Еще несколько лет назад Владимир с удивлением и отвращением смотрел, как старательно блюли князья свое место на хорах Софийского храма, как боролись за каждую пядь храмовой площадки, теперь же ему не показалось неправильным упоминание имени его отца вторым после великого князя. А почему бы нет? Ведь Всеволод был женат на дочери императора Византии, и одно это возвышало его перед остальным племенем Ярослава,
К тому же Владимир видел, как добивался Святослав первенства и почестей для себя и для своих сыновей - вероломством, клятвопреступлением, клеветой, наветом. В этом случае блюсти честь и достоинство, действовать согласно древним порядкам, подыматься вверх лествицею значило бы всю жизнь оставаться в тени, на задворках, уступать место впереди наглым и хитроумным обманщикам, неспособным наветчикам, ленивым и жадным клеветникам. Нет, раз ты вступил на лестницу власти, двигайся смело и твердо и не упускай своего. И, конечно, Смоленск стоит Ростова, а Смоленск можно было бы смепить на другой, более важный стол, и это было бы справедливо для прямого потомка великих византийских властителей. Конечно, ему далеко до Новгорода, но ведь сидит же там Глеб, который не чем иным, кроме как жестокостью, пс отличался среди Ярославова рода.
Едва отзвучали торжества в Киеве и Русская земля получила из рук князей и воевод новый устав, Изяслав принялся собирать рать на Волынь. Уже несколько месяцев как польский король Болеслав II Смелый воевал русские пределы. Ляхи не могли смириться с бесславным уходом из Киева на исходе 1060 года и с тем, что верх гам постоянно брали Святослав и Всеволод: первый - связанный тесно через вторую жену Оду с немецкими землями, а второй - благоволящий Византии. С каждым днем слабело польское влияние в Киеве, польские телохранители Изяслава и Святополка отъезжали на родину, киевляне косо смотрели на польское окружение великой княгини. Больше с Изяслава взять было нечего. Сам он едва-едва сидел на киевском столе, уже шатавшемся под натиском младших братьев, и Болеслав ударил по Волыни. Он захватил Берестье и начал воевать владимиро-во лы некую землю. Собрав войско со всех русских земель, Изяслав летом двинулся на Волынь. В составе его рати птла и смоленская дружина Владимира Мопомаха во главе со Ставкой Гордятичем.
Самому же Владимиру великий князь наказал возвратиться п Смоленск, блюсти город от Всеслава как зеппцу ока, охранять днепровский путь.
С неохотой воспринял Владимир этот приказ. Ему не хотелось расставаться с дружиной. Это были преданные ему люди, прошедшие с ним его первый военный путь, дравшиеся за Минск и на Немиге. С ними он бежал от восставших киевлян в ростовские леса и с пими же пришел в Смоленск. Там в его дружину влились смоленские удальцы, и когда они были рядом - молодые, как и сам князь, ладные, вооруженные длинными мечами, копьями, небольшими треугольными щитами, предназначенными для конного боя, в бронях и сверкающих шишаках,- Владимир чувствовал себя увереппо и в дороге и в гридницах при разговорах с князьями. Теперь же Ставка, его старый товарищ, уводил дружину на юг.
Прощаясь, Владимир сказал молодому боярину: «Боя не страшись, Ставка, но и людей зря за Изяслава не губи». Впервые вопреки всем заветам старины и громким нынешним речам о единстве Руси князь здраво взглянул на дело и дал наказ, вытекавший из всего строя отношений среди русских князей: сколько удержится в Киеве Изяслав - неизвестно, а без дружины, без прочной военной опоры князь на Руси не в счет - вон как из пепла возрождался каждый раз Всеслав, и все потому, что стояли за ним полоцкие удальцы.
Владимир направился в Смоленск на княжение, а дружина его с Изяславом ушла против ляхов. Лишь осенью дошли до Смоленска вести, что шли на Волыни упорные сражения, что хотел Болеслав взять у Киева не только Владимир, но и вернуть себе червенские города.
Вскоре в Смоленск пришел гонец от великого князя. Изяслав был уже в Киеве и наказывал Владимиру оставить Смоленск и принять княжеский стол иа далекой Волыни. Там нужен был князь смелый и рассудительный, спокойный и решительный, и Изяслав льстил Владимиру, заставляя его переместиться во Владимпр-Волыпский. К тому же киевский князь извещал племянника, что его ростов о-смоленская дружина смело дралась в дальних землях, и теперь великий князь надеялся, что Мономах со своими воинами сумеет отстоять русские города от ляхов.
В те дни Владимиру едва исполнилось девятнадцать лет.
