Дрон радиоразведки, неторопливо жужжа сервоприводами, ковылял по развалинам ЦУМа: господство в небе было утрачено если и не окончательно, то на длительный срок. Так что только так, по земле!

Вся операция была просчитана до последнего болта и цента, и, хоть и допускала различные вариации, однако лимит на них вышел после потери четырех основных спутников группировки тактического контроля. Автоматизированный геостационарный командно-аналитический нейросетевой центр практически ослеп. По сути, успех Московской наступательной операции теперь зависел от координированной работы групп «ликвидаторов очагов сопротивления местного населения», которые рыскали по развалинам Златоглавой в поисках партизан – неожиданно мощный согласованный отпор и дерзкие точечные акции выживших нарушили все планы – столица стала крепким таким центром противодействия. А время шло! Но, разумеется, дрон не переживал по этому поводу, а просто следовал программе и командам их Центра.

Внезапно механизм замер, уловив быстрый радиообмен в УКВ-диапазоне: любительские станции, довоенный гражданский диапазон частот, удалённость – два километра сто пятьдесят шесть метров, азимут тридцать пять градусов шестнадцать минут.

Сигнал обнаружения ушёл по закрытому каналу уже в КВ-диапазоне едва уловимым треском короткой помехи.

…Группа охотников хладнокровно расстреляла мужчину и молодую женщину с ребёнком на руках, которая вышла его встречать в самодельный тамбур укрепленного убежища, оборудованного на подземной парковке: туристический рюкзак с консервами и детским питанием прошили три очереди, последняя прошла сквозь тело мужчины и зацепила женщину. Она, отползая, пыталась одновременно закрыть собой плачущую девочку, но охотники, синхронно развернувшись и снова открыли огонь. Девочка резко осеклась и больше не плакала.

– Фашисты… – Хрипло прошептала женщина.

Из ослабевшей руки под ноги охотников выкатилась старая РГО. Грянул взрыв…

Двое оставшихся на ногах произвели «контроль» семьи, хотя в этом и не было никакого смысла, и, переглянувшись, развернулись к своим спутникам: двое из них были точно мертвы. Командира придавила балкой и размозжило ноги, ещё двоих сильно посекло осколками, но один из подранков ещё хрипел. Тишину подвала снова разорвали парные выстрелы «контроля» – два охотника, собрав оружие и экипировку убитых, двинулись на выход в соответствии с инструкцией по «устранения сопротивления местного населения», которая, в том числе, подразумевала и сокращение расходов на лечение личного состава, пострадавшего при боестолкновении с нонкомбатантами…

Каждый тоннель, каждая вентшахта или ещё какое иное подземное помещение имеет свои особенности и назначение, но их объединяет одна общая задача: обеспечить безопасность всех без исключения жителей подземного мира. И в любых условиях. Произойдет ли обвал, затопление или выброс газа, упадут ли бомбы или разольется невидимым ядом радиоактивное излучение, появятся ли в гигантских подземных трубах охотники противника – все подземное хозяйство, должно работать на выживание. Так было и на этот раз. В тоннеле перегона Шаболовская – Ленинский проспект обвалился недавно восстановленный тоннель, и, коль скоро был шанс, что выжившие могли чудом уцелеть в КАВС (камера аварийного воздухоснабжения) или в ПКСП (пункт коллективного спасения персонала), спасательно-поисковые работы развернулись мгновенно и на приличном уровне, с привлечением всех свободных сил Анклава.

Группа «Юн.Барс» расположилась метрах в двухстах от завала. Там горели мощные лампы и работала техника, а здесь, в крохотном закутке «технички», царил полумрак подземелья. Тишины, конечно, не было и в помине, но, по крайней мере, можно было разговаривать спокойно, а не орать друг другу на ухо. В пустом патронном «цинке» горело самодельное сухое горючее, и от его огонька становилось уютно и спокойно. Ну, относительно спокойно… Бессменный командир «барсиков», тринадцатилетний Петька-Проказа, подложив под тощий зад аккуратно сложенную скатку ОЗК, сидел возле самодельного очага и травил по заказу личного состава байки о своих похождениях и всяческие легенды, которыми успело обрасти подземелье.

