На таких, как водитель Костя. Который каждый вечер несколько лет уже садится за руль ночного автобуса «Ночлежки» и везёт по темнеющему Петербургу горячую еду тем, кому вообще нечего и негде есть.

На таких, как искусствовед Варя. Которая на первую же крупную премию вместе с женихом начала восстанавливать старую школу в глухой поморской деревне.

На таких, как вы.

Которые не ждут, пока придёт кто-то большой, сильный и порешает всё плохое, а берут и делают. Что умеют и как умеют. Главное, делают.

Иногда хочется показать себе в свои далекие шестнадцать картинки из сегодня. Чтобы уже тогда знать – всё, что надо, непременно случится.

Не в шестнадцать, ну, так в двадцать шесть ты будешь творить лютую дичь.

Сможешь ночевать в палатке на древних курганах. Сможешь писать в Русский музей, в Русское географическое общество и получать положительные ответы. Сможешь встречать людей, с которыми будешь гулять под дождём, собирать шишки, обсуждать лямблиоз и сальмонеллёз за ужином.

На хрена? Это уже другой вопрос и, кажется, риторический.

Вообще много чего сможешь. Нет специального возраста, в котором что-то своевременно.

Если тебе сейчас шестнадцать – не бойся, всё будет.

Если тебе больше – тоже не бойся, всё тоже будет.

Куда оно денется, в конце концов.

– До́ктора, у меня уже три года диабет, месяц кружится голова и тошнит, неделю назад обожгла ногу, всегда болит всё. Но глаза болят сильнее всего, глаза мне полечите!

– Что же вы только сейчас-то дошли до нас?

– Ну, как стало очень больно глаза открывать, так я пришла. Детей было не с кем оставить, и кукурузу сажали.

Дети в количестве четырёх штук крутятся тут же, лезут на стулья и под стулья, моргают глазёнками на врача. Даже не всматриваясь, видно, что у них глаза красноватые.

У матери же почти однотонные кровавые комочки вместо белков и притаившиеся в уголках глаз коричневато-бурые наросты в форме мушиных крылышек – птеригиум.

– Работаете где?

– В поле овощи сажаю и на рынке продаю.

– На рынок как добираетесь?

– Пешком или на флитере, когда много нести.

– Понятно.

Из горных деревень до ближайшего городка не проложены дороги. Они пробиты в горах, в камне и оттого с годами не утрамбовываются, а крошатся. Каждая флитера тащит за своими колёсами плотный шлейф песка и пыли, словно залежавшиеся ковры выхлопывают. Единственное, чем местные жители защищаются от этого, – жмурятся.

Пешеходных троп отдельных здесь не водится. Так что и те, кто не может себе позволить поездки на флитере, – всё одно идут вдоль этих же пыльных клубов и красными глазами высматривают, куда ставить ногу при следующем шаге.

Врач идёт в аптеку клиники, выносит глазные капли и мазь. Рассказывает пациентке, как правильно промывать глаза себе и детям, в какое время лучше капать и мазать лекарствами.

Спрашивает телефон, записывает его под …дцать каким-то номером на лист, чтобы позвонить ей через несколько месяцев, когда в клинику приедет офтальмолог.

А пока просто капать и мазать.

Несколько штучек малины дали, но всё ж таки.

Ну а что, между прочим, найти здесь малину – редкость.

На рынке, вероятнее всего, её вовсе не увидишь. Если только в крупных городах в супермаркете и за большие деньги. Так что в качестве подарка очень даже неплохо.

Вообще, пациенты периодически приносят для клиники то тортильи, то рис с молоком, кто побогаче – бананы или манго, кусочки курицы.

Здесь у деревенских жителей в доме часто вообще нет денег. Совсем.

Ни оплатить приём врача, ни купить лекарство, ни давление измерить (да, в местных аптеках это можно сделать только за деньги – 30 кетцалей, примерно 300 рублей), ни вызвать флитеру. Они приходят пешком в нашу клинику, где врачи-волонтёры бесплатно принимают и выдают необходимые препараты.

Но нет денег не означает – нет благодарности. Вот и приносят продукты.

Так что, если когда-нибудь мы тут чем-нибудь отравимся, то с благодарностью. Зная, что здесь любые продукты достаются огромным трудом и часто их не хватает, – вдвойне с благодарностью.

Пусть это и не всегда вкусно, всё равно.

За почти три месяца в гватемальской деревне я:

– один раз увидела, как отец поцеловал сынишку в макушку;

– один раз услышала, как мать сказала ребёнку «любовь моя», и дважды, как пела песенку;

– три раза заметила, как родители пытались держать малыша за ладошки во время процедуры.

И много раз наблюдала другое всякое.

Как врачи спрашивают, сколько дней ребёнка тошнит, а родители вопросительно смотрят друг на друга, на сына, снова друг на друга.

Как матери не могут ответить, сколько времени кормили дитё грудным молоком.

Как на приёме в нашей клинике узнают, что ребёнок умеет рисовать, и хорошо.

Здесь очень иллюстративно видна отдельность детей и родителей. Случайность их в жизни друг друга. Здесь мало кто хочет и ждёт детей. Они появляются сами. И живут сами, ну, почти.

Я не думаю над тем – хорошо ли, плохо ли это. Я больше думаю над тем, почему оно так.

Есть идея, что люди мало знают о себе. И ещё меньше знают о том, что делать с маленьким существом рядом с собой.

Максимальное проявление заботы у местных родителей – это тепло одеть ребёнка. Одеть на холодную ночь, забывая, что жарким днём стоит снять часть одежды. Потом приносят этот взмокший горячий комочек в клинику. И очень удивляются, что не болен, а нужно просто переодеть. И смотрят на ребёнка по-другому уже, как на кого-то чуть более знакомого.

Пусть и с технической точки зрения пока. Уже хорошо. Уже не напрасно.

Сегодня уволили врача В. – одного из наших волонтёров.

Честно, было максимально неожиданно. В смысле, про возможность увольнения все мы знали, сами контракты подписывали. Но тут – так внезапно.

Через несколько дней В. должен был уехать в Никарагуа, и сегодня у него как раз был запланирован приветственный звонок с директором никарагуанской клиники. Разговор по телефону оказался максимально коротким. В. сказал, что в Никарагуа он не едет и нашу клинику придётся покинуть сегодня. Больше никаких подробностей не выдал, выглядел обиженным и молча ушёл в свою комнату собираться. По распоряжению гватемальского директора приехал наш водитель Сальвадор и увёз В. на своей флитере в Момостенанго. Оттуда уже можно добраться общественным транспортом до столицы или ещё куда.

Мы остались вчетвером: врач-педиатр Лиза, врач-терапевт Ирина, медбрат Кирби и фотограф я. Терялись в догадках, но молча, про себя, чтобы не нагнетать обстановку домыслами. Ждали вечернего звонка нашего директора – с пояснениями.

Директор Ханна позвонила сразу же после того, как мы отпустили последнего пациента. Рассказала о причинах увольнения, расспросила, как мы себя чувствуем после произошедшего. Оказалось, уволили В. за прямое и тяжёлое нарушение волонтёрского контракта – харассмент. Говоря по-русски, за приставания к коллегам женского пола. Оказывается, не раз и не с одной он пытался установить нерабочие отношения. С кем-то ограничилось тонкими словесными намёками, с кем-то перешло в агрессивный шантаж, а с кем-то и вовсе дошло до насильственной попытки физического контакта. Хорошо, что только попытки.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.