– Не знаю...

Подрывается за мной. Ловит за талию и притягивает к себе.

– Не знаю, что на меня нашло, – шепчет, уткнувшись в мою макушку носом. – Я же король пикапа, Лиз. А с тобой эту функцию отключил. А без неё у меня не выходит тебя соблазнить. Не соблазняешься ты на меня. А я так тебя хочу!

Голос его звучит с надрывом. Даже как-то сложно его не пожалеть, как бы глупо это ни звучало.

«Ну да... Давай, отдайся ему из жалости!» – проносится насмешливая мысль.

– Не надо меня соблазнять, – поднимаю голову и смотрю парню в глаза. – Просто будь собой. Без всякого пикапа. Поговори со мной.

– О чём?

– Да неважно. О себе расскажи, о друзьях. Я хочу узнать тебя лучше.

Мне кажется, я просто разрыдаюсь, если он сейчас снова начнёт ко мне приставать. Потому что такой Дан мне совсем не нравится. Я ему не доверяю.

– Ладно... Давай поговорим, – морщится Даниил. – На улице холодно, пошли в дом.

Забирает всё со столика. Переносит на журнальный в гостиной. Вновь наполняет бокалы. Гасит верхний свет и включает неяркую подсветку. На плазме находит музыкальный канал, звук ставит на минимум. Словно время тянет...

Я сажусь на диван. Дан делает глоток шампанского, бросает подушки на ворсистый ковёр и устраивается в моих ногах.

Долго рассматривает потолок и своё отражение в нём.

– Расскажи о Максиме. Или Дамире, – терпеливо подсказываю ему. – Давно вы дружите?

– Давно. Одноклассники мы. С Максом с первого класса, с Миром с шестого. Но последний год Дамир в другой школе учился. А Егор... – осекается.

– Егор – хозяин этого дома?

– Да.

– Где он?

– Далеко. За девушкой уехал.

– Они вместе сейчас?

– О да... – снова морщится Дан. – Лучшего друга у меня украла.

То есть... У всех его друзей есть пара. Очевидно, что Аверьянова это сильно беспокоит.

– Я ведь ни с кем никогда не встречался, Лиз, – признаётся он, наконец обратив свой взгляд на меня. – Свободой своей очень дорожил.

– А сейчас?

Пожимает плечами.

– Понял, что заблуждался. Свободных людей вообще нет. Все кому-то что-то должны.

Поворачивается лицом ко мне. Стягивает с моих ног кеды. Подтягивает подушку и ставит на неё мои стопы. Гладит пальцы, массирует щиколотки, икры...

Это так приятно... Боже!

– Расслаблю тебя, – говорит, хитро прищуриваясь. – Положи голову на спинку.

Не могу сопротивляться. Массаж моих многострадальных ног, гудящих после трёх смен, действует на волю похлеще шампанского.

Расслабляюсь. Закрываю глаза.

Дан негромко рассказывает мне о Максе. Об их с Полиной истории. Одновременно массируя мои стопы и надавливая в таких точках, что тело непроизвольно дрожит от экстаза.

Чувствую, как его пальцы медленно скользят по моим икрам... Горячий поцелуй в колено... В другое... Ладони уже на бёдрах... Руки снова ныряют под юбку.

А я... Я вновь не торможу всё это сразу.

Обхватив моё тело, Дан стаскивает меня на пол и ложится сверху, вдавившись бёдрами между моих ног.

Испуганно смотрю в его глаза. А он – в мои, не скрывая своих желаний.

– Давай-ка лучше... спать, Лиз, – с трудом произносит наконец.

Довольно целомудренно целует в губы, подкладывает подушку под мою голову и сползает в сторону.

Я наверняка покраснела как помидор, потому что ожидала совсем другого. Думала, он будет настойчиво требовать своё.

Даниил устраивается рядом, разворачивает меня так, чтобы я лежала к нему спиной. Крепко обняв, шепчет в висок:

– Если во сне буду к тебе приставать, дай мне по башке.

– Договорились, – хмыкаю я.

– Жестокая девочка, – бормочет Дан, вдавливаясь в меня ещё сильнее.

Бедром я чувствую, что его возбуждение понемногу успокаивается, и позволяю себе покраснеть ещё больше, радуясь, что он не видит моего лица.

