По толпе пронесся ропот. Тарквин обвел враждебным взглядом собравшихся. Неуловимым движением он вытащил из-под плаща трость, которая, как по волшебству, на глазах изумленных зевак превратилась в острую шпагу. Орава отхлынула назад, а те, кто держал Джулиану за лодыжки, бесследно исчезли.

Джордж Ридж сглотнул комок, застрявший в горле. Он плохо понимал, что происходит, но чувствовал, что добыча ускользает из его рук. Незнакомец медленно поворачивался, стоя на месте и вытянув вперед шпагу, и толпа молча расступилась. Когда Джордж поймал его угрожающий, смертоносный, как отравленный наконечник стрелы, взгляд, у него затряслись поджилки. Джордж отвел глаза, подчиняясь неведомой, но внушительной силе.

Тарквин оглянулся на Джулиану, потом подошел к ней, снял со стола и опустил на пол. Затем сорвал с ее шеи петлю и презрительно бросил веревку в толпу.

Его глаза по-прежнему были холодны и непримиримо враждебны, но в том жесте, которым он убрал со лба Джулианы прядь волос, была нежность. Длинные, ласковые пальцы Тарквина коснулись ее щеки.

— Ты не пострадала?

Джулиана отрицательно покачала головой. Дрожащим, еле слышным голосом она произнесла:

— Я — нет. А вот мое достоинство…

В стальных глазах Тарквина промелькнуло удивление. Любая другая женщина на месте Джулианы разрыдалась бы или забилась в истерике. А она только молча опустила глаза.

— Ты можешь идти?

У Джулианы подкашивались ноги, но заботливый взгляд Тарквина придал ей силы ответить:

— Да, конечно.

Джулиана оперлась на руку графа и, неуверенно переставляя ноги, направилась вместе с ним к двери. Толпа перед ними беззвучно расступилась. Вскоре они оказались на улице. Брезжил рассвет, и Пьяцца была окутана туманом и какой-то волшебной тишиной. Кое-где под колоннадой храпели пьяные бродяги, на каменных ступенях сидели две девицы и, вполголоса переговариваясь, допивали бутылку джина. Вдруг с грохотом отворилась дверь таверны «Том Кинг», из нее вышибли какого-то бедолагу, который шлепнулся в пыль, пробубнил что-то себе под нос и заснул, и снова воцарилась тишина.

Граф взмахнул рукой, и перед ними остановился невесть откуда взявшийся кеб. Тарквин бесцеремонно подсадил Джулиану, хлопнув ее чуть ниже спины, легко вскочил следом и с громким стуком захлопнул дверцу.

В этот миг Джулиана осознала, что ужасная ночь позади. Темный и тесный кеб показался надежным убежищем. Серый рассвет сквозь крохотное оконце пробивался внутрь и освещал лицо Тарквина, который сидел напротив Джулианы и задумчиво разглядывал ее.

— О чем вы думаете? — спросила она еле слышно. Казалось, переживания минувшей ночи лишили ее сил.

— О многом, — сказал Тарквин. — В первую очередь о том, что ты самая упрямая, вздорная, своевольная девчонка из всех, с которыми я когда-либо сталкивался в жизни… Нет, не перебивай, позволь уж мне до конца ответить на твой вопрос. Еще я думаю, что сегодняшняя выходка Люсьена потрясла даже мое искушенное воображение и что я совершил большую глупость, позволив тебе общаться с ним.

— Значит, вы жалеете, что решились на такую авантюру с Люсьеном?

— Нет, я этого не говорил. Но я жалею, что втянул тебя.

— Почему?

Тарквин замолчал. У него на языке вертелся ответ: чтобы хорошо сыграть свою роль, ей нужно бы поменьше своевольничать и побольше прислушиваться к его советам. Если бы Джулиана спросила его об этом часа два назад, он, не задумываясь, ответил бы именно так. Но когда он увидел ее стоящей на столе в окружении пьяных, похотливых подонков, в его отношении к Джулиане что-то изменилось. Когда он увидел, как ее чистоту, детскую наивность и порядочность пытаются запятнать жадные, грязные ублюдки, его охватила такая ярость, что он на миг даже утратил контроль над собой. И, к огромному его удивлению и стыду, злился на себя в равной степени, что и на Люсьена.

