– Прости, но у меня нет настроения на твои заигрывания, Фергулус.
И я просто хочу прострелить тебе голову.
– Ты обещала мне свидание, профессор Нуар. Никак нашла себе молоденького студента, когда перебралась в академию? Джонатану это не понравится.
Я замерла.
Нет. Они не могут знать.
Фергулус желал стать лучшим равновесом и преподавать в академии для ремалийцев еще со времен военной подготовки. В прошлом, за год до Падения, когда мир погряз в войнах, он участвовал в вооруженном конфликте Великобритании в роли командующего. Фергулус до мозга костей был марионеткой правления, поэтому первым побежал на добровольное тестирование сыворотки, а затем – на подготовку ремалийцев.
И обошла его простая девчонка, которой едва исполнилось двадцать лет.
Он пытался пробраться мне под кожу. Пытался отыскать то, что я прячу. Пытался уличить меня во лжи и сдать на растерзание верховному правителю, параллельно использовав мое тело, как надувную куклу.
Наивно.
Как только он остановился в шаге от меня, я посмотрела на него исподлобья и тихо спросила:
– Что тебе нужно?
Его презрительный взгляд прошелся по мне с ног до головы.
– Я знаю, где она.
Мои глаза затмила красная пелена.
Я зарычала и резко вытащила из нагрудного жилета пистолет. Послышался щелчок. Курок взвелся, а дуло уткнулось в лоб Фергулуса. Сиера даже не изменилась в лице: так и осталась стоять с заведенными за спину руками, ожидая вызванный лифт.
– Одно слово о ней – и я застрелю тебя прямо здесь, – прошептала я угрожающим тоном. – Миротворцы помнят приказ. Они не тронут меня, а вот тебя – запросто.
Он не испугался, хотя все знали, что со мной лучше не связываться. Несмотря на это, все считали, что я приезжаю в Рейкьявик, чтобы постоять на коленях перед Джонатаном. Они думали, моя сила заключается в хорошем минете.
Нет, я не спорю: правильно отсасывать умеет далеко не каждый. Но, будем честны, лучшая стратегия – прикинуться помешанной на красивой одежде, деньгах и сексе, выжидая подходящего момента для нападения, когда его никто не будет от тебя ожидать.
Из Фергулуса вырвался тихий смешок.
– Роксания-Роксания… Такая молодая и такая импульсивная. Я ведь даже не угрожал тебе. Просто напомнил: мне есть на что давить.
– Мне тоже.
Я опустила руку и нажала на курок.
Выстрел и яростный крик прокатились по первому этажу, содрогнув священный Дом Альтинга. Пуля прострелила его левую голень и окрасила белоснежный пол в алый. С разных сторон послышались недоуменные вскрики, но миротворцы даже не сдвинулись с места.
Пока Фергулус корчился на полу, я смотрела на него сверху вниз, слегка сощурившись.
– Ты не знаешь, с кем связываешься.
Его лицо исказила истинная злоба, но он только плюнул мне под ноги.
Слабо. Ко мне относились и похуже.
Раздался сигнал прибывшего лифта, и Сиера первой вошла внутрь. Как только створки оградили нас от остального мира, я незаметно подняла взгляд на красную точку, мигающую в углу.
Камера.
Мы ехали в полной тишине пять секунд.
Затем Сиера произнесла:
– Я отключила ее с помощью эфира.
Я тут же развернулась и бросилась ей на шею. Сиера закряхтела, крепко обняв меня за плечи, пока мое сердце разрывалось от эмоций. Я так давно не видела ее. Так давно не видела свою лучшую подругу.
Выжившую подругу.
Отстранившись и сжав ее ладони, я быстро прошептала:
– С тобой всё хорошо, Си? Он тебя не трогает? Хочешь, я попытаюсь вытащить тебя отсюда?
– Эй, прекрати, – хихикнула Сиера, и я засветилась, услышав ее смех. Из нас троих она единственная всегда напоминала засохший кусок хлеба. – Ты каждый раз приходишь с этим вопросом, будто именно сегодня я решу сбежать.
– Я не оставляю надежды.
Слегка отстранившись, Сиера тяжело вздохнула.
– Ты же знаешь, что это невозможно.
Знаю.
– Со мной правда всё в порядке. Я только вернулась в Рейкьявик. Меня на неделю отправили в Арканес, чтобы встретить груз, – объяснила она, посмотрев на меня тяжелым взглядом. Я поняла всё без слов. – Джонатан никому не доверяет, поэтому отдал поручение мне. Видимо, внутри находилось что-то важное.
