Сказ первый

Ненаглядка

–1-

Выглянув из-за черной горбатой скалы, солнце бросило первый луч на сонный небосвод, и по горизонту покатилась предутренняя зорька. Минула купальская ночь, но оставила людям свои дары. Только вот не всякий решиться выйти из дому в эту пору!

Захарка снова опустила босую ногу в прохладную траву. Деревня лежала позади, почитай, что в двух верстах. Вот куда нынче загнала ее любовная тоска – на чертовы поля. Места – краше во всей округе не сыщешь! Только в народе о них дурная слава. Сказывают, будто из людей они жизненные силы вытягивают. Кто по полю пройдет, вскоре исчахнет весь, словно цветок по осени. Помереть не помрет, а хвори натерпится. За это и обходили люди те поля десятой дорогой. Однако же и травы здешние особой силой были наделены. Для того земля и тянет жизнь из путников, чтобы травушку напитать!

Вот и нынче густую росу вылил Купала на чертовы поля! Захарке только того и надо! Уж и силы свой не жаль, только бы не пожалела земля для нее красоты!

Ловким движение вынула она из-за пояса припрятанную скатерку и бросила ее на росистые травы. Где-то вдалеке послышались первые крики деревенских петухов. Еще немного и Купальские росы потеряют свою мощь! Захарка с замиранием сердца смотрела, как ее скатерка вбирает в себя волшебную влагу. Выжмет она эту влагу в ставчик, и станет каждое утро лицо протирать. Может быть тогда заметит ее избранник сердца. Уж нету мочи смотреть, как он по другой сохнет.

Захарка уже собиралась свернуть скатерку, как вдруг взгляд ее привлек маленький цветок. Она и не поняла, чем ей так приглянулся невзрачный розовый бутон. Рука словно сама собой потянулась за тонким стебельком через мясистый куст лопуха.

– А ну не тронь! – неожиданный окрик заставил Захарку вздрогнуть и обернуться. Позади, словно оголенная осина, возвышалась высокая женская фигура. Захарка не сразу признала в ней Мырьянку. Оно и не мудрено. Мырьянка жила в лесу, далеко от деревни, с людьми почти не зналась. Кто она, от куда явилась никто не ведал. Многие ее побаивались, одни почитали за цыганку, другие за ведьму.

Мырьянка быстрым шагом проскользнула через кусты и остановилась в нескольких шагах от цветка. Взгляд ее словно молния метался между Захаркой и розовым бутоном.

– Правило первого глаза! – почти по-змеиному прошипела Мырьянка.

– Что?! -в недоумении пробормотала Захарка.

– Терлыч-цветок мой! Я первая его увидела.

– Какой терлыч-цветок? – Захарка не сразу сообразила. – Этот что ли?! – чуть осмелев, кивнула она на бутон. – Забирай! Мне он без надобности.

– Верно? – недоверчиво прищурилась Мырьянка. – Значит он тебе без надобности! – впиваясь глазами в Захарку, с усмешкой проговорила она. – А ты выходит Емельяну Тимофеевичу племянница?

– Откуда знаешь?

– А что это за цветок такой ты, стало быть, ведать – не ведаешь? – не ответив, продолжала Мырьянка.

– Почем мне знать, что это за цветок… – пожала плечами Захарка – Ты ведьма – тебе видней. – Она быстрым движением свернула скатерку. Хоть и была Захарка не из робких девиц, однако же под пристальным взглядом Мырьянки было ей не по себе.

– А ты хоть знаешь, что этот цветок только ведьма увидеть может? – сквозь смех проговорила Мырьянка. – Выходит ты такая же ведьма, как и я. Хочешь, научу тебя даром своим владеть. Приходи ко мне в лес – я многое умею.

– Брешешь ты все! – фыркнула Захарка.

– Ну давай, давай беги, ворожи своего Данилку! – вновь захохотала Мырьянка. –А то гляди, не про тебя его думы! Одной росой не управится! Тут посильнее ворожба требуется. Коли надумаешь – приходи, научу что делать надобно! – крикнула она вслед убегающей Захарке.