— Почему? — повторила Джулиана. — Я недостаточно послушна, ваша светлость? — Страх уступил в ее душе место горькому отчаянию. Ведь Тарквин считал ее своей собственностью точно так же, как и Люсьен. — Я сожалею, что доставила вам столько беспокойства. — Джулиана засунула в рот ноготь большого пальца и отгрызла заусенец.

Тарквин наклонился к ней, отнял от ее лица руку и заключил в свои теплые ладони со словами:

— Я готов взять на себя половину вины за то, что произошло этой ночью, но и на тебе лежит часть ответственности. Ведь это ты решила использовать Эджкомба, чтобы отомстить мне. Не станешь же ты это отрицать?

Джулиана честно кивнула:

— Чего же вы ожидали от меня, ваша светлость?

— Признаюсь, я ожидал, что ты будешь хорошей, послушной девочкой и позволишь мне самому решать, что пойдет тебе на пользу, а что во вред. Глупо, не так ли?

— Даже очень. — Джулиана попробовала отнять свою руку, но Тарквин крепко сжимал ее в ладони.

— Я сделаю так, чтобы Люсьен впредь не искал твоего общества. Могу я быть уверенным, что ты не станешь его провоцировать?

— Я умею учиться на своих ошибках, милорд, — с достоинством ответила Джулиана.

— А я, в свою очередь, постараюсь сделать выводы из своих, — сказал Тарквин и выпустил ее руку, поскольку кеб остановился на Албермарль-стрит. — И хочется верить, что нас ждет спокойное будущее.

«Хочется верить», — подумала про себя Джулиана без особенного оптимизма. После нынешней ночи она на пушечный выстрел не подпустит к себе Люсьена, но теперь, более чем раньше, она преисполнилась

решимости помочь тем женщинам, чья жизнь проходит на Пьяцца.

Когда Джулиана ступила на мостовую, у нее вдруг закружилась голова, колени подогнулись, и она тяжело оперлась на Тарквина. Он подхватил ее и крепко обнял за талию.

— Теперь лучше, крошка?

Услышав его заботливый голос, Джулиана невольно потянулась к нему.

— Меня шатает, — пробормотала она извиняющимся, слабым голосом, уткнувшись в складки плаща. — Сама не знаю почему.

— Зато я знаю, — улыбнулся Тарквин. — Тебе пора в постель. — Он нагнулся и легко взвалил ее на плечо. — Прости за бесцеремонность, но это лучший и самый быстрый способ доставить тебя в спальню.

Джулиана слышала его как будто издалека. Она уже засыпала, когда граф внес ее в дом.

Тарквина разбудило утреннее солнце, проникавшее сквозь тончайшие шторы балдахина. Покрывало было отброшено, его обнаженное тело задрожало в ответ на волнующее прикосновение нежных рук. Тарквин чувствовал тепло Джулианы, по его животу разметались непослушные рыжие пряди. Ласковые движения ее пальцев и губ доставляли ему ни с чем не сравнимое наслаждение, и Тарквин блаженно закрыл глаза, отдаваясь во власть своих ощущений. Его рука невольно потянулась к ее плечу, коснулась груди и, наконец, зарылась в копне золотистых кудряшек.

…Тарквин помог Джулиане раздеться и уложил ее в постель, когда уже совсем рассвело. Когда он скинул с себя одежду и был готов присоединиться к ней, Джулиана уже крепко спала, удобно подложив ладошку под щеку, как уставший от долгой прогулки ребенок. Тарквин лег рядом с Джулианой, задаваясь вопросом, зачем ему понадобилось делить с ней ложе для сна, если за стеной уже давно приготовлена его собственная кровать. Тарквин никогда не оставался с любовницами на всю ночь, но в Джулиане было что-то настолько притягательное, что он изменил своей многолетней привычке. Глубокое, ровное дыхание; полумесяц ресниц, отбрасывающий темную тень на бледную щеку; детские веснушки на переносице; изгиб плеча, вдавленного в подушку; каскад волос, выбившихся из-под кружевного ночного чепчика, — перед всем этим невозможно было устоять. Джулиана, даже не проснувшись, потянулась к нему, как маленький зверек, в поисках тепла и защиты.

Тарквин заснул с улыбкой умиления на устах и проснулся с ней же…

— Крошка, иди сюда. — Тарквин легонько хлопнул ее по спине.

Джулиана, откинув волосы со лба, удивленно посмотрела на него:

— Почему?

— Потому что еще немного, и я не выдержу.