– Совещание уже закончилось? – уточнила я.
– Да. Поэтому Фергулус такой взбешенный.
Из меня вырвался злорадный смешок, а Сиера покачала головой.
– Зря ты его так. Джонатан будет недоволен.
– Ты слышала, что он сказал?
Она поджала губы и кивнула.
– Как он узнал, где она? – тихо спросила я, внутренне сжимаясь от тревоги.
– Я не знаю. Но мне нужно предупредить тебя насчет планов Джонатана касательно академии и…
Она застыла. Взгляд светло-голубых глаз едва заметно скользнул вверх.
К камере.
Я сразу же всё поняла и, привалившись к стенке лифта, принялась незаинтересованно оглядывать светящиеся кнопки. Эфир Сиеры заключался в связи с любыми техническими средствами. Она почувствовала, как кто-то вновь подключил камеру.
Что она не успела сказать? Чего хочет Джонатан?
Не успела я прокрутить в голове сотню вопросов, как створки лифта разъехались, и мы очутились в просторном конференц-зале, что занимал весь предпоследний этаж. Льющийся сквозь панорамное окно свет вновь ударил по глазам, заставив меня зажмуриться.
Джонатан сидел за длинным столом.
Приподняв подбородок, я ступила в зал. Следом за мной из лифта вышла Сиера, однако мужчина, даже не отводя взгляда от бумаг, спокойно произнес:
– Оставь нас.
Я спиной почувствовала, как Сиера замерла.
– Конечно. Дайте знать, если что-то понадобится.
Когда лифт издал тихий звук, Джонатан поднял голову и осмотрел меня. Я стойко выдержала его стальной взгляд, хотя слышала свое гулко бьющееся сердце. Поднявшись из-за стола, он медленно подошел ко мне вплотную.
Меня всегда поражало, насколько они с сыном похожи. Это немыслимо. Темные волосы, хотя у Кая они были ониксовыми, а у Джонатана – на несколько тонов светлее, грубые черты лица и этот испытующий, выворачивающий наизнанку взгляд. Когда Джонатан злился, было страшно. Но когда он молчал и просто смотрел на тебя, как сейчас, было еще страшнее.
Его голова слегка склонилась набок.
– Ты оставила после себя грязь.
– Уже доложили?
Он не ответил, потому что в следующую секунду его ладонь хлестко ударила меня по лицу. Сжав челюсти, я на мгновение задохнулась, но сразу же повернула голову обратно и вновь посмотрела в эти страшные глаза.
Он не любил, когда от него отводили взгляд.
– Ты должна была держать себя в руках, Роксания. Гнев – один из грехов.
– Этого больше не повторится.
– Лжешь.
Вторую щеку обожгло болью. Массивное кольцо прорезало нижнюю губу. По подбородку заструилась кровь, но я даже не вскрикнула.
Потому что привыкла. И Кай тоже привык.
Джонатан тяжело вздохнул и, отвернувшись к окну, двинулся на свое место.
– Сядь, Роксания. У меня нет на тебя сил.
Я послушно опустилась в кожаное кресло напротив. Откинувшись на спинку, он сложил руки в замок и приподнял одну бровь.
– Рассказывай всё, что узнала.
Горло сразу же пересохло. Я сглотнула скопившуюся во рту кровь.
– У него проявилась сила созидания, а у нее – сокрушения.
И я рассказала ему всё, что успела узнать о Крэйтоне и Ксивер Зальцри.
Таков был уговор.
***
Окраины Рейкьявика на самом деле вызывали у каждого прохожего желание впасть в вечную депрессию. Разрушенные высотки постепенно переходили в низкие одноэтажные дома, построенные из бетонных плит. Снег припорошил улицы, и после каждого моего шага слышался приятный хруст. Я осмотрелась, закутавшись в длинное пальто, которое спасало от пронизывающего ветра, затем повернула голову на чей-то шепот, доносящийся из переулка.
Изгнанники.
Они жались по закуткам – похудевшие от недоедания и покрытые запекшейся кровью от рук миротворцев. Я двигалась в сторону первого сектора, ловя на себе потухшие и озлобленные от зависти взгляды. Эти люди выходили из-за мусорных баков, выползали из коробок, представляющих их дом, и смотрели на меня с жаждой поменяться местами. Они видели мою хоть и военную, но дорогую одежду. Они замечали блеск моих здоровых волос и оружие, которым я могла пристрелить их.