14 февраля. Вторник. День влюбленных, говорите? В кого бы мне влюбиться? А не в кого. Кругом одни женатики. Или придурки. Как вчера в гараже. Скопище болванов. Так перенервничала из-за них. Машину мне вернули только после обеда. На работу ехать уже не было смысла (конец дня). Ну, хотя бы тест пройден и сделано техобслуживание. Уже хорошо.

А еще вчера расстроилась, что шопинг не задался. Кругом, вроде, скидки, а ощущение, что никаких скидок нет – такие нынче цены. А главное, вообще нет ничего примечательного, такого, что сразу захотелось бы купить. Но народу много. Интересно, почему в будний день так много шопингующих? Никто не работает?

16 февраля. Четверг. Продолжаю свои дорожные наблюдения. Еду домой. Вечереет. Небо похоже на картины Рериха: синяя полоса внизу, выше – бледно-оранжевые холмы, сбоку – желтое, а в целом – все фиолетовое.

А вчера закат напоминал иллюстрации Билибина: темное небо, розовеющее снизу, и на этом розовом – черные силуэты елок. Знаю, что это не елки были, а кипарисы или туи какие-нибудь. Но впечатление было таким похожим, что казалось, вот, сейчас мою машину обгонит Баба-Яга в ступе. Хотя, тут, скорее, густобородый джин на мерседесе обгонит, а не Баба-Яга.

А позавчера небо было, как розовато-оранжевое филе лосося, запеченное в сливочном соусе. Даже серо-голубые штрихи шли наискосок навстречу друг другу, постепенно уменьшаясь в размерах (как прожилки на нежной рыбной мякоти – к хвосту). Надо, наверное, обедать на работе, чтоб не мерещилось всякое.

19 февраля. Воскресенье. Ветер настолько сильный, что трудно управлять машиной. Как будто невидимый великан толкает автомобиль в бок. Причем, на одних участках дороги – с одной стороны, на других – с другой. Почему так происходит? Ветер меняет направление? Нет, скорее, дорога очень извилистая. Наверное, завтра будет дождь. Ветер такой ураганной силы обычно приносит тучи и ливень.

Еду, упражняясь в практической аэродинамике: если открыть окно слева, чтобы ветер задувал внутрь, повлияет ли это на устойчивость машины? А если справа? А если увеличить площадь открытых окон, как изменится турбулентность воздушных потоков внутри салона? Так и не разобралась, что, как и на что влияет. Просто закрыла все окна. Очень уж тяжело удерживать руль, пытаясь компенсировать возникающие изменения. Да и шумно.

20 февраля. Понедельник. Над столицей туман. Или облако так низко опустилось? Как сахарная вата розоватого оттенка на фоне акварельно-голубой полоски неба. Мост есть, а за ним молочный кисель клубится. Справа от моста из тумана выступают верхушки пальм и сосен. Не видно никаких построек. Город исчез. Только далеко впереди сияют в утреннем свете верхние этажи высотного здания. Парят над облаками, как сказочная золотистая цитадель. Этакий летающий замок с картины Рене Магритта.

22 февраля. Среда. Каждый раз благополучно добравшись до места назначения, благодарю провидение и всех возможных святых, что со мной ничего не случилось. Опять была пробка. Полиция. Скорой не было. Если скорая – значит, есть пострадавшие. Но и так хватает увиденного, чтобы задуматься о бренности жизней, заключенных в консервные банки на колесах: пятна гари на дороге, черный тормозной след, мятое ограждение, кусок бампера, битое стекло, диски от колес, номера и куски пластика непонятного уже назначения.

Говорят, по статистике, тут в авариях гибнет больше людей, чем в терактах и военных действиях. Все время вспоминаю слова своей инструкторши по вождению: «Элизабет, ты не из тех водителей, что провоцируют аварии, но это не избавит тебя от других, не столь осторожных. Будь всегда внимательна!».

Пять лет, как я каждый день сажусь за руль. И все еще нет ощущения легкости и свободы. Каждый день на дороге что-то происходит. И не убережешься ведь никак, если что. Раз – и все непоправимо изменилось. Был котик – стал трупик. Была душа – и нет ничего.

