В 1904 году Курский вступил в Российскую социал-демократическую рабочую партию, сразу примкнув к большевикам. Началась русско-японская война – и юриста Курского призвали в армию. Но ненадолго. Очень скоро его перевели в запас «на лечение», хотя никакими серьезными болезнями будущий нарком не страдал. Скорее всего, просто побоялись иметь дело с неблагонадежным офицером. В 1905 году он участвовал в московских баррикадных боях. Курского арестовали, но за отсутствием доказательств вынуждены были отпустить. Можно сказать, он вышел сухим из воды.

Дмитрий Курский

Он был одним из немногих партийцев, которые не порывали со службой, не спешили стать профессиональными революционерами. Но в Московской партийной организации (между прочим, подпольной) трудно было найти более авторитетного большевика.

Старый большевик А. Г. Носков вспоминал: «Внешне несколько суровый, чему способствовали его „по-хохлацки“ опущенные усы, он был человеком большой душевной красоты, умевшим сочетать простоту и чуткость в отношениях с людьми с большевистской принципиальностью и партийным трудолюбием. Для нас, молодой тогда поросли революционеров, преобладавших в профсоюзах, он являлся не только официальным представителем московского большевистского руководства, но другом и наставником во всех делах. Многие из нас вступили в РСДРП в пору царизма благодаря идейному влиянию Д. И. Курского и законно считают его своим партийным отцом».

Хотя партия выступала против войны, Курский на фронтах Первой Мировой сражался добросовестно. Он командовал ротой, участвовал в знаменитом Брусиловском прорыве. Вскоре после Февральской революции солдаты избрали прапорщика Курского делегатом I Всероссийского съезда Советов.

В октябре 1917-го ему не довелось быть в Петрограде, о чем Курский впоследствии не раз пожалел. Он работал в одесском Военно-революционном комитете. Тоже важный фронт: этот южный город был крупнейшим портом России и третьим по населению городом страны, если не считать уже утраченной Польши. Объединенный пленум Советов рабочих, солдатских и матросских депутатов провозгласил в Одессе власть Советов. Потом власть в городе менялась не раз, но в первый раз большевики победили там при участии Курского.

Вернувшись в столицу, он сразу включился в работу по созданию советской юстиции. Курский, по-видимому, никогда не считал, что государство и право вот-вот отомрут сами собой при наступлении всеобщего коммунизма. На фоне соратников, которые верили в быстрое и радикальное преобразование мира, Курский выглядел почти консерватором. Хотя, конечно, и он первым делом занялся уничтожением той системы правосудия, которая сложилась в России к осени 1917-го. Отменялись суды присяжных, упразднили прокуратуру… Что пришло вместо них? Революционные трибуналы, которые открылись в десятках городов. Народные суды, для которых не хватало сотрудников. И – всесильная ВЧК, которая подчас вершила и следствие, и суд. Шла гражданская война – и Курский в то время повторял латинскую мудрость Цицерона: «Когда говорит оружие, законы молчат». Война принесла чрезвычайное отношение к человеческой жизни, к правонарушениям, к вынесению приговоров. Стройной системы не было, да и быть не могло. А за правосудие в стране отныне отвечал именно Курский, ведь с сентября 1918 года он был наркомом юстиции – и остался на этом посту почти на 10 лет. Прежде всего потому, что умел находить компромисс между другими видными большевиками-юристами – горячими головами.

