– В одиночку? А я что…

– Фаршированный гусь? – обе женщины в унисон выкрикнули любимое сравнение Моны.

Упоминание о прошлом, мысли о том, что ждет их в Челси Мьюз на этот раз, окутали туманом мечтаний. Эми многие годы не вспоминала о тех первых месяцах после возвращения домой из Лондона. Как Лу защищал свое право на интрижку с Хлоей, обвиняя Эми, отправившуюся заграницу, заодно укоряя за выдуманную им же самим неверность. Погружаясь в сон, она вспомнила, как Лу заставил ее выпить до дна чашу унижения, пока, наконец, не простил и позволил часами печатать его научные изыскания и править подготовленные к защите тезисы.

Мона мысленно уже была в Лондоне. Она и Эми, в конце концов, решили принять приглашение на свадьбу, соблазном стало их любопытство насчет того, как Джорджина и Ник оказались вместе, и каково будет увидеть Ника в подобных обстоятельствах. Теперь все совершенно по-другому, и пусть Джорджина тоже узнает об этом. Благодаря старым лондонским связям, Билл Нел договорился о постановке в столице Британии «Трамвая «Желание» полностью английской труппой, за исключением Моны.

Пользуясь приездом Моны в Лондон на свадьбу Джорджины, со-продюсеры Билла организовали пресс-конференцию для приветствия новейшей американской сенсации и объявления лондонской постановки. Были заказаны статьи, основанные на том факте, что Билл Нел «открыл» Мону в бытность студенткой подпольных курсов и сразу же распознал ее невероятный актерский талант. В одном из пресс-релизов' приводилась цитата из интервью с Биллом: «В театральных постановках XXI, века будут записывать на пленку исполнение Моной Девидсон роли Бланш Дюбуа как квинтэссенцию глубинного проникновения в характер наиболее сложной героини Теннесси Уильямса».

Так и скажи им, Билл. Главное – не тушеваться. Возьми, к примеру, Хелен Хейз. Мона восхищалась и уважала эту женщину. Та была пресс-агентом, впервые назвавшим Мону «Первой леди американского театра». Теперь вы никогда не прочитаете о Моне, не увидите ее по телевидению без обращения «Первая леди американского театра».

Между пресс-конференцией, интервью и свадьбой Моне нужно будет найти время, чтобы купить подарок Сиднею. Он был так расстроен, когда Мона ясно дала понять, что не хочет ехать в Лондон с ним.

– Я поеду в любом случае. Попробуй остановить меня.

– Если ты это сделаешь, я никогда снова не заговорю с тобой.

– Ты должна будешь разговаривать со мной, я один из твоих продюсеров!

– Сидней!

Мона не имела ввиду «разговаривать» когда произнесла слово «заговорю», Сидней знал, что она имеет ввиду слово «спать». Мона никогда больше не будет спать с ним.

– Это из-за случившегося в магазине Мэси?

– Не будь глупым! Просто Эми и я остановимся у Джорджины. Старый дом, куча воспоминаний и все такое. Ты знаешь, это сентиментальное путешествие.

– И я буду просто мешать?

– Ну… да. Не мешать, конечно, но я буду нервничать, что ты скучаешь. Это как прийти на встречу одноклассников и слушать о людях, которых не знаешь, и событиях, которые тебя не волнуют. Ты понимаешь? Я вернусь прежде, чем ты заметишь мое отсутствие, и тогда мы сможем побыть какое-то время вместе.

– Это все-таки из-за Мэси!

Его наказывают за то, чего он совершенно не понимал.

На самом деле, это, действительно, из-за случившегося у Мэси, или, скорее, не случившегося. То, что начиналось как игривая причуда Моны, превратилось в ужасно непонимание, все более усугубляющееся со временем.

– Знаешь, что я сделала, когда мама в первый раз привела меня к Мэси? – спросила Мона, озорные искорки блестели в ее глазах. – Мне было пять лет. Я вырвалась от нее и побежала вверх по спускающемуся эскалатору.

– Это не смешно.

– Я думала, что это восхитительно.

– Это опасно.

– Ты так считаешь?

Пустой эскалатор был как раз перед ними.

– Давай, Сидней, я догоню тебя.

– Не будь ребячливой.

– Я – ребячливая! Все великие актрисы ребячливы!