25 февраля. Суббота. Сообщение с незнакомого (судя по коду – российского) телефонного номера: «Лиза, добрый день. Меня зовут Павел. Я друг Вашего брата Алексея. Ваш номер я нашел в его телефоне. Пожалуйста, свяжитесь со мной. Это очень срочно». Что там мой братец учудил? Мужику сороковник, а никак не остепенится. Вольный художник. Ни жены, ни детей.

Впрочем, у него своя жизнь, у меня своя. Уже почти двадцать лет – каждый сам по себе. Электронных писем вполне хватает. Он ведь так и не простил мне скоропалительное замужество и бегство за рубеж. А я тогда влюбилась.

26 февраля. Воскресенье. Брат, оказывается, умер.

1марта. Среда. Катя. Дорогая моя Катя. Что б я без тебя делала? Хорошо, когда есть подруга, которая вместо тебя сообразит, что и как… С Катериной мы живём в разных городах, но умудряемся довольно регулярно встречаться. Ездим друг к другу в гости, иногда ходим вместе в театр, короче, нормально так общаемся. Как же она удивилась, когда я ей позвонила со своими печальными новостями. И совершенно не поняла, отчего я так убиваюсь, ведь мы с братом не виделись и не общались толком очень много лет. Поздравления с праздниками по электронной почте – не в счёт. Почти чужие друг другу люди. Но раньше у нас всегда была возможность съездить в другую страну, чтобы встретиться. Просто ни он, ни я не горели таким желанием. А теперь – раз! – и все! И больше нет у нас никаких шансов увидеться. Вот тут-то меня и накрыло. Третий день слезы унять не могу. Отчего брат умер – не известно. Возможно, коронавирус, а, может, ещё что. Но сейчас все на корону списывают. Хорошо, хоть разрешают хоронить нормально: с прощанием, с отпеванием…

Сперва, когда позвонила Павлу, я решила, что никуда не поеду. У меня даже паспорта российского нет! А теперь, говорят, туда впускают только граждан России. Тем более, что Павел сказал, все уже организовали, оплатили гроб, одежду, крест на могилу и перевозку тела Лешки из Москвы в Питер. Дополнительно оплатили ночную работу санитаров и перевозку из судебного морга в другой, откуда будет возможность вывезти гроб в субботу в 2 часа ночи, чтобы успеть к похоронам. Решили, что лучше хоронить в Питере. Тут все его друзья, а в Москву мало кто сможет приехать. И место, говорит, купили на том же кладбище, где мама похоронена.

– Мы нашли свидетельство о смерти Вашей мамы, думали, туда подхоронить. Но в старой части кладбища, снегу по колено, не пройти… Да… Вот так… Похороны в закрытом гробу будут… Гроб хороший заказали…

– А почему в закрытом гробу? – выдохнула я.

– Лиза, мне сложно говорить Вам такие вещи. Понимаете, он ведь неделю у себя в офисе пролежал. Я был в командировке. Приехал, а он на звонки не отвечает. Я – в Москву. Милицию вызвали, дверь вскрыли, а там вот так вот. Но Вы не переживайте, гроб я выбрал красивый, дубовый, качественный…

О чем вообще этот человек говорит??? Неделю пролежал? Боже, боже. Как же так? А как представлю, что этому Павлу пришлось там увидеть… Господи, помилуй, нас грешных. Надо бы сказать что-то ободряющее человеку. А что тут скажешь? Бо-о-о-оже мой!

Я вспомнила, как мы с братом хоронили маму. Мама умерла в больнице. К нам домой пришла агентша из похоронного бюро. Мы выбрали гроб, обитый розовым атласом. А красного не было. Не синий же заказывать. Подписывали кучу каких-то бумаг, получали какие-то справки… платили санитарам в морге (“Можно и без косметики, но там пятна трупные. А, если это, ну, чтоб нормально выглядело – да, вот столько наличными”).

– Павел, а деньги? – воскликнула я. – Ведь это все очень дорого стоит?

– Не волнуйтесь об этом, Лиза. У Вашего брата много друзей. Просто приезжайте, если сможете.

Вечером прикатила Катька. Как всегда, в своем репертуаре: прагматична, энергична и категорична.