Вообще жизнь египетских подвижников этой эпохи наметила идеал для всех сторон монастырского строя, затрагиваемых писанными уставами. Более всего, конечно, сделано было в отношении поста. Сами собой установились известные нормы, правила, минимальные требования, и очень нелегкие, как на счет вида пищи для подвижника, так и относительно времени принятия ее и сроков поста. Мясо, конечно, безусловно не употреблялось [330], но вкушение его по нужде не считалось нарушением обета [331]. Молочные продукты, по-видимому, иногда допускались [332], рыба — {с. 185} чаще [333]. Вино принципиально дозволялось [334], но многие не пили его [335] и вообще ничего кроме воды [336]. Обычная пища состояла, у большинства египетских отшельников, по-видимому, из одного хлеба с солью с воздержанием от всего другого [337]; иные по десяткам лет питались лишь сырыми овощами, отказывая {с. 186} себе и в хлебе [338]; но многие дозволяли себе вообще всякую, только самую простую растительную пищу, даже по временам (например, в праздники) масло [339].

Что касается времени принятия пищи, то ранее 9 часа (3 часа по полудни) вообще не ели [340]; но ревностнейшие подвижники могли похвалиться, что {с. 187} «солнце никогда не видало их ядущими» [341], и от учеников требовали вкушать пищу не в 9-й час, а вечером [342]. В отношении продолжительного полного неядения нормой для хорошего подвижника считалось принятие пищи через два дня [343]; это некоторые отшельники советовали и своим учениками [344]. Иные не вкушали пищи по 5 дней [345] или ели раз в неделю [346]. Как исключительные случаи, отмечаются опыты неядения по 40 дней [347] и более [348]. Долгой практикой подобного пощения некоторые отшельники достигали, по-видимому, того, что после двухдневного неядения совершенно не ощущали голода [349]. Но с течением времени подвижничество однако пришло к заключению, что неядение долее одного, должно быть как не для каждого посильное, опасно, и его не стали рекомендовать [350].

{с. 188}

При таком посте, в который обращалась вся жизнь отшельника, тем не менее признавалось необходимым чтить общецерковные посты, выделять их из ряда подобных постов и, конечно, усилением воздержания, хотя у иных отшельников, по-видимому, некуда было здесь идти дальше. Это были таким образом посты из постов. Пред Четыредесятницей прп. Макарий Александрийский, «наломавши большое количество пальмовых ветвей (для рукоделия), стал в углу и в продолжении всей Четыредесятницы до самой Пасхи не принимал хлеба, не касался воды, не преклонял колен, не садился, не ложился и ничего не вкушал, кроме нескольких листьев сухой капусты; да их ел только по воскресеньям и то для того, чтобы видели, что он ест, и чтобы самому ему не впасть в самомнение; а ежели когда выходил из кельи для какой-либо нужды, то как можно скорее опять возвращался и принимался за дело; не открывая уст и не говоря ни слова, он стоял в безмолвии; все занятие его состояло в молитве сердечной и в плетении ветвей, которые были у него в руках» [351]. Прп. Павел Великий, галатянин, «провел всю Четыредесятницу в с малою мерою чечевицы и кружкою воды и был в затворе до самого праздника» [352]. Чтили подвижники и пост среды и пятницы. «Непозволительно, говорил прп. Аполлос Гермопольский (нач. V в.), нарушать без всякой нужды (nisi grandis aliqua necessitas fieret) всеобщие (καθολικὰς, legitima) посты (среды и пятницы), ибо в среду Спаситель предан, а в пяток распят; посему, кто нарушает это пост, тот вместе с врагами предает распинает Спасителя. Если в пост придет к тебе брат, имеющий нужду в успокоении (по Руфину: и ранее 9 часа захочет подкрепиться для дороги), предложи трапезу ему одному; если же ему не угодно, не принуждай; ибо все мы имеем общее предание о посте» [353].

Составив жизнию своею главу о постах для позднейших иноческих уставов, отшельники имели влияние на эти уставы и другими сторонами своей жизни, именно отношением своим ко сну и одежде. Сон подвижники считали таким же опасным врагом своим, как чрево. Спали многие из них не более часа в сутки, и то не ложась, а сидя [354].

{с. 189}

Одежду носили отшельники иногда из пальмовых листьев или из ветхости совершенно негодную для употребления [355]. Нечего и говорить, какое влияние оказала такая практика на предписывемый иноческими уставами порядок дня (большинство служб — ночью, иные уставы, как увидим, имели службы 12 «ночных часов») и на главу в них «об одеждах и обущах».

Отшельники IV–V вв. положили основы и для выработки монастырского правила молитвы и псалмопения. Наш устав именно от них унаследовал широкое употребление Псалтири. «Любовь к псалмопению родила монастыри», говорит блж. Августин [356]. Сказания о жизни отшельников пестрят упоминаниями о Псалтири и ссылками на нее в их изречениях. Очень рано у подвижников устанавливаются и особые правила для молитвенного применения Псалтири. Древнейшим правилом такого рода вероятно было прочитывание за раз всей Псалтири в качестве дневной или ночной молитвы.