После нескольких дней общения с Настей я поняла, что чувствую в ней родную душу. Все подростковые тусовки, каждый приятный момент, который связывал меня с этой компанией, – Настя отвечала за все.
Я ценила в ней искренность. Когда я сказала ей, что на время хочу побыть одна после тяжелого расставания с Кешей, она отреагировала очень странно. Настя приняла мое решение, но ее действия, ее мимика говорила совершенно об обратном.
– Лин, – сказала Настя, – вечер прекрасный.
Есть в Насте все-таки то, что отличало нас друг от друга. Она была человеком свободным. Совершенно безотказной. Она любила жизнь и хваталась за её каждое мгновение. Как и за мужчин.
А я всегда беспокоилась. В какой-то степени я была для нее живым олицетворением нравственности. Только Настя не хотела видеть рядом с собой человека, который всегда честно, без ужимок, говорил бы ей о ее промахах.
– Спасибо тебе, – сказала я Насте, – за то, что смогла прийти.
Она улыбнулась и на время отошла в ванну.
Рюмка текилы. Вторая. Третья. Я сбилась с счета. О том, что было несколько часов назад я уже совсем не думала. Мне было весело. Музыка заставляла двигаться, а текила выполняла свою главную функцию: одновременно оперативное средство лоботомии без неприятных побочных эффектов и быстродействующее обезболивающее.
– Может, мы позовем кого-нибудь еще? – спросила я.
Идею компания восприняла без особого энтузиазма.
– А если звать, то кого? – спросил Паша. – У меня даже на примете нет никого.
– Лин, может, не стоит? – спросила Настя.
– Я согласна, – сказала Карина. Я удивилась: она впервые была согласна с Настей. – Не уверена, что идея на пьяную голову лучшая.
– А я хочу, – сказала я. – Сегодня мой день рождения.
– Помнишь, я рассказывала про друга своего? Ну одногруппника того классного? Его Настя знает!
Ирина оживилась. Настя восприняла предложение Иры с явным недовольством.
– О, я его знаю, – сказала Карина. – Он даже ничего.
Я всегда доверяла Карине в качестве выбора друзей, партнеров, потому что в моей жизни она была голосом разума.
– Зови, Ир, – сказала я. – Стало как-то скучно.
Ира отошла позвонить. Настя решила кому-то написать. Паша с Ваней пустились в пространную беседу, какая всегда случается у людей, выпивших такое количество алкоголя, которого было достаточно для полного расслабления тела и души, но которого не было достаточно для полного расслабления и расплавления разума. Мы с Кариной, добыв сигареты, сбежали на балкон.
– Честно, – сказала я, – я уже жалею, что позвала этого… Как его там?
– Диму, – сказала Карина. – Да хватит тебе, он нормальный.
Я услышала звонок домофона. Поняв, что выгляжу я для незнакомого человека недостаточно хорошо, я побежала в ванну приводить себя в порядок.
В ванной я задержалась надолго: одних красивых глаз, моего острого ума и красной помады не хватит, чтобы произвести на него впечатление. Так странно: я никогда не видела Диму, слышала о нем только от Ирины и Насти, чьей объективной оценке я никогда не доверяла.
Я подвела глаза, осмотрела себя с ног до головы.
Я вышла из ванной, прошла по коридору. За спинами друзей я плохо смогла его разглядеть. Первое, что я отметила для себя: он недостаточно высокий, но и не низкий. Мысль, эмоционально проявляемая: «Он хорошо выглядит».
Когда мы все вместе прошли на кухню я смогла детально рассмотреть его. На нем были белая рубашка поверх белой майки и темные брюки. Среди присутствующих мужчин он ярко выделялся своим умением находить общий язык с девушками, нетипичным для парня чувством юмора. Когда он протянул руку, я встретила любопытный, но в то же время смущенный взгляд серо-голубых глаз. Его рукопожатие было крепким, теплым и немного жестковатым. Он улыбался и что-то быстро говорил, я мало что разбирала. Большие губы, нос с легкой горбинкой, густые брови, беспорядочно уложенные русые волосы.
Еще одна мысль, эмоционально проявляемая: «Мне не нравится его лицо».
Его голос, интонация, жесты. Излишняя феминность в жестах, отталкивающая скованность. Весь он был неловким и нескладным. Слишком худые руки, слишком юное лицо, эти нелепые очки, которыми он то и дело скрывал половину своего лица. Между прочим, самый яркий показатель самодовольного человека. Есть люди, которые носят головные уборы или громоздкие аксессуары в обыденной жизни или в каких-нибудь кафе. И сколько бы они ни были убеждены, что мы живем в обществе, свободном от правил этикета, порядков или других социальных регуляторов, такие «модники» по-прежнему вызывают смешанные чувства.
– Я вина купил, куда его убрать?
Третья мысль, эмоционально проявляемая: «Он купил то, что мне нравится. Найти общий язык с человеком, который делает и пьет то, что мне нравится, не составит труда».
– Где тут можно покурить?
Возможно, его лицо мне и не нравилось. Но Дима был до ужаса обаятельным, и в какой-то момент его стеснительность вызвала во мне умиление.
Мы уединились на балконе, так как, кроме нас, никто в компании не курил.
– Я точно лишним не буду? – спросил он.
Много вопросов, мало ответов. Я подумала: «Что в нем было такое, что могло нравиться женщинам? Судя по всему, ответ на это я вряд ли получу, если он продолжит бросаться вопросами о том, как бы ему закрыть свои минимальные потребности».
– Нет, совсем нет. Дим, здесь каждый просто отдыхает и общается. Главное, чтобы ты нашел себе собеседника, – ответила я.
Чуть позже завязался разговор о наших странных историях или, как нам казалась на тот момент, странных жизнях. В историях Димы я услышала то, что хотела услышать давно, и это помогло мне понять, что я не одна в своих рассуждениях, желаниях. Посетило странное ощущение того, что мы были знакомы еще до этого дня.
Я училась на филолога, но моя детская мечта стать журналистом не умерла. Так, не имея при себе ни журналистского образования, ни соответствующей аккредитации, я выяснила, что Дима увлекался литературой, барами и женщинами. С каждым его словом он начинал мне нравиться все больше и больше.
– Недавно познакомился со странной девушкой, – сказал он, закуривая следующую. Мне нравились его улыбка, его смех и родинки вокруг глаз. – Она была странной. Знаешь, в момент приближающегося коитуса она попросила остаться в туфлях…
– В туфлях? – спросила я, смеясь.
Он улыбнулся и посмотрел на меня:
– Именно: в туфлях.
Послышались звуки салюта. Снопы искры поднимались в беззвездное ноябрьское небо, загорались, взрывались и снова поднимались в небо.
– В твою честь? – спросил Дима.
– Может быть, – сказала я. – Я замерзла.
Я начала игру. Намек был понят.
– Вернемся к остальным?
Я поняла ту женщину, которая предпочла остаться в туфлях: она просто подготовилась к скорому побегу. Неужели я его не привлекаю? Или он просто притворяется? Как много вопросов и как мало ответов…
Когда мы вернулись на кухню, мы все сели за стол. Каждый из компании начал делиться чем-то, что, как казалось, вызовет интерес большинства. К счастью, мои увлечения выходили далеко за рамки увлечений, отвечающих желаниям и потребностям моих друзей. Но, к своему несчастью, я давно обнаружила, что отклика они не у кого не находят. Я научилась выкладывать основную информацию в доступную всем форму, при этом легко добавляла остроты, которые либо смущали, либо смешили всех.
Я начала рассказывать про сегодняшнюю историю с зачетом и автоматом по греческой литературе. Краем глаза я встретила заинтересованный взгляд Димы. Он увлекся моим рассказом.
Я была взволнована. Я повернулась к нему, но была встречена холодным взглядом, в котором сквозили и надменность, и враждебность.
Чем я это заслужила? Я встретила его таким же надменным и холодным взглядом. Он растерялся. Я растерялась.
Что это было?
– Я обожаю Чехова, – сказал он, когда рассматривал мою скромную библиотеку. – Он невероятен.