Есть добро и есть зло, есть представители и того и другого. Можно ли назвать опера, ловящего жулика, его тенью, реверсом, обратной, менее важной стороной, дополняющей содержание жулика/аверса – лицевой стороны? Конечно же, нет. Как не можем мы назвать добро тенью зла. И это не должно быть исключением, это должно быть правилом, аксиомой – истиной, не требующей доказательства…
Однако, к моему большому сожалению, в нашей жизни очень часто все бывает наоборот… И даже такие понятия, как закон и справедливость, являющиеся двумя неразличимыми или слившимися линиями, как в геометрии, не являются тождественными понятиями в обыденной жизни и даже не двумя сторонами одной медали/монеты…
А может быть важно не то, кто главнее или второстепеннее, темнее или светлее, правее или левее, а то, что они не могут существовать друг без друга. Не будет правого без левого, не будет умного без глупого, аверса без реверса, опера без жулика, они – единое целое, и одно неизменно дополняет другое.
Вспомним поговорку: «Два сапога – пара». Левый сапог не функционален без правого – и наоборот. Значит, существование для них имеет смысл, только если они неразлучны, составляют пару, единство.
И даже если случается так, что одна из сторон решает или вынуждена жить отдельно, то отпечаток той, второй стороны навсегда остается в ее памяти, как будто запрограммированы они оба друг на друга…
А две самые большие загадки человечества – жизнь и смерть – может быть, тоже две стороны чего-то одного, единого целого?
Глава 3. Свой среди чужих
Чужое мясо к своему телу не приклеишь.
Народная поговорка.
Смысл замечательного кинофильма «Свой среди чужих, чужой среди своих» заключается в том, что человек определенного круга среди таких же, как он, выделяется, то есть не похож и непонятен для других его соплеменников… Он не лучше их и не хуже, он просто другой…
Несмотря на всю свою любовь к этой «системе» и наше взаимное притяжение друг к другу, как минус к плюсу, как яблоко к яблоне, с самого своего «ментовского» детства, я был ей не угоден… Как та же яблоня отторгает свой плод, когда он созрел и стал слишком тяжел для ее ветки… или как будто дерево выбрало именно этот плод в жертву нависающей тени от рядом стоящих деревьев, или гусениц, атаковавших его, или еще какой-либо напасти, разместившейся рядом с ним, и нужно было пожертвовать кем-то одним ради спасения сотен других…
Пожертвовать одним из своих сыновей или дочерей… Я понял это слишком поздно, когда был уже вне ее самой, этой системы, когда «сорвался с дерева»…
А может, наоборот – я вовремя сорвался оттуда, чтобы не гнить вместе с ней? Созрел, набрался сил и опыта и свалил оттуда?..
В свои семь лет отроду я уже знал, что буду сыщиком…
А вот вы помните, кем вы хотели быть в свои семь лет?
Когда в первом классе наша учитель начальных классов попросила нарисовать свою будущую профессию, я нарисовал милиционера, это было в далеком 1980 году… Рисунок этот у меня сохранился до сих пор.
Учительница начальных классов при окончании нами средней школы подарила всем рисунки 10-летней давности, чтобы сравнить, как совпали наши желания через 10 лет… Мои совпали, и через 10, и теперь уже через 45 лет.
И не то, что бы я не прожил без сыска или вдруг мировой сыск загнулся бы без меня… Нет. Но, как сказал один книжный милиционер из популярной в 90-е годы прошлого века книги «Мент поганый», Лев Иванович Гуров, констатируя факт уже случившихся событий:
«Что выросло, то выросло». Что случилось, то случилось.
В российском государственном сыске я лишь песчинка на большом и солнечном «пляже Анапы», но тем не менее знак «Лучший сотрудник криминальной милиции», заработанный мною в 2008 году на исходе моей государственной сыскной карьеры за конкретные раскрытые преступления, у меня имеется и заслуженно, что подтвердят мои коллеги по отделу уголовного розыска Таймырского ЛОВД, Сибирского УВДТ, проходившие службу вместе со мною.