Разве он не понимает? После всех этих бурлящих эмоций премьеры, аплодисментов и восторгов, ей нужно сделать что-нибудь глупое, иначе она взорвется.

– Ну, давай!

Почему Сидней не может понять?

Сидней попытался удержать ее за руку. Мона вырвалась и поскакала вверх по спускающимся ступенькам, словно горная козочка в современном балете, проворно обогнув одинокого покупателя, который в изумлении смотрел на нее.

Она продолжала убегать, не заботясь, что Сидней потратит целый час на ее поиски и, возможно, вернется к ней домой измученный и встревоженный. Пытаться объяснить ему ее поступки, все равно, что читать книгу лошади. Он много кивал, но не воспринимал сути.

А вот Ник Элбет понял бы. Ему бы понравилось. Он бежал бы по эскалатору, похлопывая Мону по заду весь путь наверх, а потом, кружась в танце, как Джинджер и Фред, они спустились бы вниз. Причина ли это для того, чтобы обожать одного мужчину и едва выносить другого? Настоящей причиной нежелания взять Сиднея в Лондон является, откровенно говоря, неуверенность Моны. Как она справится с собой, увидев Ника, венчающегося с Джорджиной?

Уверена что будет находиться в подавленном состоянии и ревновать. Если она собирается метать громы и молнии, лучше быть одной. Мона просто представила себя в постели с Сиднеем в ночь свадьбы – раненая тигрица накидывается на беззащитную жертву. Не его вина, что он не Ник Элбет. В действительности, Сидней для нее лучше, чем Ник Элбет когда-либо мог быть. Но все это справедливо по отношению к будущему, а не к следующей неделе. Бедный Сидней. Если бы она позволила ему сопровождать ее в Лондон, он бы не понял настроения и поведения Моны в гораздо большей степени, чем после случая в магазине Мэси.

Счастливая будущая невеста, леди Джорджина Крейн, была воплощением элегантности высшего класса, когда, замерев, стояла у ворот, где встречали прибывших в лондонский аэропорт. Два ее любимца, Дин и Чак, натянув поводки, рвались вперед. Мона и Эмми испытывали беспокойство и смущение, как в тот первый день в Челси Мьюз.

Какими бы ни были их достижения и статус в Америке, каждая оказалась очарованной аристократической подругой с ее блестящей гривой каштановых волос, бархатистой кожей, костюмом от Лагерфельда, босоножками от Шанель и стеганой сумочкой из того же дома.

Визги и объятия все же мало сократили расстояние между американками и их хозяйкой. По дороге в город в роскошном «Роллс-Ройсе» разговор не клеился.

Джорджина решила ответить на молчаливый вызов. – Думаю, вы обе надулись, потому что за все эти годы я ни разу не упомянула о Нике. Я ничего не могла поделать с собой и никогда не прекращала видеться с ним. Мы оба были очень изобретательны, к тому же, это добавляло возбуждения. На побережье Девоншира мы нашли маленькую гостиницу, абсолютно пустую в мертвый сезон. И паром «Королева Елизавета II». Вы ведь не знаете, что можно заказать каюту на ночное путешествие из Гавра в Саутгемптон? А однажды, когда он и Лягушка остановились в Нью-Йорке в «Плазе», я прилетела туда, поселилась в «Шери» через дорогу. Прыг-скок для нашего Ника. Он напоил Роксану до одурения, уложил в кровать и был у меня еще до полуночи! Мы могли видеть «Плазу» из моих апартаментов, Ник предварительно поставил корзину цветов на окно Роксаны. Когда у нее зажегся свет, Ник схватил ботинки и убежал!

Но ее любимое приключение произошло в отеле «Сплендидо» в Портофино, когда Лягушка вывихнула плечо, катаясь на водных лыжах в Монте-Карло.

– Она должна была находиться в госпитале, точнее, больнице имени принцессы Грейс, представьте себе. И знаете, что сделал Ник? Он нанял водный планер, смог приводниться в Портофино и провести ночь со мной!

Обеспокоенная молчанием пассажирок, Джорджина приостановила свои откровения.

– Простите меня. Разболталась, как торговка. Я никогда не могла рассказать об этом хоть кому-то. Надеюсь, вы обе поймете меня.

Они заверили ее в этом.

– Вы знаете, я никогда не отпускала его со своей орбиты.