Как трудно сделать вид, что влюблена

Как трудно позабыть любовь былую

Чем я усердней мыслями бичую

Тем все живее в памяти она

Но честь велит мне: позабыть должна

И нужно душу вылечить больную

Чужой любовью сердце уврачую

И будет страстью страсть исцелена.

Странный выбор для общепита… Впрочем, время ранее, кто-то из работников любит ретро. Мама моя – учитель словесности, как говорили в старину, то есть – русского языка и литературы и приучила меня любить красивый русский язык, а в переводе Лозинского – это не просто красивый язык, он как наркотик. Слушая пьесу и песни, я просто плыл от наслаждения. Какие обороты! «Чем я усердней мыслями бичую»… «Чужой любовью сердце уврачую»…

Я слушал, не находя в себе решимости уйти. Прекрасные тексты крепко держали меня за столом. Сейчас не услышать слов: «Нас время не теснит»… «Тяжеле всех, в почтовый день – растянутый визит»… До слез… Язык сейчас пропитался англицизмами, сленгом, да что говорить, я сам частенько их использую.

Я дослушал дуэт Теодоро и Дианы о любви. «Любовь, зачем ты мучаешь меня»?

Счастливый я человек. В общем. Любимая жена, хороший дом, что еще нужно человеку, чтобы встретить старость? Ответ я знаю: нужны мечта и цель.

Я расплатился за кофе, дал задание костюму найти свободное такси до Старой Руссы. Позвонил немцу адвокат? Вот и узнаем.

Зуд начал мне читать, все, что накопал на Карла Вернера. После освобождения из заключения в две тысячи одиннадцатом, он вернулся в Германию. Три года у него ушло на подготовку к переезду, сбор документов, уламывание жены. Я так думаю, что она не сразу решилась бросить Родину и ухать в холодную Россию. Вообще, для немца это – подвиг. Как же он хотел вернуться. А значит что? Значит, его находка осталась там – в Починке. Во всяком случае -тогда. Думаю, уже после переезда в Старую Руссу Карл добрался до находки и она сейчас у него. Интересно – что это?

У Карла двое детей: Максим и Берта. Им сейчас обоим больше сорока лет, точнее Максиму сорок семь, Берте сорок, у обоих дети, внуки Карла, пять человек: Сергей, Юрий, Франц, Клара и Юлия, старшему – Сергею двадцать два, Юлии – младшей, тринадцать. С Карлом живет его вторая жена, после смерти первой в две тысячи тридцать первом немки Кэтрин, Кати, он десять лет назад женился на местной женщине – Светлане. У них любовь? Возможно. Симпатия, уважение, взаимовыручка, поддержка – вероятнее. Дети навещают? Да. Внуки сейчас на учебе, Сергей в армии по контракту. Чем занимался Карл после переезда? Он все сбережения вложил в создание фабрики микроэлектроники. Построил там цеха. Ширпотреб? Фабрика работала на армию. В двадцать первом начала выпускать дроны, эфпиви и мавики, поэтому с началом СВО Карл неплохо заработал. Знал что они будут нужны? Может быть.

Летающего такси в Новгороде еще мало, да и проку от него немного, над водой им летать запрещено, поэтому выигрыша по времени нет, наземная машина роботакси до Руссы едет около часа, летающее – сорок пять минут, потому что по закону облетает населенные пункты если они не пункты назначения и не сбрасывает скорость. Поедем.

Я выспался в гостинице, но машина даже по федеральной и не очень гладкой дороге идет так плавно, что невольно начинаешь кемарить. Слева тянулось озеро Ильмень, то исчезая за лесом, то появляясь, в Шимске я переехал через широченную реку Шелонь. Мост длиной в полкилометра минимум. Впечатлило. Впрочем, это уже устье Шелони, выше по течению она в два раза у́же.

Зуд принялся меня массировать электричеством. До цели оставалось минут двадцать. Мышцы будут в тонусе.

Самсонов выполнил мою просьбу, собрав материалы на Вернера и Коротича. С адвокатом все ясно. Тюрьма подростку пошла впрок, он перевоспитался. По отзывам клиентов и коллег – работал честно, законов не нарушал, адвокатскую тайну и этику – тоже. Пользовался репутацией грамотного и честного специалиста.

