Хорошо, что я сам не стал читать всю эту фашистскую ахинею, а поручил Зуду, его железные мозги не способны на эмоции. Как я понял, Петров тоже не стал пока читать, поручив отбор специальной программе.
У нас набрались горки писем.
Зуд мне пискнул, как мы договаривались, если где-то в текстах проскочит Batia или Pochinok.
Петров работал как автомат, левая рука берет письмо из пачки, разворачивает, кладет на стол, правая проводит, листок переворачивается, снова пролё́т правой ладонью над текстом, и затем листок сворачивается, если был свернут и возвращается в коробку.
Я подумал, что больше всего это напомнило старинное телешоу «Битва экстрасенсов». А мои действия чем от Петровых отличаются? То же помавание руками над столом с документами. До чего дошел прогресс? Раньше сидели бы мы и читали старинные пожелтевшие бумаги в свете таких же старинных желтых настольных ламп – ровесниц этих документов. А сейчас – стоят два «водолаза» или «космонавта» и машут руками над бумагами. Читают!
За час нашего стояния Зуд не только проверил больше ста писем, но и: сделал мне электромассаж, отобрал два письма, где упоминался партизанский отряд некоего Batia, а еще я увидел письмо от Макса Фон Вернера, летенанта 123 саперного батальона, лежавшего в госпитале с ранением. Своей мамочке он писал, что немножко ранен в ногу и руку и, вероятно, будет комиссован, так как левая рука плохо слушается. Еще, что он ждет своей очереди отправки самолетом в Старую Руссу или Псков, а оттуда в Германию. Меня удивил один его фрагмент: «Bitte sagenSie Clara, dass ihrWunsch, in Dachau in Dienst zu gehen, falsch ist, sie soll weiterhin im Magistrat der Stadt dienen.Wennich nach Hause komme, erkläre ich es Ihnen.Meine Rettung ist ein göttliches Wunder, und Clarasoll in die Kirche gehen und Kerzen für meine Genesung und die Güte von Voldemar aufstellen.Unser Enkel wirdnachdem Krieg noch langeleben müssen»9.
Так, если это тот самый лейтенант Макс фон Вернер, то он имеет ввиду внука Карла? А ведь я помню, что дед Карла женился только после войны. Конечно, он может мечтать, видимо, военная цензура так эту фразу и прочитала.
Логика подсказывала, что если письмо оказалось среди захваченных документов, значит к адресату оно не попало. Вольдемар это кто? Та же логика подсказывает, что это кто-то из сослуживцев лейтенанта, вынесший раненого из боя.
Петров отошел от стола, приблизился ко мне, осмотрел горку отобранных бумаг.
– Неплохой урожай.
– Нашлось что о Бате?
– Да семь рапортов от низших чинов своему командованию. Есть довольно интересные. Выйдем на свежий воздух, на солнышко? Я хочу кофе с булочкой… там, за углом есть неплохое кафе.
Я откровенно любовался Петровым. За тридцать лет в Россию переселилось немало чернокожих из разных стран, включая Европу, но они для нашей довольно холодной страны все равно оставались экзотикой. Аспирант мне уже понравился своей энергетикой и напором. А еще тем, как он произнес «Я – русский!». У нас слово «негр» в отношении всех по генетике представителей африканских племен никогда не считалось оскорбительным и унизительным, как в странах запада, зараженных колониальным расизмом. Это там «ниггер» или «кафр» – всегда отражали ненависть и презрение к представителям «низшей» расы, у нас – нет. Из Петрова просто выпирало что-то такое – русское, чему я сразу и не подберу объяснений. Дружелюбие, что ли, уважение каждого ко всем, эманация сопричастности человека ко всему, что происходит в стране, обществе. А как еще объяснить, что парень, окончивший элитное среднее учебное заведение, а суворовские военные училища кадетского корпуса я отношу именно к таким, пошел не в военное училище, что было бы естественно для сироты, оставшегося без родителей во время войны, а в историки? Я интуитивно был убежден, что Петров не только на кафедре вел семинары. Но, пусть он сам все расскажет, не буду форсировать.
Кафешка, куда меня привел аспирант оказалась весьма симпатичной стекляшкой под названием «Адмирал», ну понятно, какой. Раз уж мы на улице адмирала Макарова.
Петров заказал пару стаканов капучино с сиропами, два круасана. А я занял единственный свободный стол с диванами.
Конечно, меня распирало от любопытства, но отец с раннего детства приучал сдерживать такие порывы, а чтобы мне было легче, я попросил Зуда:
– Сделай мне массаж воротниковой зоны.
– Электро? – уточнил костюм, – напомню, что механический требует больших затрат энергии.
– Ничего, подзарядишься, в архиве есть розетки.
Массаж занял не больше трех минут. Петров поставил поднос с едой, присел рядом.
– А что ты нашел? – спросил он, разрушив надежду, что ему захочется скорее рассказать про обнаруженные интересные документы, чем расспрашивать меня.
– Я письма немецкие разбираю, мой помощник обнаружил два упоминания партизанского отряда Бати.
– Что там?
– Жалуются на жестокость и коварство партизан, тем оправдывают свою жестокость в отношении мирного населения. Один, некий Фриц Бергер, так и написал, что в ответ на нападение партизан, они: zehn Bauern wurden von ganzen Familien gehängt, aber die Partisanen hielten das nicht auf, weil sie in der nächsten Nacht ein ganzes Bataillon mit mehr als hundert Soldaten zerstörten und ihre Eingeweide in Bäume und Büsche einwickelten10 .
– Смелый Фриц, цензура за такое могла его сурово наказать. Впрочем, эти письма перехвачены и цензура их еще не видела, – Произнес аспирант, довольно спокойно выслушав повторенный мною текст, выданный Зудом на внутренний экран шлема, – Неплохое произношение. Ты учил немецкий?
– В размерах школьной программы, у нас были все романские языки, распространенные в мире. Как бы ознакомительно. Можно было после школы выбрать более глубокое изучение.
– У нас в Суворке тоже так. Но немецкий я стал учить сразу. Так хотелось быть похожим на Первого… чтобы как он, потом во внешнюю разведку.
– Не взяли?
Он пожал плечами.
– Пока не пригласили. Сам понимаешь, туда с улицы не берут. Видимо, я слишком приметный, русский негр.
– Цвет кожи еще не определяет расы, – сказал я, – но, возможно, что ты прав. В конце концов, сейчас ты занят любимым делом?
– Однозначно. Обожаю загадки и тайны, а в истории их невероятное количество, – Петров сразу отъел полрогалика и запил кофе, – вернемся к нашим баранам. О, извини, я люблю эти старинные обороты, ты к ним как?
– Я читал Рабле и слышал о пьесе «Адвокат Патлен», – ответил я, – Ке гран тю а… – Как же ты велик! Так родился Гаргантюа. Давай о «баранах».
– Ты – уникум. Я среди студентов, занимающихся у нас на кафедре, не знаю ни одного, кто читал бы Рабле, хотя бы в комиксах и уж тем более о средневековой пьесе.
– Я именно из таких, первоисточник я бы не осилил. Старофранцузский не по моим мозгам. – Петрову надо в каком-нибудь ток-шоу работать, «А ответ мы услышим после рекламы!». Но я не буду его подгонять, пусть нагнетает интерес. Вот кто первый сдастся? Я одну свою находку выложил, он хочет, чтобы и вторую?
– Я хотел все спросить тебя, ты приставлен за мной приглядывать или реально тебя волнует, что происходило в Демянском котле в сорок втором году?
Я понял причину его сдержанности. Значит, мне нужно пооткровеннее с ним быть.
– Меня не приставили. Точнее, мне сообщили, что ты интересуешься этим местом и временем, дал официальный запрос, а я кто? Так, любитель-историк. Вот и дали мне понять, что, во-первых, могу тебе помочь в разборе документов, а во-вторых, и свой интерес удовлетворить. Я внештатник. Так что никаких иных интересов насчет аспиранта Петрова у меня нет. Теперь насчет того, что мне интересно, потому что непонятно. Я с семнадцати лет регулярно ездил к друзьям отца по дороге Демянск-Старая Русса, потом на Порхов. Так вот, там вдоль дорог организованы своеобразные памятники – горы выкопанного оружия, техники, касок, снарядов. Сто лет прошло, а земля родит эти находки. Один мой знакомый из найденных останков даже восстановил военный джип, ездит там на нем. Я немало историй слышал от местных, которые узнали от своих предков, переживших ту войну. Мол, были там партизаны, но в основном за котлом, проникая внутрь через болота. А вот отряд Бати возник как бы ниоткуда и внутри котла. Я не нашел никаких документов о его создании. Заброс лыжного десанта под командованием полковника Тарасова – описан прекрасно, уже диссеры написаны и защищены. Две трети погибли или попали в плен, треть вырвалась на юг и вышли в расположение наших частей между Липье и Марёво. А вот о Бате нигде ни слова. Поэтому я решил покопаться в немецких документах, которые вывезли после Победы.
