Кеша стоял передо мной и нагло улыбался, как будто не было того лета, не было всех тех мучительных лет, в течение которых он то бросал меня самым низким способом, то возвращался ко мне.

– Привет, Алина.

Этот голос, эта интонация. Я захотела умереть в этот момент. Чувствовала страх, от которого онемели все конечности. Хотела исчезнуть. Мой мозг истерично вопил «Уходи!», но сердце… Сердце предательски требовало прижаться к его телу, прижаться к его губам и забыть все, что случилось со мной, с ним и с нами.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я. Голос дрожал.

– Твой день рождения, – сказал он. – Ты думаешь, я смог бы упустить возможность поздравить тебя?

Он опасно приближался ко мне. Кеша изменился с нашей последней встречи в лучшую сторону. Нет, он выглядел убийственно хорошо. Глаза сверлили меня насквозь. Только сейчас я обратила внимание на то, что в руках он держал красивый букет из белых лилий и коробку, обернутую в гофрированную бумажную упаковку. Кеша протянул мне цветы и подарок. Я невольно отступила.

– Я надеялась, что ты никогда не вернешься в Саратов, – сказала я. – Ты сказал летом, что в этом городе тебя больше ничего никто не держит.

Он опустил взгляд. Было забавно наблюдать, как Кеша делал вид, что ему может быть присуще ощущение стыда или даже вины.

– Это было неправдой, – сказал он. – Ты прекрасно знаешь, что это был способ понять твое истинное отношение ко мне. Да и мне надо было разобраться в том, что я испытываю по отношению к тебе. В этом городе меня держала… – Он запнулся. – Меня держала только ты. Алина, это же очевидно даже для маленькой девочки, а ты в очередной раз придаешь излишний драматизм всей ситуации и явно не желаешь подумать головой.

Снег, цветы, сухой морозный воздух царапал кожу. Вокруг шумели машины, люди, фонари освещали наши лица, а в голове медленно всплывал тот разговор.

Это было в самом конце июля, после тусовки у моих друзей. Кеша позвонил мне, когда я ехала в такси, мучаясь от похмелья. Я долго прислушивалась к его голосу. Через динамики телефона я могла слышать только его прерывистое дыхание.

– Что-то случилось? – спросила я.

Он долго молчал, а тревога росла с каждой секундой, минутой, которые делали это молчание невыносимым.

– Я уехал в Питер, – сказал он.

– И как надолго? – спросила я.

Неуверенность и волнение охватывали меня, сердце бешено колотилось.

– Думаю, что навсегда. Ты же знаешь, в этом городе меня ничего больше не держит. Нужно двигаться дальше. Если ты хочешь, приезжай сюда. Устроишься на работу, снимешь квартиру.

Фраза, которая убила, разбила меня. Фраза, которая растоптала все, что было между нами и все, что объединяло нас. Я долго молчала, ожидая очередного удара. Мысленно я приготовила себя к новой боли. Но внутри меня образовалась кровоточащая рана. Я все время рассчитывала, что он как-то невербально заставит меня ощутить тепло и любовь в его словах, но либо это были мои несбыточные мечты, либо ничем не оправданные ожидания.

Он молчал.

– Прости меня, – тихо сказал он. – Ненавидь меня и как можно скорее забудь.

Кеша положил трубку и поставил в наших отношениях точку. А я оставшуюся неделю июля рыдала. В августе собирала себя заново. Мне казалось, что по прошествии трех месяцев безрадостной осени я собрала себя полностью. Пока он снова не появился у порога моей новой жизни. И каждый божий раз, когда я отвлекалась от общения с ним, он внезапно появлялся в качестве уведомления в социальных сетях или, как сейчас, образом. Кеша улыбался. Он хотел снова подойти ко мне. Отступать уже было некуда: только трусливо капитулироваться в подъезд.

– Нет, – сказала я. – Я больше не позволю тебе так обращаться со мной.

Я захотела уйти, пока его сильная рука не притянула меня обратно.

– Брось, Алина, что за детский сад?! – возмутился он. – Забудь все то, что я говорил и делал. Не веди себя как ребенок и давай поговорим, как два взрослых человека.

Злость. Гнев. Обида. Боль. Я вырвала свою руку из его рук.

– Не прикасайся ко мне, – выпалила я. – Не приближайся ко мне. И запомни: я уже не та дура, которую ты можешь выбросить из своей жизни, как использованную куклу, а потом снова вернуть себе. Прости, но я не твоя вещь!

Он смотрел и не узнавал меня.

– Три года! – продолжила я. – Три года я ждала тебя, надеялась, верила в нас. Но ведь никаких нас не было! Был только ты! В твоей жизни я не существовала, а если в ней мне и было отведено место, то только в качестве подруги, которая из-за своей влюбленности поддерживала каждую твою мысль и смотрела на тебя, как на солнце. Такое ощущение, что у тебя не то, что нарциссизм, а синдром Бога.

– Я люблю тебя, – сказал он.

– Любишь? – спросила я. – Кеша, что ты несешь? Нет, меня ты как раз и не любишь. Тебе нравится, что я люблю тебя. Хватит меня мучить, хватит! Я все это время думала, что я недостаточно красива, недостаточно умна. А ты все разрушил. Ты превратил лучшие школьные годы в ад, в мой личный ад. Тебе нравилось издеваться надо мной. Каждый раз, когда я только-только приходила в себя, ты снова появлялся в моей жизни с той же самодовольной улыбкой с мыслями: «О, у Алины все хорошо, нужно срочно все похерить к чертям собачьим!»

– Я никогда и не думал об этом, – сказал он.

– Нет, ты думал об этом.

Я перевела дыхание. Меня всю трясло, и я чувствовала, что, если задержусь здесь хоть немного, то уйти никогда не смогу: от него, от этого чувства. Я не смогу уйти от нас, вернее от того, что осталось от нас.

– И пожалуйста, – сказала я. – Никогда не появляйся в моей жизни. В ней для тебя места больше нет. И забери свой букет: я ненавижу лилии.

Я поднималась на лифте и еле сдерживала себя, чтобы не расплакаться. Когда я вошла в квартиру, Карина отвела меня в сторону.

– Что случилось? – спросила она. Лицо ее выражало полную обеспокоенность.

– Это был он, Карин, – сказала я. – Это был Кеша.

– Я его сама сейчас убью, – сказала она с нескрываемой неприязнью.

– Не нужно, – сказала я. – Я все сделала правильно. А теперь я нуждаюсь в ускоренном курсе лоботомии. Или в ускоренном курсе обезболивания.

– Как у будущего врача, – заявила Карина, – у меня есть куча рекомендаций. Шампанское, вино, текила, белый ром. И именно в такой последовательности.

– Что угодно. Сегодня я хочу забыть его и все, что было между нами. Навсегда.

Еще в ванной я долго приводила себя в чувства. Нужно просто надеть улыбку, украсить ее красной помадой, и все станет проще.

В кругу друзей я слушала поздравления, принимала подарки. Мы смеялись, пили алкоголь, слушали музыку, обсуждали последние сплетни и новости из мира простых смертных и из мира людей, для которых покорение политических и карьерных вершин ничего не стоило. Ирина, моя бывшая подруга, чье присутствие в компании вызвало вопросы у меня и у Карины, рассказывала про свою бедную подругу, которая, ввиду своей неопытности, отдалась первому встречному, и про своего нового «друга». Эти истории меня никак не заинтересовали. Паша и Ваня – единственные представители мужского пола, в которых я никогда и ни за что не разочаруюсь, – делились своими впечатлениями из мира технарей. Я ничего не понимала, но было жутко увлекательно. Остальные делились проблемами в личной жизни. «Как же это все скучно», – подумала я.

Заиграла моя любимая песня. Разгоряченная крепким алкоголем, я захотела потанцевать. Чувствовала легкость. Никакой боли, никакого волнения. Я практически его забыла. Со мной танцевала Настя, другая подруга. Я была рада, что она смогла прийти, но весь вечер мне казалось, что между нами есть непреодолимая стена.

С Настей мы познакомились через Ирину. В свою очередь, добавлю, что Ира была на удивление гадкой и пустой девушкой. Но вопрос всегда оставался без ответа: как такая, как Ира, может иметь при себе близких друзей? Неужели есть в ней что-то? «Нет, – сказала я про себя, – в ней отсутствуют все те качества, наличие которых говорит о человеке как о хорошем и добром». И как Настя вообще с ней смогла найти общий язык.