А вот в частном сыске, в котором я оказался после выхода на пенсию в свои 36 лет, оформив лицензию частного детектива и используя опыт оперативной работы в государственной сыскной деятельности, я был как «рыба в воде». Я был свой среди своих.
Единственная существующая легитимная организация частных сыщиков России – Ассоциация Российских Детективов – за прошедшие 15 лет моей частной сыскной практики трижды награждала меня почетным знаком лучшего частного сыщика России по раскрытию преступлений.
Было это в 2011, 2014 и 2023 годах.
Но не об этом идет речь в моей повести. Речь идет о двух сторонах профессии сыщика, опера – лицевой и обратной… Аверсе и реверсе в нашей профессии.
А упоминание о моих наградах и заслугах – это так, чтобы читатель понимал, что перед ним не начинающий философ, сдающий экзаменационный билет о материи и сознании на вступительном экзамене университета, а профессиональный сыщик…
Начав свою карьеру в уголовном розыске, я неустанно повторял своей супруге:
– На первом месте у меня работа, и только на втором – семья…
И моя жена «проглатывала» такое деление… Она знала мою истинную страсть еще с пятнадцатилетнего возраста, когда, сидя с ней за одной партой средней школы или прогуливаясь по пригородному поселку, где жили наши семьи, я бросал все и торопился не к ней на свидание, а на просмотр очередной серии итальянского сериала «Спрут», демонстрирующего борьбу полицейского комиссара Катани с сицилийской мафией…
Я не мог и предположить тогда, что спруты водятся не только в Средиземном море, омывающем солнечный остров Сицилия, но и в самом крупном болоте на нашей планете – Васюганском, вплотную прилегающем к Новосибирску.
Тогда я еще не был ни аверсом, ни реверсом той системы. Я только стремился туда, так сильно хотел им быть, это была мечта всей моей жизни… как мне тогда казалось.
В 1990 году, после окончания средней общеобразовательной школы № 70 пригородного поселка Садовый, в Новосибирском районе, я поступил в Омскую высшую школу милиции (ОВШМ МВД СССР).
Ну как поступил – влетел в нее со всего маху, как патрон, выпущенный из пистолета, попадает в мишень.
Вступительные экзамены состояли из следующих дисциплин: физическая культура, история, обществознание, русский язык (сочинение).
Я готовился к экзаменам. Честно и упорно готовился так, что мой день, мои сутки были расписаны по минутам… Подготовке к экзаменам было выделено не менее 12 часов в сутки на протяжении полутора месяцев июня и июля 1990 года.
Я читал и конспектировал так много, что мое стопроцентное зрение 17-летнего подростка село… Я реально подозревал, что меня могут забраковать на медкомиссии у окулиста. К счастью, зрение вернулось быстро, в течение недели…
Из четырех дисциплин, оцениваемых по пятибалльной шкале каждый, с максимальным количеством баллов – 20, мой расчет был на 18. Зная почти все, что нужно было для поступления, и даже, как оказалось позже, примерно в три-четыре раза больше, чем было необходимо, переживал лишь за сочинение, да и то, точно зная, что на 4 балла напишу его так, как «ботинки губкой почищу».
Сдав физкультуру на 5, сочинение на 4, осечку я допустил на обществознании… 4 балла. Не за то, что я не знал билет, а за то, что знал его на 6 баллов из 5 и начал рассказывать философию не строго по билету, а с самых корней ее возникновения.
– Четыре балла, – сказал мне майор, принимавший экзамен.
– Почему 4? Я знаю на пять…
– Слишком умный, много философствуешь, нужно четко отвечать на каждый поставленный вопрос.
Только позже, через четыре года, заканчивая школу милиции, когда руководство ВУЗА предложило мне остаться преподавателем по выбору на любой из двух кафедр – уголовного процесса или философии, я понял, что знал не просто этот билет лучше майора, принимавшего экзамен, я всю философию знал лучше его.
В общем, подав на апелляцию против той оценки, что поставил мне экзаменатор, я услышал мнение другого майора, бывшего нашим первым начальником вступительного курса, который, выслушав меня, сказал просто и лаконично:
