– Но ведь моему куму стало легче.

– Боюсь, это только временное улучшение.

– Значит, господин де Нери умрёт?

– Всё в руках Божьих. Однако от холеры, как Вам известно, нет спасения.

Едва не сбив с ног человека в чёрном, Лоренца бросилась к Доруа:

– Мэтр Жак!

– Мадемуазель! – кум мессира Бернардо бросил на неё сочувственный взгляд. – Ваш отец хочет поговорить с Вами.

Не произнеся больше ни слова, та словно во сне двинулась за ним, в то время как в её мозгу билась единственная мысль: «От холеры нет спасения». Едва она вошла в спальню, как Нери открыл глаза:

– Я ждал тебя, принцесса.

– Доруа сказал, что тебе уже легче, отец, – как всегда в минуту волнения девушка, сама не замечая того, перешла на тосканское наречие.

– Да, принцесса, – ответил банкир, в то время как находившаяся рядом донна Флери поспешно отёрла полотенцем выступивший на его лбу холодный пот. – Присядь вон там, возле двери. Я хочу поговорить с тобой.

Девушка послушно опустилась на сундук, на котором сидела минувшей ночью. Несмотря на то, что им приходилось разговаривать через всю комнату, Нери, по-видимому, это не смущало.

– Я чувствую, что умираю, Лоренца, но перед тем, как отдать Богу душу, мне необходимо открыть тебе одну тайну…

– Нет, ты не умрёшь, отец! Бог не допустит этого! – Лоренца вскочила с сундука.

– Успокойся и выслушай меня, – мессир Бернардо закрыл глаза и поморщился.

Спустя минуту он снова поднял отяжелевшие веки:

– Я всегда любил тебя как родную дочь, принцесса. Однако на самом деле твоим отцом является другой. Мы с донной Флери твои приёмные родители.

Последнюю фразу банкир произнёс по-французски, вероятно, специально для своей жены. Что же касается его приёмной дочери, то она почувствовала, как перед глазами у неё словно всё поплыло. Тем временем донна Флери, неправильно истолковав молчание девушки, печально кивнула:

– Это правда, Лоренца! Мой муж дал золото священнику в Мо, чтобы он записал тебя, как нашу дочь.

– Ты происходишь из благородного рода и должна гордиться своими предками, которые на протяжении трёх поколений управляли Флоренцией, – продолжил после паузы банкир. – Твой отец – покойный Лоренцо Медичи, прозванный Великолепным.

Видя, что донна Флери тоже плачет, девушка воскликнула:

– Отец! Матушка! Несмотря ни на что, я считаю вас своими родителями, потому что вы вырастили и воспитали меня!

– Спасибо, дитя моё! – растроганно произнёс мессир Бернардо. – Ведь мы с тобой тоже не совсем чужие, так как Нери состоят в родстве с Медичи. Однако ты не должна отказываться от своего родного отца.

– Но он ведь отказался от меня.

– Нет, принцесса. Подойди к моему столу.

Девушка послушно приблизилась к столу, где лежал свёрнутый в трубку пергамент и круглая шкатулочка из чёрного дерева.

– Эту грамоту мне прислали из Флоренции незадолго до смерти Великолепного, – продолжал её приёмный отец. – В ней написано, что сеньор Лоренцо признаёт тебя своей родной дочерью и даёт тебе право называться Медичи. Раньше я считал, что отдавать тебе грамоту ещё рано. А теперь, боюсь, уже слишком поздно…

– Возьми же её, – добавил мессир Бернардо, заметив, что девушка не решается прикоснуться к свитку.

Дрожащими руками Лоренца развернула документ. От волнения буквы плясали у неё перед глазами и поэтому она смогла разобрать лишь подпись «Лоренцо Медичи». Рядом стояла печать с гербом, по-видимому, оттиск перстня. На ней была изображена пирамида из шести горошин.

– Там ещё есть фамильная драгоценность для тебя, которую ты должна надеть в день своей свадьбы, – в это время сказал наблюдавший за ней Нери.

Открыв шкатулочку, дочь Великолепного увидела золотую цепочку с овальным рубином чуть больше её ногтя. В другой раз, получив такой роскошный подарок, девушка себя бы не помнила от восторга. А теперь, повернувшись к кровати, она напомнила:

– Ты забыл сообщить мне, отец, имя моей родной матери.

Банкир снова переглянулся с женой.

