Райан Блейк рассмеялся, а у меня по спине побежали мурашки. Вот тот самый аргумент, который заставил меня в ту же минуту ответить решительное «да».

– Прекрасно! – воскликнул он. – Давайте договоримся часов на восемь вечера? Я привезу ключи, подготовлю бумаги, а Вы пока… В общем, соберётесь. Договорились? Здесь же в восемь вечера.

Мы возвращались в квартиру, где до сих пор царили хаос и разруха. Ещё пару часов назад мне было бы стыдно за то, что я так и не довела начатое до конца, а сейчас думала о том, какие вещи можно забрать с собой. Одежду? Я боялась к ней прикасаться без перчаток. Мне казалось, будто она покрыта непонятной липкой грязью. В голову, как ни странно, приходил только дневник снов. Не знаю, от кого я прятала его, но преследователь так и не нашёл эти записи под фальшивым дном ящика в тумбочке.

Энди брезгливо заглядывала в мешки с одеждой и постельным бельём. Её воротило от всего этого не меньше меня. Спокойным из нас троих оставался только Тэй. Кажется, он вообще не думал о том, чем мог заниматься здесь преследователь и на кой чёрт ему понадобилось всё крушить. Тэй зависал в своём телефоне и кому-то не переставая писал. Я нервно ходила по комнате, пытаясь собрать хоть какие-то вещи, но руки тянулись к дневнику снов и только. Как будто я больше ни в чём не нуждалась ни сегодня, ни завтра, ни когда-либо ещё. Важными оставались записи о фантастических картинках, невероятная карта «нового мира» и пара самых ярких фраз Джека Шайна. Правда, за всю мою жизнь запоминающихся цитат от Джека я услышала столько, что на целый сборник хватит.

Комната с каждой секундой казалось всё более чужой. Окно, которое я лично красила полтора года назад, как переехала сюда. Кровать, которую не помешало бы оттереть от следов сажи, но я за столько времени почему-то так этого и не сделала. Шкаф – небольшой, но зрительно занимающий половину пространства. Стол с полками под самый потолок. Из-за одной проклятой выходки какого-то человека мой самый уютный уголок в целом мире в одночасье стал совсем чужим и незнакомым. Паршивое чувство грусти и пустоты. Никак не получалось справиться с ним, отпустить или хотя бы так в него не погружаться. Душевные терзания длились, на удивление, недолго. Обычно я очень привязываюсь к месту и вещам. Неделями, а то и месяцами тоскую, но сегодня внутри что-то переменилось.

Я поднялась с продавленного матраса, полная странной решимости. Вот я уже точно знаю, где оставила зарядку для телефона, в какой карман рюкзака стоит её забросить, чтобы не искать полдня. Туда же полетели несколько шариковых ручек, наушники, моя крохотная заначка в пятьдесят фунтов, солнцезащитный стик для лица (открывала ли я его вообще после покупки?) и наше с Энди рождественское фото.

Уже выходя из комнаты я, конечно же, вспомнила про ноутбук и другие памятные вещи, помимо снимка с подругой. Но, боже, это чувство… Я будто бы переезжаю не в другую квартиру, а собираюсь отправиться в долгое путешествие. Помутнение, которое никак не заканчивалось. И мне было не страшно, наоборот, я чувствовала, словно готовилась к этому уже какое-то время. Просто забыла.

– Могла бы и посоветоваться со мной! – рычал Броуди в трубку. – Переехала, значит. И как мы теперь будем видеться? Я устаю после работы, между прочим, и не горю желанием переться к чёрту на куличики по темноте.

И что на это ответить? Ничего в голову не приходило. Да и надо ли? Сомневаюсь, что Броуди звонит, чтобы услышать что-то от меня. По-моему, он просто хочет высказать своё недовольство, а ещё, может, заставить меня чувствовать себя виноватой. Верно, я ведь всё придумала и, когда твою квартиру переворачивает верх дном невесть кто, в этом нет ничего ужасного и уж тем более страшного.

– Эй, чего молчишь, Роуз? – гаркнул он, но затем добавил: – Только не реви там, ладно? Этого ещё не хватало.

Я кивнула, словно через микрофон Броуди это увидел бы, и промычала нечто, похожее на согласие и утверждение.

– Вот и славно, – смягчился он. – Давай поужинаем сегодня. Как раз обсудим, когда ты вернёшься. Если не хочешь жить у себя, перебирайся ко мне. Давай в десять в нашем любимом баре, помнишь?

Снова вместо ответа я промычала и кивнула.

– Вот и умница, Рози, умница, – приглушённо засмеялся Броуди. – До вечера.

Экран телефона погас, его хотелось отшвырнуть куда-нибудь подальше, но телефон-то тут причём? Я выключила звук, отложила мобильник на стол и снова надела перчатки.

Ночь на новом месте прошла даже лучше, чем я могла предположить. Со сном мучиться не пришлось, не преследовало маниакальное желание каждую секунду проверять окна, дверь, шкафы и тёмные углы. Помню, как вернулась из пиццерии неподалёку по хорошо освещённой улице – Броуди отказался меня провожать, оправдывая это тем, что я от него «сбежала куда подальше», – поднялась к себе, спокойно приняла душ и провалилась в сон, даже не успев расстелись постель.

Утром мне захотелось поставить жирную точку на всей этой дурацкой истории с преследователем. Я позвонила Энди с просьбой помочь закончить уборку. Подруге я всё говорю, что надену свою одежду только после большой стирки, но вот уже который раз за утро на глаза попадается мешок с вещами, и я думаю, как с радостью оставлю его на помойке. Первые полчаса я изо всех сил заставляла себя придумать, пусть и самую невероятную, причину оставить большую часть, а потом просто плюнула на это и… Будь как будет.

– Ты чего такая грустная? – из комнаты появилась Энди с полным мешком всякой всячины. – Кто-то звонил?

– Броуди.

– Ах, понятно, – она закатила глаза и отмахнулась, небрежно стерев со лба пот рукавом. – Что ему нужно? Рвётся уйти с работы и помочь нам всё это дотащить?

Мы обе рассмеялись, как будто это действительно могло бы прозвучать из уст Броуди исключительно в виде шутки. И что с ним стало? Я помню его совсем другим.

– Хочет встретиться вечером и обсудить, когда я вернусь сюда.

Энди пробубнила что-то себе под нос, скинула перчатки и, поморщившись, посмотрела на свои руки.

– А с виду он казался отличным парнем, – вполголоса продолжала Энди. – Милым, славным. Весь такой добряк и джентльмен.

– Он странно себя ведёт с того самого дня, – отметила я. – Знаешь, мне показалось, он даже в лице изменился, когда я сказала ему про книгу, – я машинально пожала плечами. – Думаю, его это бесит.

– Если ему не даёт покоя твой успех, то, – Энди смотрела с жалостью, хотя её тон скорее должен был вселять некую уверенность, – к чёрту его! К чёрту Броуди!

– К чёрту так к чёрту, но я просто не понимаю что к чему? – я заклеила скромную коробку с посудой и наконец тоже сняла ненавистные перчатки. – Когда Броуди только узнал, что я веду блог и пишу и даже у меня есть тот сборник, он казался заинтересованным. Всё расспрашивал о писательстве, слушал, но стоило книге обрести какое-то признание, так ему всё сразу пришлось не по душе.

Мы перемывали Броуди кости все следующие полтора часа, пока собирали оставшиеся вещи. Этот разговор ни к чему толковому, кроме как навсегда и немедленно вычеркнуть «добряка-соседа» из жизни, не привёл. Ох, я ошибаюсь – мы же закончили убираться! Вот это действительно достижение! На часах почти два часа дня, мы уставшие, голодные и мечтаем принять душ. Да, животный страх перед квартирой у меня внезапно пропал, но ощущение несмываемой липкой грязи на всём, чего мог касаться тот человек, никуда не делось.

В четыре мусорных мешка поместилась вся моя жизнь. Я в тайне надеялась, что успела нажить чуть больше. От бумажек, одежды и обуви на все сезоны до бытовой техники и посуды. Раньше я регулярно раз в месяц злилась и переживала, что мне нечего надеть, а сейчас, когда приходится тащить весь свой гардероб в прачечную, очень даже рада, что тратилась на новые шмотки исключительно в день премии или внезапной надбавки. Основная часть денег всегда уходила на еду, квартиру, кофе из кофеен и многоступенчатый уход за лицом, чтобы к нему можно было хотя бы прикоснуться без боли. Каждый раз, когда я думала, что слишком много трачу на гели для умывания, сыворотки и крема, вспомнила, с каким внутренним отвращением я подходила к зеркалу. Почему у меня не исчезли все эти проблемы лет в восемнадцать так же, как у одноклассников?