– 2 -

После прошлогоднего приплода коров в стаде набиралось ровно семьдесят голов – с какого двора по одной, с какого по две, и лишь с поповского, да со двора купца Баклушина по десятку рогатых душ. Всех своих буренок пастушек Данилка знал ни то, что по имени, он то уже давно уразумел, что у каждой скотины свой характер имеется. Иная послушная, кроткая. Иная скандальная, задиристая, как Рыжуля бабки Степаниды. Точь-в-точь характером в хозяйку удалась – чуть, что не по ней так и норовит рогом поддеть. То ли дело Ненаглядка! Такая умница-коровушка одна на сотню приходится! В удои пятерых стоит, телята от нее все как на подбор крепкие, здоровые. И сама красавица, вся белая и лишь во лбу рыжая звездочка горит. Не даром, что с поповского двора. А ведь не пособил бы Господь, могла и не выжить. Тогда зима шибко лютая была. Мать ее, Бровка на сносях ходила. Несколько ночей хозяева в хлеву ее караулили, боялись теленка проглядеть.. И докараулили таки – отелилась Бровка аккурат перед Рождеством. Теленок крупный был, тяжело шел, долго. Но и хозяйские усилия зря не пропали. Завернули телка в тряпки, да и унесли в баню, к теплу. А на утро приходит попадья в хлев, глядь, а рядом с Бровкой еще один теленок лежит худенький, маленький, весь белый и только во лбу пятнышко рыжее. И не понятно то ли дышит, то ли нет. Кое-как отходили. Когда увидели, что телочка, так и назвали – Недоглядка, не доглядели мол. Лишь после, когда выросла, сама первое потомство принесла, стали Ненаглядкой звать. Как-то само собой вышло, слишком уж разумная коровушка была.

Данилка Ненаглядку любил за послушный нрав. Только покажется зорька, пойдет Данилка вдоль деревни, поигрывая на своей дудочке, Ненаглядка тут ка тут, а за ней уж и все стадо следом.

Уведет пастух стадо в лес за деревню, отпустит пастись. Сам усядется на высоком холме, знай себе, на солнышке греется, деревенским сорванцам свистульки из дерева режет, да изредка сверху на коров поглядывает. Знает, никуда не денутся его буренки, заиграет дудочка, сами на зов прибегут. Данилка им за это хлебушка пожалует. Пересчитает свое стадо, чтобы ни одна корова не отбилась, и погонит домой. А уж хозяева за верную службу не поскупятся, отблагодарят сироту.

Да только, как видно нынешний год пришел не про Данилкину радость. Еще до того, как легли снега, за дальними сопками загорелась тайга. Не доглядел Лешак. Два дня пылала, покуда Господь не послал с неба дождей. Много тогда зверя погибло. Голодные волки стали таскать из сараев куриц да коз. Вот и Данилка не успел на Николин день первый раз в году выгнать коров на пастбище, как к вечеру уж одной не досчитался. Сколько ни звал, ни искал – все без проку. Только колокольчик один и отыскал да кровавые пятна на молодой траве. Ох, и не сладко пришлось пареньку от хозяйки! Однако же люди на сходе порешили на первый раз пожалеть сироту. Коль уж и в собственных сараях не всегда успеваешь скотину доглядеть, в чистом поле и того подавно. Пожурили Данилку, наказали близко к лесу стадо не водить, да глядеть в оба.

Данилка, как мог старался. Уже и не дремлет, как бывало, все ходит вокруг стада, поглядывает. Было дело, приходилось отгонять от коров голодного зверя. Сам страху натерпелся, а о коровах и молвить нечего. Чуют буренки смерть свою на волчьих клыках. Пастись совсем перестали, мычат, жмутся друг к дружке. Деревенские бабы ворчат на Данилку, у коров уж и телятам молока не хватает, ни то, что в хозяйские закрома. А тут еще волки вновь телка уволокли.

Худо пришлось пастушку. Телок оказался купца Баклушина. Тот в деревне почитался за старосту. Уж кто-кто, а Баклушин всякому своему добру счет знал. У такого на учете каждое яйцо в курятнике, не то что телята. Лишь для дочери Любавы ничего не жалел Баклушин .

– Не умеешь со скотиной обходиться, иди в батраки. – крепким словом удалил на сходе по Данилке купец, – Лямку тянуть ума не надо, была бы силенка. Тебе, дурню здоровому, в самый раз.

Данилка так и сник. А тут еще Любава глядит. Хоть сквозь землю провались.

– Верно! – заголосили селяне.

– Кому же скот пасти? Где мы другого пастуха возьмем? – послышалось из народа.

– Кого не возьми, от волков все одно скот не убережешь. Хоть бы ты пособил, Емельян.