Честити томно потянулась, подавив смешок. Дуглас все еще спал... или делал вид, поскольку его руки пришли в движение. Она не шевелилась, сдерживая дыхание, пока его пальцы крались по ее животу. Почувствовав, как что-то твердое уперлось в ее бедро, она улыбнулась еще шире и медленно повернулась на бок, лицом к нему.

Глаза Дугласа еще оставались закрытыми, но все остальное полностью пробудилось. Он положил ладонь на ее бедро, притянул его к себе и скользнул в ее лоно. Они двигались в полной гармонии, без ослепительных вспышек и фейерверков, которые пережили ночью, в более простой, но бесконечно нежной мелодии. Честити ощутила глубокое разочарование, когда он вышел из нее за мгновение до того, как они достигли вершины, но волна наслаждения уже захлестнула ее, и чувство потери быстро забылось.

– Доброе утро. – Дуглас заключил ее в объятия и прижался губами к ее волосам.

– Доброе утро. – Честити замерла, услышав, как повернулась дверная ручка.

Дуглас застыл рядом, обратившись в каменное изваяние.

– Чес? – раздался голос Констанс. – Мы же обещали встретиться с Гидеоном и Максом. Уже без пяти восемь.

– Ах да, – растерялась Честити. – Извини, я совсем забыла. Я присоединюсь к вам через десять минут.

– А почему дверь заперта? – поинтересовалась Пруденс, снова подергав за ручку.

– Разве? – спросила Честити, не зная, что ответить. Последовало краткое молчание, потом тихий обмен репликами, затем снова послышался голос Констанс;

– Доброе утро, доктор Фаррел.

– Счастливого Рождества, доктор Фаррел, – добавила Пруденс не менее любезным тоном.

Дуглас не ответил. Он лежал на спине, прикрыв глаза рукой.

– Я спущусь через десять минут, – повторила Честити.

– О, можешь не торопиться. – В голосе Констанс явственно прозвучал смех. – Ничего не случится, если мы подождем, пока... В общем, не торопись.

– Конечно-конечно, – подтвердила Пруденс. – Не торопись.

Из-за двери донесся звук удаляющихся шагов. Честити залилась смехом, упав на подушки. Дуглас убрал руку с глаз и сел на постели.

– Господи, помоги мне, – с чувством произнес он. – Господи, помоги любому мужчине, который имел несчастье свести более чем шапочное знакомство с сестрицами Дункан.

– Фи, как грубо, – скривилась Честити. Он энергично замотал головой:

– Ничуть. Одного только не могу понять: откуда проистекает такое возмутительное легкомыслие? Ваш отец производит впечатление вполне нормального человека. – Он снова покачал головой. – Наверное, во всем виновата ваша мать.

Честити схватила подушку и стукнула его.

– А, ты хочешь поиграть, да? – воскликнул он, смеясь. – Должен предупредить вас, мисс Дункан, что, схватившись со мной врукопашную, вы совершаете роковую ошибку. Я укладывал на обе лопатки мужчин втрое больше тебя.

– Неужели? – Честити вылезла из постели с подушкой в руках. – – Позвольте предупредить вас, доктор Фаррел, что я никогда не проигрывала схватку подушками.

Она стояла обнаженная, расставив ноги, с зажатой в руках подушкой, с развевающимися рыжими кудрями и золотистым пламенем в ореховых глазах.

– Осмелюсь предположить, что ты никогда не училась в школе-интернате, – схватил свою подушку Дуглас. – Если тебе приходилось сражаться только со своими сестрами, ты очень скоро убедишься, что имеешь дело с мастером. – Он вскочил с кровати и запустил в нее подушкой.

Честити отбивалась как могла, но у нее не оставалось ни единого шанса, и наконец, тяжело дыша, она повалилась на постель. Дуглас навис сверху, поймав ее руки и удерживая их у нее над головой.

– Ты такой здоровенный, – пожаловалась она. – Мог бы дать мне поблажку.

– Вот уж не ожидал, что одна из сестер Дункан станет требовать поблажку, – ухмыльнулся Дуглас, чмокнув ее в кончик носа.

– Все зависит от предмета спора. – Честити попыталась сохранить достоинство, но безуспешно, и добавила чуть ли не со стоном: – Дуглас, дорогой, мне нужно спуститься вниз, и посмотри, что ты здесь устроил.

