Мира разочарованно посмотрела на свой скудный багаж, разложенный на застеленной кровати. Сбегая из дома, она из вещей захватила лишь сменный костюм летной формы, созданной персонально для лаоры, который и был сейчас на ней. Больше надевать было нечего. Денег, чтобы купить одежду, у нее тоже не имелось. Она так быстро собиралась, что забыла совершенно обо всем.

В воспоминаниях пронесся разговор с обеспокоенным братом, когда он примчался в ее покои и рассказал о том, что отец нашел ей мужа. Какой-то член совета правления какой-то планеты, который был еще и старше нее в несколько раз. Инопланетянин.

Мира брезгливо передернулась и потерла плечи. Она, конечно, видела представителей других рас, и многие из них выглядели довольно привлекательно, но никогда не задумывалась о том, что в мужья ей отец подберет чужака. Мира была лаорой – она не могла покинуть Лиму. Она должна была быть с роем.

Все же по какой-то причине отец передумал и решил избавиться от нее. Так она и согласилась с его решением. Месяц назад Мира встретила свое совершеннолетие и теперь была взрослой и самостоятельной личностью. Она сама будет решать, с кем ей спать. Если отцу так хочется поиграть в сватовство, пусть на Нире теперь экспериментирует. Это он из постели с любовницами не вылезает, в отличие от сестры, которая так до сих пор и не решилась ответить на ухаживания заинтересованных в ней лимерийцев.

Привыкшая к странным заскокам военных за время учебы дома, Мира пришла на плац на полчаса раньше. И не она одна. Здесь уже находилась невысокая, коротко стриженная, черноволосая девчонка-сола примерно одного возраста с ней. Чуть в стороне стояли трое парней-дальмеров.

Несколько минут спустя появился приземистый, плотно сложенный, брутальный мужчина незнакомой расы. Он был одет в военную форму, принятую в войсках Совета, но без каких-либо отличительных знаков. С досадой окинув курсантов оценивающим взглядом, он засек время.

Даже к назначенному часу явились не все. Стоящие в одном строю, первокурсники с тоской ждали опоздавших. Стоило тем показаться, как их, как оказалось, куратор разорался, чем вызвал смешки у незнакомых с его методами воспитания. Их можно было понять – выглядевший суровым дядечка вдруг стал похож на разъяренного старого ворфа, трясущего дряблыми щеками, ужасно картавящего и брызжущего слюной во все стороны.

Вот только смеялись они зря. После гневной тирады, благодаря которой у первокурсников изрядно пополнился лексикон ругательств на всеобщем языке, куратор отправил провинившихся на полосу препятствий до первого звонка – сигнала, подаваемого в начале третьей четверти Союзных суток, по которым жила Академия, и означающего требование немедленно вернуться в общежитие.

Проследив за тем, чтобы приказ был выполнен опоздавшими и смеявшимися над ним «сопляками», куратор перешел к разносу оставшихся, мстительно скривив рот в подобие ухмылки.

– Значица, перейдем к тем, кто сцитает себя самыми умными.

Пальцы Миры онемели, стоило осознать, что речь шла о них – пришедших намного раньше. Хвост сола, стоящей в другом конце построения, заметался с громким шелестящим звуком, когда длинные перья на его конце начали подметать покрытие плаца. Черноволосая тоже нервничала.

Ухмылка куратора стала еще противнее.

– Явица на поле боя иногда луцце заранее. Это да. Поэтому все, кроме вот этой, этой и вот этих трех сопляков, идут на полосу препяцвий и присоединяюца к своим товарищам. А вы, – он ехидно посмотрел на названных, – свободны.

Мира навсегда запомнила, с какой ненавистью смотрели на них тогда их однокурсники. Но они ведь были не виноваты в том, что их куратор оказался таким мерзким.

Вернувшись в свою комнату, Мира решила разобрать выданные ей вещи и подготовиться к первому учебному дню, когда зазвенела тревога и началась эвакуация. Выбежав наружу вместе с толпой перепуганных курсантов, она с не меньшим ужасом смотрела, как горела противоположная часть жилого корпуса.

Пожар быстро локализовали и потушили, но помещения серьезно пострадали, и крыло закрыли. Как позже выяснилось, это был невинный розыгрыш для новичков, по традиции организованный второкурсниками, вот только что-то пошло не по плану.

