревенского деда, конец войны будет тогда, когда немцы без шлемов пойдут.

Слова деда оправдались. Немцы бежали со всех сторон. Бежали в Германию. Многие останавливались, просили попить воды. Напившись, бежали дальше. Бежали… Бежали… Ни у одного немца шлема не было.

Город Остров освободили 21 июля 1944 года. С огромным уважением относились к этому дню, но ссылались не на дату, а говорили так:

– В Казанскую нас освободили!

Самое ужасное было позади, а впереди – тяжёлые послевоенные годы.

В конце июля мои родные с волнением подходили к горке, на которой стояла деревня Трасово. Мысли у всех были одинаковые:

– Остались ли в деревне дома? Уцелел ли наш дом?

Поднявшись на горку, с ужасом увидели, что от большой деревни остались только два дома. Наш был сожжён. Это было большое горе.

На огороде, рядом с родным пепелищем четыре огромные ямы. В саду остатки печки. Одну яму накрыли ветками, внутри сложили печку. Так и жили.