Через мгновение Дан уже безмятежно спит. Его дыхание выравнивается. Объятья слабеют. Я же уснуть не могу, пытаясь разобраться в себе.

Мы в доме его друга. На полу. Голова моя кружится от шампанского. Звучит приятная музыка. За моей спиной спит Аверьянов.

Хорошо ли мне?

Да! Очень! С ним даже на полу хорошо.

И он не тронул меня, не стал настаивать.

Со спокойным сердцем отключаюсь...

А просыпаюсь оттого, что Дан резко дёргается всем телом.

– Ммм... Хватит... – бормочет он во сне.

Тру глаза. Осматриваюсь. За окном светает. Плазма выключилась, а подсветка по-прежнему горит. Мы лежим под пледом. Видимо, Даня за ним сходил и укутал нас.

– Есть у меня мама... есть, – вновь бормочет он.

Его лицо болезненно вздрагивает. Брови хмуро сходятся на переносице. Глаза под закрытыми веками беспокойно двигаются.

Сажусь рядом с ним. Невесомо провожу по предплечью, не решаясь разбудить.

Дан вновь дёргается. Переворачивается на спину.

– Не сирота... Не сирота я, – повторяет он.

Что ему снится? И почему мне так больно видеть его таким?

Говорят, что во сне мы беззащитны. Маски сброшены и никакой брони.

Дана без брони мне хочется любить до потери сознания.

Глажу его лоб и щёки. Беру за руку и переплетаю наши пальцы.

– Лиза... – хрипло выдыхает он.

Но глаза его закрыты, он всё ещё спит. Ему снюсь я?

Дан

– Эй, мелкий, иди сюда, на шухере постоишь! – крикнул мне самый высокий из них.

Нерешительно приблизился к компании старшаков. Выхватил подзатыльник.

– Чё тормозишь, дрищ?! – прорычал в ухо толстяк. – Стоишь здесь. Увидишь воспитателя – дашь сигнал. Врубился?

Я кивнул.

– Он немой, что ли? – раздражённо уточнил толстый у приятелей.

– Да нет вроде, – пожал плечами длинный.

– Аа... Значит, выделывается. Не хочет разговаривать с нами... Может, ты ещё и стучишь на всех Тамаре, а?

Толстый отвесил мне ещё один подзатыльник. Я испуганно попятился, но меня тут же вернули на место.

– Зырьте! Сейчас штаны намочит!

Все дружно загоготали. Насупившись, я толкнул толстого в плечо и тут же выхватил пенделя. Взвыл от боли.

– Ммм... Хватит!

– Всё, пошли, – поторопил всех длинный. – А ты, мальчик из капусты, попробуй только облажаться! – презрительно посмотрел на меня.

– Мальчик из капусты!.. – прыснули остальные.

Старшаки двинулись к комнатам девчонок. Я слышал, как они продолжали говорить обо мне.

– Да, из капусты он. Сирота. Матушки нет и не было.

– Да ладно?

– Ага. Сам слышал, как Тамара ему втирала, что его нашли в капусте.

Все тихо заржали. Длинный шикнул на них.

– Есть у меня мама... есть, – пробубнил я себе под нос, потирая одной рукой отбитый зад, а второй – затылок.

Старшаки скрылись за дверью. Меня трясло от страха. Я был на грани дать дёру, но продолжал стоять.

Через некоторое время вышел толстый. Его лицо было перепачкано шоколадом, а карманы чем-то набиты. Следом за ним выбежали остальные.

– Сваливаем!

– Дай этому чего-нибудь.

– Перебьётся.

Они прошли мимо меня. Длинный остановился и протянул мне пачку.

– Держи.

На упаковке виднелось круглое печенье с какой-то белой глазурью. Ни разу такого не ел. Я смотрел на эту пачку с вожделением и страхом, не решаясь взять.

– Бери-бери, – длинный припечатал её к моей груди. – Девчонки получают жрачку от спонсоров. Мы лишь забрали своё. Ешь, сиротка...

Пачка печенья упала на пол. Длинный ушёл, и я прошептал себе под нос:

– Я не сирота... Не сирота я.

Хотя совсем не был в этом уверен. У многих были воспоминания о родителях. А у кого-то даже фотки. У меня ничего не было. Ничего.