Мне лично обвинение он выдвинул на суд,

Что я изобретения не опубликовал,

И что мой черный порошок нигде не продают.

Тут крыть мне было нечем: абсент сегодня пьют

Во всех трактирах у дорог и в грязных кабаках,

Мои ж изобретения никто не видел тут,

Хранятся под замком они, врагов ввергая в страх.

Я предложил таблицу, что кот мне подсказал.

Мол, вещества порядком легко в ней находить.

Меня на смех подняли, и де Бриньи сказал,

Что мне с моей таблицы не выпить-закусить.

Коллегия алхимиков вердикт дала такой:

Я исключен из Гильдии, профессии лишен.

По счастью, Котик в сапогах был рядышком со мной,

Сказал он мне: не парься, брат, тех гильдий – миллион!

Сказал он мне: алхимия наукой не была.

Наукой будет химия с таблицею моей.

Химическую Гильдию наука создала,

И я там председателем был избран без затей.

Мы заседаем по средам в антическом дворце,

И повар королевский готовит нам обед,

И пьем мы не абсенты, а красное винце,

Что брат маркиза нам прислал по случаю побед.

Мне деревня наша осточертела.

Изо дня в день одно и то же.

Я бананов и фиников переела,

Раздражают соседей рожи.

Ночью тоже охоты нету

По саванне метаться львицей.

Восемнадцатое мне стукнуло лето,

Говорят, пора замуж девице.

Женихов отбирал мой папаша строго:

С каждым в шахматы он играл,

Где фигурами были стаканы из рога,

Куда чачу он наливал.

Кто срубает фигуру, ее сразу пьёт,

Без закуски еще веселей!

Этот способ слона-то, пожалуй, убьёт,

А не то что каких-то парней!

По секрету скажу: это я предложила

Такой способ отцу тем деньком,

Когда с мамой они мне вдвоем объявили,

Что пора бы мне за женихом.

Я сказала, что выйду я лишь за того ,

Кто отца обыграет подряд

Восемь раз в эти шашки отца моего

И при этом не спортит наряд.

Мать тогда возмутилась, но строго отец

Мое требование поддержал.

И с тех пор, как придет женихаться юнец,

Он с ним в шахматы эти играл.

И под действием тех алкогольных паров

Раскрывал свой характер жених,

Мы же с мамой следили, и взгляд был суров

На слова и поступки все их.

Чтобы печень отец свою не посадил,

Я лечила его исподволь

(я от Огра, что зайкою стал, этот скилл

Получила – снимает он боль,

Убивает микробов и вирусы жгёт,

Убирает асбсентный синдром,

Отравление нейтрализует – и вот

Это все я творила с отцом).

И конечно, когда мой папашка играл,

Я слегка помогала ему:

Коль фигуру он очередную срубал,

Опьянение я и сниму.

Перекину аффект с папы на женишка,

И пьянеет тот за двоих,

И скажу вам, никто не осилил пока

Выполненья условий моих.

Наш ялик плыл по речке вниз, минуя все пороги,

И вскоре море приняло в объятия его,

Держал я руль, а Свейн весло, и точно, сверху боги

С улыбкой одобрения смотрели на него.

Попутный ветер нас толкал, натягивая парус,

И свежий воздух нас бодрил, надежду нам давал,

Что скоро в фьорд родимый наш со Свейном мы напару

Введём кораблик и взойдём мы на родной причал.

Но вдруг сошёл такой туман, что путь мы потеряли,

Не видно нам ни берега, ни солнца, ни звезды.

Неделю плыли мы впотьмах, дорогу мы искали,

Испытывая дефицит просто речной воды.

Вдруг вспомнил я подарок, что мне кот вручил, прощаясь:

Ту штуку, что всегда концом на север лишь глядит.

Достал её я и по ней мы курс держать пытались,

И вскоре вышли из тумана скалы впереди.

Родимый фьорд нашли на раз с таким ориентиром,

И ял наш вскоре ткнулся в берег у родной стены.

Взошли на пирс со Свейном мы и что пришли мы с миром,

Сказали страже на молу с наружной стороны.

И Астрид милая моя мне бросилась на шею,

И я, обняв ее, кружил вокруг своей оси,

А Свейн, смотря на нас, сказал, что веселее

Не знал он пира, чем тот, что закатим днем мы сим.

Достали с яла сундуки с добычей нашей славной

И закатили мы на всю округу пир-горой,

И скальды все, раскрывши рты, всё слушали исправно,

К мы о подвигах своих болтали той порой.

Сказали мы, как с троллями столкнулись под стенами,

Как ранен был наш добрый Свейн, и отступили мы,

Как Дева песней потопила флот наш под волнами,

И как со Снорри мы втроем спаслись из вод одни.

Как встретили мы всадника и лошадь отобрали,

И как мы к замку Карабас скитаючись пришли,

И как служили мы тому маркизу песней стали,

Как победили легион и ведьме лоб прожгли.

Как мы со Свейном шли назад на яле-скороходе,

Как сквозь туман нас провела та штука со стрелой,

И вскоре конунгом меня избрали всем народом,

А Свейн стал ярлом у меня, моей он стал рукой.

И Астрид милая моя как солнышко светилась,

Не зря она меня ждала, гнала всех женихов!

Теперь она моя жена, и кюны новой милость

В том состоит, что не убью я этих петухов.

Когда в дно моря лед упирается

В фьорде за городской стеной,

И жизнь до весны замирает

В волшебных морских фигурах,

Молнии Одина разбегаются

По нитям, протянутым между тобой и мной,

И каждый из нас постигает

Эйфорию сверхнизкой температуры.

Эрик, ты понимаешь, как чувствую остро,

Когда холод сковывает сердце льдом,

Заставляя его трепетать

Колебаниями страстей замороженных?

Мы с тобой составляем стабильности остров,

Где пристанет драккар, что тобою ведом,

И ко мне ты сможешь пристать

Отдохнув от мыслей встревоженных.

Ты – идеальный сверхпрочный сверхпроводник

Моих чувств к окружающему тебя миру и

Твой Север мною любим

С той же страстью, что и ты, без энергопотерь.

Как могучий тысячелетний ледник,

Что колебания страстей с места сдвинули,

Мое сердце здесь сольется с твоим

В Ледовитом море – навсегда теперь.

Ты называешь меня Художником, но пойми:

Ведь кисть и краски купил в той лавке впервые в день я,

Когда увидел тебя в толпе, и огромный мир

Вдруг изменился едва заметно в одно мгновенье.

Померкли краски, притих немолчный разноголос,

И ветер стих, и поблекло солнце на небосклоне,

Ты шла в толпе, и я понимал, что твоих волос

И глаз твоих на холсте смогу я познать законы.

Ты доверяешь мне, словно лечащему врачу,