Досье на Вернера оказалась немного толще, судимость он тоже быстро снял, а работая на оборонку заработал уважение, хотя, за ним, конечно, следили, как за любым иностранцем. Так в отчетах наружки ФСБ отражена была его страсть к поиску в районах боев в «Демянском котле», с весны до осени каждый год организовывал экспедиции и нашел немало разных бойцов, артефактов войны, вложил деньги в создание мемориалов и кладбищ, в том числе и в Германии. Объяснял эту страсть завещанием деда, воевавшим в этих краях. Вот интересный факт, в две тысячи тридцатом и тридцать втором в экспедициях принимал участие адвокат Максим Коротич. Что же они еще нашли?

Машина встала у ворот очень солидного каменного дома с крышей покрытой солнечными панелями. Я отпустил такси и нажал кнопку домофона.

Замок калитки щелкнул, послышался хриплый голос:

– Заходите, я жду вас.

Значит, адвокат позвонил, как обещал, и Карл согласился со мной поговорить. Две приятных информации. До сих пор мне везло с собеседниками. Все-таки у нас люди в основной массе дружелюбные, отзывчивые. Или это мне везет на таких вот? Надеюсь, что Карл Вернер тоже не станет вредничать. Если только его тайна не противозаконна.

Встретила женщина в возрасте, по лицу можно понять, что русская. Нет чопорности. И жест, которым она пригласила за собой явно наш: «Добро пожаловать». Я вспомнил жену егеря Савельева с ее низким поклоном. Невольно улыбнулся своим мыслям. Да уж… есть женщины в русских селеньях. Никакими перестройками и санкциями из нас не вытравить Русь. Это не просто в крови, это и есть душа – неопределимая, не материальная субстанция, сущность поведения и отношения. Мы не желаем зла никому и не ждем ни от кого зла. А уж если приходится… то, беда ждет любого, кто вынудит нас ожидать зла. Как говориться, не будите лихо…

Карл Вернер стар. И хотя ему меньше лет, чем было отцу, когда он умер, Карл выглядит и старше и развалистей. Он грузен и лыс, нижняя губа тяжело отвесилась, приоткрыв нижние зубы. Под глазами синие мешки и щеки бульдожьими брыльями свисли по сторонам от подбородка.

– Вы – Зорин? – голос у Вернера скрипуч, словно проворачивается ржавый маховик древнего дизеля, сопровождая каждое слово тяжелым выдохом, как выхлопом. – Мне звонил Максим час назад, сказал, что вы едете.

– Да, Зорин это я.

– Что вы ищете?

– Информацию, – ответил я, дожидаясь, когда Вернер предложит мне сесть.

Наконец он перевел на меня мутный взгляд и сказал:

– Садитесь, это не быстро, какая информация вам нужна?

– Я понял, сложив простые события, что ваш дед, лейтенант вермахта, вам рассказал что-то о событиях лета-осени сорок второго года. Что-то такое, что заставило вас даже переехать в Россию. Полагаю, что это нечто, как-то относится к летающему вагону, который сбивал немецкие самолеты, следовавшие по Рамушевскому коридору в Демянск и к партизанскому отряду Бати, о котором подал рапорт ваш дед, когда его раненым доставили в Мелечу. Что вы можете прояснить?

Вернер задумался, он положил отечные руки поверх пледа, которым были укрыты его ноги.

– Вы понимаете, Зорин, что я никому ничего не должен. А сейчас особенно. Вы хорошо сказали – «можете», да я могу. Но я ждал этого момента, потому что, по мнению моего деда, все, что тогда произошло, имеет зародыш в наши дни. В эти месяцы, возможно в ближайший год.

– Как это понять? – не удержался я, когда старик решил взять паузу.

– Не торопите меня. Это все может для вас показаться бредом , фантазией. Но я нашел подтверждение, что мой дед не сумасшедший. Что он молчал и был прав. Объяснений этим событиям у меня нет, как и нет уже времени искать их. А вы молоды, и раз уж вам приспичило, может быть, вы и сумеете. Детям моим и внукам это все безразлично. Они не верят истории деда. Вы нашли отчеты и докладные от солдат и офицеров немецких частей?

– Да. – Вернер прекрасно говорил по-русски, лишь смягчая звук эр и иногда вместо «да» я слышал «на». Но по смыслу я понимал – это «да».