– Я? – возмутился он. – Ничего я не устраивал. Ты первая бросила мне перчатку.

Она улыбнулась и попыталась высвободить свои плененные руки.

– Пожалуй. Но мне действительно нужно идти, а я не могу спуститься вниз в таком виде.

Дуглас отпустил ее запястья и выпрямился с покорным вздохом.

– А жаль, для всех было бы захватывающее зрелище. – Он накрыл ладонью ее живот и погладил. – Очень мило, – задумчиво произнес он. – Твоя легкая округлость просто восхитительна.

– Я слишком увлекаюсь пирожными. – Честити оттолкнула его руку и села на кровати. – А теперь уходи и дай мне одеться.

Он нагнулся и чмокнул ее в макушку, затем поднял с пола свою разбросанную одежду, отпер дверь и выскользнул наружу.

Честити перерыла сбившиеся простыни в поисках своего халата, но он почему-то оказался под кроватью вместе с ее ночной рубашкой. Она натянула их на себя, решив, что одеваться все равно некогда, поскольку уже двадцать минут девятого и что в рождественское утро вполне простительно некоторое отступление от формальностей.

Присев за туалетный столик, Честити прошлась щеткой по спутанной рыжей гриве. Лицо ее сияло здоровым румянцем, словно после прогулки на свежем воздухе, глаза ярко блестели. Занятие сексом явно пошло на пользу ее внешности. Такое наблюдение заставило ее хмыкнуть с некоторой долей самодовольства и шаловливой мыслью, что, если ее сестры наслаждались тем же прошлой ночью, она хоть раз не будет чувствовать себя посторонней на празднике жизни. Она нашла свои шлепанцы, вдела в них ноги и выскочила из комнаты.

– Счастливого Рождества, тетя Чес! – услышала она, добравшись до лестничной площадки.

Сара, все еще одетая в ночную рубашку, взлохмаченная от сна и возбуждения, сияя улыбкой, скатилась с лестницы, которая вела на верхний этаж, где располагались детская и классные комнаты.

.– Вот что подвесили к моей кровати! – взмахнула она шерстяным чулком. – Апельсин, резиновый мячик, набор цветных карандашей, лента и заколки для волос в виде бабочек. – Сара вытащила горсть бабочек всех цветов и разновидностей. – Правда, красивые?

Она рылась в своем чулке, извлекая одно сокровище за другим, и Честити терпеливо ждала, восхищаясь каждым подарком с таким видом, словно никогда в жизни не видела ничего подобного и так же поражена появлением чулка в рождественское утро, как и Сара.

– Ты еще не спускалась вниз? – спросила она у девочки, шагнув к лестнице.

– Нет, я еще не оделась, – сообщила та. Честити рассмеялась:

– Я тоже, но в рождественское утро некоторыми правилами можно пренебречь. Пойдем посмотрим, что там происходит.

Сара вприпрыжку сбежала вниз по ступенькам и остановилась как вкопанная при виде горы свертков, высившейся у основания рождественской ели.

– Господи, я никогда не видела столько подарков!

– Здесь подарки для всех домочадцев, включая слуг. – Честити с удовольствием наблюдала за восторгом девочки, что было почти так же приятно, как переживать чудо самой.

– Можно подойти поближе?

– Ладно, только не заглядывай внутрь. Сара приняла оскорбленный вид:

– Я бы никогда не стала, тетя Чес. Тогда я испортила бы весь сюрприз.

– Конечно. – Честити оставила девочку с благоговением взирать на сокровищницу под елкой и отправилась на поиски сестер и их мужей.

Она нашла их в небольшой семейной гостиной в задней части дома. В камине пылал огонь, горели газовые светильники. На смену ясной ночи пришло сумрачное утро, и небо хмурилось, обещая снегопад.

– Счастливого Рождества, – приветствовала она каждого, обмениваясь поцелуями и объятиями. – Вы все такие нарядные, что мне остается только извиниться за свой внешний вид.

– Ты, наверное, не выспалась, – коварно усмехнулась Констанс, и Честити, к своей крайней досаде, почувствовала, что краснеет.

Она сочла за благо помолчать, но заметила, что Гидеон с Максом старательно избегают ее взгляда. Очевидно, Констанс и Пруденс поделились с мужьями своими соображениями насчет опоздания сестры и того факта, что ее дверь оказалась запертой. Впрочем, в любом случае она не видела смысла что-либо отрицать.