– Первый раз мужика этого видели в районе Октябрьского перехода, – говорил Петька, полируя бархоткой свой памятно-наградной знак в виде звезды шерифа с надписью «HUNTER». – Непростой был чел, сколь лет – не поймешь. Может, тридцать, а, может, и все пятьдесят. Но по-любому старый! И вроде выглядел обычно – плащ да дробовик, а чем-то сразу настораживал. Какой-то слишком уверенный был. Хотели его задержать да допросить – не вышло.

– Сопротивление оказал? – Спросил самый мелкий и самый не в меру любопытный «барсик», белобрысый Колька.

На него зашикали.

– Сопротивления он не оказал никакого, – продолжил Петька с выражением лица «Хрен меня кто с мысли собьёт». – Однако каждый раз, когда его пытались задержать, происходило нечто, что наглухо отвлекало местных «безопасников» от его персоны. То драка рядом случится, то ящик консервов кто уронит, то случайный выстрел непреднамеренно бахнет. Спохватятся, а его и нет рядом. Народ, вы знаете, у нас суеверный, и поначалу все остереглись его трогать, а тут случай вышел…

Петька помолчал, подышал на свой значок и, вновь протерев бархоткой, укрепил на груди. Все ждали продолжения, открыв рты, и нетерпеливо ёрзали. Проказа поправил лежащий на коленях пистолет-пулемет «Хеклер и Кох» (МП-5ПДВ, предмет зависти всех пацанов и девчонок группы!) и продолжил:

– Малыш один заболел тяжело. Четыре года. Крупозное воспаление легких. Госпиталя и вертолетов тогда еще не было у нас – да ничего почти не было!.. Антибиотики-то не на каждой станции были. Думали, хана мелкому. А этот мужик пришел, поглядел, побурчал что-то и давай его лечить. Соорудил подобие бани, каких-то травок достал и мальца выходил. Олды сперва его гнать хотели. Обзывали шарлатаном мошенником – и еще по всякому. Но он как-то ловко их на хер послал, да так, что они ему еще и помогать принялись наперегонки. Не прошло трех дней, как вылечил он малого. Тут олды его, мужика этого, решили задонатить по полной, но тот с них прикололся. «Нету у вас ничего!» – Говорит им. Достал из рюкзака пару банок консервов, возле раскладушки малого положил и пошагал себе в тоннель в сторону кольца. Папашка малого было за ним увязался – узнать, как зовут да откуда пришёл. Вернулся белый как электросварка, губы трясутся, ноги подгибаются. Говорит: «Ответил он мне, что зовут его Лексо, и дальше пошел. Я было за ним, но тут из вентиляции вылезла тварь вроде паука размером с теленка. Криповый до икоты! Я и не помню, как ноги унес…».

– Ну это его приморочило от переутомления, – сказал тощий Андрюшка, верный помощник командира Петьки. – Не бывает таких пауков.

– Не болтай, чего не знаешь, – оборвал его Петька. – Дядька Шиберман рассказывал, что натыкался в тоннелях на обрывки паутины. Как шпагат толстая! Анализ даже взять не смог. А пока в пути был – распалась и пропала та паутина. А поначалу крепкая была…

Все уважительно замолчали. Авторитет Шибермана, бойца группы А.Р.Г.У.С., за прошедший со дня начала Бедствия период, достиг таких высот, что почти сравнялся с Многоликой. Его именем заключались "договорняки" на поставки фуража и материалов и, если он выступал гарантом сделки, можно было быть уверенным, что несостоятельной сделку не объявят. И это среди взрослых опытных торгашей-караванщиков. Чего тут говорить о предростках-недомерках? Им о Шибермане можно было только почтительно молчать. Что они и делали.

– А правда, что у дядьки Шибермана есть золотой кастет? – Спросил, не выдержав паузы, Колька.

– Правда, – снисходительно молвил Проказа. – Золотой, инкрустированный рубинами. Ему Ши Вон Дан подарил, глава Вьетнамской общины. Мой кореш лепший.