Но гражданская война закончилась. 1922 год начался для советской власти со споров о новом органе юстиции – о прокуратуре. Казалось, что само это слово связано с «проклятым прошлым». А тут Курский и Николай Крыленко стали готовить проект советской прокуратуры. Правда, нарком предлагал не наделять ее мощными полномочиями. Прокуроры, по его плану, должны были подчиняться не только наркомату, не только главному прокурору, но и местной власти. Если учесть, что не менее важна была и партийная дисциплина, прокуроры превращались в самых бесправных бюрократов в стране. Крыленко набросал альтернативный вариант, по которому прокуроры подчинялись только одному человеку – прокурору РСФСР. А им подчинялись все суды. Выстраивалась строгая вертикаль власти. Но на съезде юристов Крыленко осмеяли. И язвительнее других его вышучивал Курский. Против крыленковского варианта выступили и депутаты. Но всем им стало не до смеха, когда в Политбюро получили письмо от больного Ленина – из Горок. Он, как это бывало, категорично выступил против большинства, выставив соратников идиотами. Ленин выступал за сильную прокуратуру, которая не будет подчиняться местным «царькам» и добавит советской юстиции профессионализма.

Узнав о мнении вождя, почти все изменили точку зрения. Все инстанции проголосовали за крыленковский проект сильной прокуратуры. С одним нюансом. Прокурором РСФСР назначили Курского. При этом он сохранил и пост наркома юстиции. Но нельзя сказать, что после этого у Курского стало больше власти. Его старшим помощником назначили недавнего оппонента – Николая Крыленко. У Курского хватало дел в наркомате, а Крыленко активно работал в прокуратуре, сочинял грозные циркуляры, которые отправлялись по всему союзу.

Курского больше занимало другое – создание кодексов, без которых судебная система не может работать. Он не побоялся привлечь к работе специалистов с дореволюционным опытом – и один за другим в Советской России появились уголовный, уголовно-процессуальный и гражданский кодексы. И даже иностранные коллеги признавали, что они были выполнены на высочайшем уровне юридической техники. Причем каждый кодекс бурно обсуждали на съездах, и Курскому приходилось отбиваться от оппонентов. Он не был диктатором, и держал рядом с собой не только «удобных людей».

Тем временем прокуратура в СССР стала реальной силой. Под ее руководством появились и следственные органы, которые профессионально занимались и уголовными, и политическими делами. А больше всего – боролись с коррупцией. Ленин и Курский объявили поход против взяточников, которых наказывали строго – как никогда прежде. В то время в стране появились предприниматели – нэпманы. Они, конечно, старались платить поменьше налогов, предпочитая подношения «в конвертах», которые принимали «столоначальники». Вот прокуратура и превращала таких чиновников в заключенных.

После 50-ти нарком часто болел, служить на столь хлопотной должности он больше не мог. В последние годы жизни Курский был полпредом СССР в фашистской Италии Муссолини. Тогда считалось, что любой опытный и интеллигентный политик может стать дипломатом. Там он и умер в 1932 году в чужом краю, возможно, избежав репрессий и не заработав тавро врага народа для себя и своих близких.

Один их многих трибунальных процессов, которые прошли на удивление быстро, но оставили след в истории советского права – дело Оскара Виппера, бывшего товарища обер-прокурора Уголовного кассационного департамента Правительствующего Сената и действительного статского советника. Это дело, о котором судачили не только в России, но и во всем мире, стало столкновением двух разных юридических систем, двух миров, столкновением принципов.

Впрочем, сначала миллионы людей захватило дело Бейлиса, куда более резонансное, без которого рассказ о судьбе прокурора Оскара Виппера становится бессмысленным. И о нем все большевики, да и все революционеры с приличным стажем помнили назубок. Расскажем о нем кратко. 20 марта 1911 года в пещере на окраине Киева обнаружили труп 12-летнего мальчика Андрея Ющинского с ножевыми ранениями. Главным обвиняемым стал работавший неподалеку на кирпичном заводе приказчик Менахем Мендель Бейлис. Улик против него почти не было, только смутные показания о «чернобородом мужчине», который накричал на Ющинского незадолго до его гибели. В итоге следствие трактовало события как ритуальное убийство, совершенное – ни много ни мало – для употребления крови христианских младенцев в чудовищных иудейских ритуалах, реальность которых никто доказывать не собирался. Все понимали, что дело складывалось диковатое. Задача стояла такая: и Бейлиса осудить, и, по возможности, лицо сохранить.