Спустя несколько часов, когда за окном сгустились сумерки, Мира сидела в комнате и пыталась осмыслить свою новую реальность. Она вырвалась из-под постоянной опеки отца. Ее больше не преследовали воины, куда бы она ни отправилась. Над ней не хлопотали фрейлины, пытаясь научить ее жизни светской дамы, которая была чужда ей так же, как им оружие в руках.

В Лимерии существовало четкое разделение обязанностей между мужчинами и женщинами. Лимерийцы были защитниками и с детства тренировались быть пилотами шес'аппаран или воинами. Некоторые становились ремесленниками или фермерами, лекарями или исследователями. Лимерийки были хранительницами домашнего очага, и их воспитывали вести хозяйство и растить детей. Всех, кроме Миры. Отец сделал из нее лаору, когда заставил пережить слияние с веспой. Решение, которое изменило все, и его дочь в том числе.

Мира не ненавидела отца за то, что он сделал ее иной. Она любила Руж, любила летать с ней, любила свою жизнь. Вплоть до момента, когда Ирайн вдруг решил отобрать ее у нее. Он вдруг вспомнил, что должен был растить из дочери девочку, а не воина. Вот только было слишком поздно. Мира полюбила свою судьбу защитницы. Отец не мог отобрать этого у нее. Она не позволит.

Может, за семь Союзных лет, которые будет длиться обучение в Академии, он осознает, что был неправ, и позволит дочери самой решать свою судьбу?

Неожиданно раздался первый в жизни Миры «первый звонок». Странная трель заполнила коридоры и двор снаружи жилого корпуса. Одновременно с этим дверь в комнату распахнулась от мощного пинка, и внутрь ввалилась та самая растрепанная сола, тащащая два раздутых чемодана на спине.

– Хоть бы помогла, мымра травоядная, – прорычала она сквозь плотно сжатые зубы с огромными клыками.

Черноволосая сбросила сумки на пол практически на ноги Мире, которая успела отдернуть их в самый последний момент.

– Расселась тут. Двигайся! Сейчас кровать принесут, – бросила сола, размахивая длинным хвостом во все стороны.

Она вышла в коридор и махнула кому-то рукой. Двое симпатичных старшекурсников-кротонцев, судя по нашивкам на плечах, внесли вышеупомянутый предмет мебели. Грузно поставив кровать у противоположной стены, они старательно отряхнули форму, явно красуясь и поигрывая мышцами. Выходя из комнаты, парни одарили черноволосую обворожительными улыбками, а один многозначительно подмигнул. Сола хмыкнула и отмахнулась от них, провожая оценивающим взглядом, прежде чем войти в комнату и захлопнуть дверь с оглушительным грохотом.

– С какой это радости тебя ко мне подселили? – недовольно проворчала Мира.

Ее заверяли, что в общежитиях все жили по отдельности. Делить с кем-либо жилье она была не намерена. Она даже с Ниром никогда не спала в одном помещении, а они были близнецами.

– Так ты еще и слепая мымра! В моем крыле пожар был, если ты не заметила. Нет, если хочешь, можешь пойти пожаловаться, глядишь, тебя от меня отселят, – мечтательно протянула черноволосая и завалилась на кровать, забрасывая ноги на спинку. – Как тебя звать-то хоть?

– Да пошла ты, – огрызнулась Мира, стараясь сдержаться и не врезать хамке. Никто не имел права так разговаривать с ней.

Она встала с кровати, игнорируя вызывающую клыкастую усмешку сола, и вышла из комнаты, захватив с собой полотенце и гигиенический набор. Если она не остынет, то ее накажут за то, что она разобьет плоский нос своей новой соседке.

– Очень приятно! – крикнула ей вслед хамка, заливаясь хохотом.

А еще лучше сломать ей хвост и выщипать из него перья. Фыркнув, Мира покачала головой и загнала опасные мысли на задворки сознания. Хорошо, Руж рядом не было, вот уж кто точно не стал бы сдерживаться и откусил голову наглой сола, не задумываясь.

Мира провела в санузле вдоволь времени, чтобы и в порядок себя привести, и успокоиться. Когда она собиралась возвращаться, дверь открылась с пинка, и вошла черноволосая с ехидным широким оскалом.