– Это одна благородная дама, француженка. Дело в том, что она была замужем, когда ты появилась на свет. В общем, это долгая история. И мы с донной Флери благодарны Творцу за то, что он послал нам тебя, потому что наш единственный ребёнок умер и больше у нас никогда не было собственных детей…

В этот момент в дверь постучалась служанка и сообщила, что прибыл падре Антуан.

– Проси, – приказал мессир Бернардо.

Затем, взглянув на Лоренцу, он добавил:

– Мы поговорим о твоей матери после, если будет на то воля Божья.

– Я сразу поспешил сюда, как только узнал о твоей болезни, сын мой, – сказал, внеся с собой в спальню запах ладана, старенький подслеповатый священник.

– Благодарю Вас, что пришли, падре, – вежливо ответил Нери.

Хотя флорентиец посещал церковь, в основном, по воскресеньям и праздничным дням, он не забывал при этом вносить щедрые пожертвования. Вслед за донной Флери Лоренца поцеловала руку священника и тот, осенив свою любимицу крестом, ласково произнёс:

– Благослови тебя Господь, дитя.

На пороге девушка обернулась, постаравшись запечатлеть в памяти лицо своего приёмного отца, готовившегося к исповеди. Так как после бессонной ночи донна Флери едва держалась на ногах, вдова предложила ей отдохнуть наверху. Но та не хотела далеко удаляться от своего мужа, поэтому решила прилечь в конторе. А Лоренца, убедившись, что о её приёмной матери есть кому позаботиться, поднялась к себе. Там она кинулась к распятию и принялась горячо молиться.

Неожиданно кто-то поскрёбся в дверь.

– Кто там? – не вставая с колен, поинтересовалась Лоренца.

– Это я, мадемуазель! – в комнату вошла Катрин.

– Как мой отец?

Её наперсница сообщила, что мессир Бернардо закончил исповедоваться священнику, который причастил его. После чего настала очередь нотариуса, явившегося следом за падре Антуаном.

– А матушка?

Оказалось, донна Флери прилегла, приказав обязательно разбудить её, как только нотариус и Нери закончат беседу, при которой также присутствовал мэтр Жак.

– Давайте я сбегаю на кухню и принесу Вам что-нибудь поесть, мадемуазель, – предложила затем алансонка.

– Нет, мне не хочется есть. Я должна молиться за здоровье отца.

– Тогда разрешите мне остаться. Может быть, Господь быстрее услышит нашу общую молитву.

Спустя некоторое время Катрин все-таки спустилась на кухню и принесла оттуда кусок пирога и кувшинчик с разбавленным вином. Попутно наперсница Лоренцы выяснила, что нотариус уже ушёл, но зато вернулся лекарь, который с помощью донны Флери решил пустить больному кровь.

Девушка без аппетита съела пирог и запила его разбавленным вином. После чего сказала своей наперснице, что хочет посетить церковь.

– Когда меня послали за священником, мадемуазель, я встретила там слугу того сеньора… – вдруг нерешительно сообщила алансонка.

– Монбара?

– Да. Он посулил мне денье, если я устрою его господину свидание с Вами.

– И что ты ему ответила?

– Я отказалась, хотя он очень настаивал, ссылаясь на то, что сеньор де Монбар послезавтра уезжает.

В этот момент снизу донёсся душераздирающий крик. Через открытую дверь конторы Лоренца увидела донну Флери, рыдавшую на груди вдовы, в то время как мэтр Жак и д’Эворт всячески пытались её утешить. Но когда девушка направилась в спальню родителей, её остановил Даниель:

– Вам нельзя туда, мадемуазель де Нери!

– Я хочу видеть отца!

Однако д’Эворт не отпускал её и дочь Великолепного обратилась к Доруа:

– Мэтр Жак, мой отец умер?

По лицу кума Нери она поняла всё прежде, чем тот ответил ей. Внезапно из спальни банкира вышел лекарь.

– Я обязан предупредить стражу, что в доме холера, – хмуро бросил он на ходу.

Его никто не стал удерживать, только донна Флери беспрестанно повторяла:

– Бернардо! Мой Бернардо! Зачем ты покинул меня? Как мне жить без тебя?

На приёмную мать Лоренцы было жалко смотреть: за какие-то сутки эта моложавая сорокалетняя женщина превратилась в старуху. Её лицо распухло от слез, а белокурые волосы, утратившие свой живой блеск, казались седыми. С помощью донны Аврелии девушке удалось уложить донну Флери в постель всё в той же конторе. Некоторое время та ещё звала покойного мужа, чтобы тот пришёл и утешил «свой цветочек». Затем вдруг открыла глаза и почти спокойным голосом произнесла: