Кажется, Фиалка была тронута.
– Хорошо, – она еще раз погладила меня по щеке. – Мы тебя развяжем. Все равно не убежишь. Да и куда тут бежать? Пустыня кругом.
Слава Богу! Кажется, я не зря старался. Красотка оказалась среди спортсменок главной. По мановению ее руки я был поставлен на твердую землю. Веревки с меня сняли, и эта гремучая змея, то есть, тьфу, опасно ее так называть, Фиалка схватила меня под руку, да так, что я сразу понял, что от нее не удрать. Не выпустит. Такими сильными руками можно сгибать рельсы не то, что удержать тщедушного юношу. И все же я поклонился ей и приложил руку к сердцу. Мне казалось, что так будет вполне галантно.
– Благодарю! – в этом я был искренен. – А как же мои друзья?
– Девчонок мы убьем, – ответила Фиалка. – А этого увальня приставим к мельнице. Потом, после того, как ни на что другое он уже не будет способен.
Геркулес застонал. Я попытался его успокоить:
– Ты же так хотел женщину, старина. Теперь твое желание исполнится в полной мере.
Это черный юмор. Я понимаю. Но никто, так как медики не пользуется им в тяжелые минуты жизни. Вот помню… впрочем, сейчас не время вдаваться в воспоминания. Надо выручать ребят. И как мне этого не хотелось, я обнял свободной рукой мою новую подругу и нежным голосом спросил:
– Пардон, мадам, а нельзя ли это как-нибудь уладить? Может быть, договоримся? Ну, зачем же так строго? И так скоро. Мы разве торопимся?
Фиалка посмотрела на меня, и ее нос стал еще остреее, чем был. Кажется мои слова, вернее нет, слова тут не при чем, мой тон, вся нежность, которую я вложил в свои уста, проняли ее. Скорее всего, ей никогда в жизни никто не говорил ласковых слов. Как опытный психоаналитик, я это сразу понял, поэтому продолжал:
– Ну же, моя прелесть, я же вижу, что тут все зависит от вас. Только одно слово, и я весь твой без остатка.
Бац! И она положила мне голову на плечо. Сердце у меня забилось от волнения. Моя тактика начала приносить плоды. Остальные амазонки смотрели на предводительницу с недоумением, и, кажется, с завистью. И тут я понял, чего не хватает этим несчастным женщинам. Конечно! В этой жаркой пустыне им катастрофически не хватает тепла. Обыкновенного человеческого тепла. Из поколения в поколение они привыкли добывать ласку и любовь кровью, огнем и мечом. Чего стоит такая любовь? Это же сплошной садомазохизм. Искалеченная психика. И никто, никто ни разу не пытался отнестись к ним с любовью и лаской. И первый, кто это сделал, был я!
Великое открытие!
От охватившего меня возбуждения и радости, какая охватывает каждого исследователя, который стоит на пороге великого открытия, я вдруг сам проникся к этой несчастной пустынной фиалке жалостью и нежностью и ни с того ни с сего погладил ее по грязной и запыленной щеке и потрепал за ушко.
Вы бы видели, как она задрожала, затрепетала, словно пойманная в силок лань, как заблестели ее глаза, запылали щеки и заалели губы. В следующее мгновение она не выдержала, ноги ее подкосились, и беспощадная и воинственная амазонка свалилась к моим ногам.
Я одержал первую в своей жизни любовную победу. Да! Правда моя жертва не совсем соответствовала моим юношеским мечтаниям, и все же я был польщен, и на какое-то время даже перестал вздрагивать, глядя на Фиалку. Теперь главное было не отступать, а продолжать наступление дальше. И будь, что будет.
Я протянул ей руку.
– Любимый, – прошептала она вставая. – Тушканчик мой ненаглядный!
Все это время остальные амазонки стояли, не двигаясь, и смотрели на нас. Взгляды у них были полны задумчивости. Кажется, они переваривали увиденное. И переварить это им было явно не легко. Я же сказал – искалеченная психика!
Еще более изумленными были мои спутники. Стелла смотрела на меня, широко открыв рот, Геркулес глаза, Наташа и то и другое. Чего уставились? Не видят что ли, что их спасаю, может быть даже ценой собственной свободы. Правда, про последнюю я в этот момент меньше всего думал.
– Так я их развяжу? – тихим голосом, как можно более ласково, спросил я и погладил Фиалку по голове.
Она кивнула. Амазонки не сдвинулись с места. Но мешать мне тоже не стали. Я развязал и освободил Наташу, Стеллу и Геркулеса.
Когда я освобождал Геркулеса, я ткнул его в бок локтем и прошептал:
– Что встал, как пень? Делай то же что и я. Нам надо их завоевать.
– Так дубины же нет! – жалостливо прошептал славный олимпийский богатырь.
– Ты должен покорить их другим оружием.
– Это, каким же? – подозрительно посмотрел на меня Геркулес.
Кажется, он меня не так понял.
– Лаской, лаской! – прошептал я. – И еще раз лаской. Займись заместительницей.
Геркулес поморщился. Заместительница Фиалки была чуть красивее начальницы. Только нос у нее был не крючком, а картошкой. Но это был верный удар. К тому же, суровые и, по-своему, красивые лица остальных воительниц не располагали к долгим раздумьям. И он решился. Амазонка как раз снимала с его рук веревки и с вожделением оглядывала могучее и рельефное тело гиганта.
– Ты мне нравишься, красавица! – сказал ей, правда, несколько скованно, Геркулес.
Но даже этого хватило. Заместительница Фиалки тут же задрожала и бросилась к Геркулесу в объятья. Не выдержали и остальные амазонки. Они бросились, половина к Геркулесу, остальные ко мне.
– А мы? – кричали они жалобными голосами и совершено перестали походить на тех беспощадных полицаек, какими вначале нам показались. – Как же мы? Мы тоже хотим нравиться таким шикарным мужчинкам!
Я не мог лишить их радости, и даже мысль о спасении тут ни при чем. Нет, мной двигали исключительно чувства гуманности и великодушия. Клянусь, в эту минуту я готов был возлюбить весь мир. Как-то само собой получилось, что я встал в позу проповедника, вскинул вперед руку, как Ленин на броневике, и елейным голосом изрек:
– Девушки! Милые! Хорошие! Славные! Да как же вас не любить таких? Всеми фибрами души, всем своим медицинским сердцем отвечаю вам, что готов полюбить и приласкать каждую, кому потребуется моя помощь. Вы же такие красавицы! Ваши глаза, руки, ноги, вообще фигуры! Да вы с ума сведете кого угодно!
Девчонки тесно столпились вокруг меня, как зайцы вокруг деда Мазая или детский сад вокруг Деда Мороза. Глаза их были полны счастья, неги и ожидания, что вот я сейчас открою мешок и начну раздавать сладкие подарки. Поэтому я не жалел добрых и теплых слов в их адрес.
В общем, через пять минут все до одной амазонки были в наших руках. Они смотрели мне в рот и готовы были выполнить любое наше желание. Единственно, что они наотрез отказывались сделать, так это освободить нас окончательно. То есть, отпустить своей дорогой.
Едва я заикнулся об этом, они насторожились и сразу начали хвататься за мечи, я тут же поспешил сменить тему, вернулся к их прелестям и сумел уладить конфликт еще в корне.
Во всяком случае, неприятная операция нам с Геркулесом вроде бы больше не грозила. И девчонки наши тоже избежали смертной казни. Это уже кое-что. Неправда ли?
Прошел час. Все это время мы куда-то шли. И, признаться, я несколько утомился. Пустыня, знаете ли.
И Фиалка это заметила. Кстати, оказалось, что ее настоящее имя Флора. Не удивительно ли? Я почти угадал. Так вот, она заметила, что я устал.
– Ты утомился, мой тушканчик! – воскликнула она.
Я смутился. Не больно-то хотелось показать себя слабаком рядом с такими крутыми девчонками.
– Не переживай, мой варанчик! – она опять погладила меня по щеке. – Вы мужчины, такие слабые и нежные. Эй, бабоньки! Зульфия, Гюльчатай! (Кажется, я где-то слышал эти имена.) Наш герцог устал!
Про то, что я герцог, им рассказала Стелла. Она вообще быстро подружилась с амазонками, потому что нисколько на них не обиделась за то, что они захватили нас в плен. Да и они сразу признали в ней свою. Ворон ворону… м-м-да!
А вот бедная Наташа, сразу стала в нашей компании изгоем, и пока я ей ничем помочь не мог. Она плелась позади всех, стонала и причитала, постоянно отставала, и мне приходилось потратить не мало сил, чтобы уговорить амазонок идти медленнее. И вот теперь, когда Зульфия и Гюльчатай подбежали ко мне и подняли к себе на плечи, наш отряд сразу удвоил скорость. Покачиваясь на сильных, но немного костлявых и жестких женских плечах, я оглянулся и увидел, как Наташа стремительно оставалась позади. Я поймал ее прощальный измученный взгляд, в котором уже не было даже упрека, и мне стало невыносимо стыдно. Какой же я мужчина после этого? Это ведь я инопланетянин, я пришелец, а не она! Это мне надо искать матрицу Совершенства, а не ей. Она всего лишь маленькая, избалованная родителями девочка, которая доверилась мне и попала в эту передрягу. И что же? Получается, что я бросаю ее в пустыне на неизвестной планете сразу под двумя беспощадными солнцами погибать в одиночестве?
