– Что-то во всем этом есть знакомое, не так ли, сэр?

– То есть? – взглянул он на нее озадаченно.

– Я ознакомилась с вашими предыдущими делами, чтобы понять, хочу ли работать под вашим началом, и сегодняшнее происшествие кое-что мне напомнило.

– Вы ознакомились с моими предыдущими делами?

– Так точно. – Густые брови инспектора Робертса сошлись на переносице. – Статистика расследований у вас неважная, да… сэр?

– Как бы то ни было, – заметил он, проигнорировав последнее замечание, – примечательно, что моего согласия никто не спросил.

– А согласие суперинтенданта не считается?

Эти игры в царя горы мне надоели, и со словами «Давайте-ка выйдем из машины и позволим этим джентльменам выполнять свои обязанности, хорошо?» я подтолкнула их обоих к выходу.

Оказавшись снаружи, инспектор Робертс повернулся к детективу Чемберс:

– Отправляйтесь с ними в больницу и позвоните, если будут какие-то изменения. – А когда «скорая» отъехала, добавил: – Ну вот, теперь ничто не будет отвлекать нас от расследования.

Не большой мастер читать по чужим лицам, даже я поняла, что он злится и старается это чувство скрыть.

– Какова вероятность, что этот молодой человек упал в тот же момент, когда вещество попало ему в кровь? – спросил он.

– Зависит от яда. В данном случае я на восемьдесят два процента уверена, что ему вкололи какой-то галлюциноген. В «скорой» он продемонстрировал все признаки психотического делирия, так что яд какое-то время уже циркулировал в организме.

– Тогда он, возможно, откуда-то пришел, прежде чем рухнул у дверей магазина, – рассудил инспектор Робертс. – Но откуда – мы узнаем только после того, как просмотрим записи с камер. – Он взглянул на Уокерс-корт в конце Бервик-стрит. – Там на стене есть одна, вот с нее и начнем.

Он повернулся в поисках кого-то из полицейских, но в пределах видимости нашелся только один – тот перекрывал конец улицы, пока судмедэксперты занимались своей работой.

– Похоже, придется справляться в одиночку.

– У вас же есть сержант.

– Правда? Я вот в этом не уверен.

Мне уже не терпелось отправиться домой – мне предстоял ранний подъем, – но инспектор Робертс, похоже, не горел желанием уходить. Он помедлил на углу Питер-стрит, засунув руки в карманы, и по привычке что-то гудел под нос.

– Чего мы ждем? – поинтересовалась я.

– Может, выпьем по чашечке чая?

Я демонстративно взглянула на наручные часы.

– Вы в курсе, который сейчас час?

В кафе стоял запах жарящегося бекона, как бы заявляющий «нахваливай или проваливай». Я этот запах находила отвратительным, особенно в два часа пополуночи. К моему удивлению, все места были заняты молодыми людьми, облаченными в причудливую одежду и причудливо накрашенными; они поглощали овсянку и хлопья. Единственные два свободных места обнаружились в конце длинного общего стола, я посмотрела на них с сомнением, но инспектор Робертс решительно направился к ним. Усевшись, он кивком пригласил меня войти, наконец, внутрь и присоединиться к нему. Я все еще колебалась: в кафе было слишком много людей и слишком шумно, но все-таки, сделав глубокий вдох, заставила себя пересечь переполненное заведение.

– Почему они завтракают в середине ночи? – спросила я, опускаясь на стул.

– Они только что проснулись.

– Они работают в ночную смену?

На это инспектор Робертс непонятно почему рассмеялся.

– Нет, они завсегдатаи клубов и собираются на клубные тусовки.

– Понятно, – ответила я, ничего не поняв.

Инспектор Робертс заказал два чая и, к моему замешательству, классический британский бургер с беконом.

– Знаете, вам стоит быть посдержаннее, – заметил он, когда официант ушел.

– Посдержаннее?

– Да, с детективом Чемберс. Вы слишком уж откровенны. Сомневаюсь, конечно, что она сильно против – она явно благоговеет перед вами, – но стоило бы делать намеки поизящнее.

Я совершенно не понимала, что он имеет в виду.

– Я совершенно не понимаю, что вы имеете в виду.

– Вы пялились на ее грудь.

Потрясенная, я издала протестующий вопль.

– Неправда! Я пыталась опознать цветы на ее блузке!

– Конечно-конечно, – издал смешок инспектор Робертс. – Но как я уже сказал, сомневаюсь, что она была против. Вы ей явно больше по душе, чем я. Эта ее шпилька про женоненавистничество… Прозвучало обидно, особенно от младшего по званию сотрудника. Я вообще-то не женоненавистник.

Официант принес заказ, и я сердито пригубила свой чай.

– Я сказал, я не женоненавистник.

Я мазнула бумажной салфеткой по губам.

– Ладно, – продолжил он, – мы все имеем право иногда вляпаться в какой-то -изм, но когда такое происходит случайно, окружающим стоит проявить великодушие и закрыть на нашу оплошность глаза.

Я энергично отряхнула лацкан пиджака.

– Ну, в любом случае я знаю, что не женоненавистник. Если бы я выдал что-то даже отдаленно сексистское, дочери в наносекунду призвали бы меня к ответу.

Он взял бургер обеими руками и откусил огромный кусок.

– Я не пялилась на ее грудь.

– Как скажете, – отозвался инспектор Робертс, пережевывая откусанное. – Знаете, в последнее время я замечаю, что молодые офицеры все чаще высказывают обо мне подобные предположения. Ладно бы они просто считали меня копом-старпером, отставшим от жизни, – с того прошлогоднего дела они в принципе стали относиться ко мне по-другому. И пусть никто не осмеливается сказать мне это в лицо, я понимаю, что моя репутация изрядно подпорчена.

– Может, вам стоит есть помедленнее?

Инспектор Робертс вскинул кустистые брови, глядя на меня.

– Это вы сейчас серьезно?

– Да. Вам стоит пережевывать пищу, а не глотать куски. Лучше всего тридцать два раза, но сгодится и двадцать пять. Чем больше вы жуете, тем медленнее едите и быстрее насыщаетесь.

Он похлопал объемистый живот.

– Намекаете, что я прибавил пяток фунтов, профессор?

Я отпила чаю.

– Не удивлюсь, если она вычитывала мои старые дела, чтобы на чем-то меня подловить, – продолжил он. – Доказать, что она лучше меня, умнее. Что мозги у нее свежее и острее. И когти тоже.

Я поразмыслила над его словами и пришла к выводу, что в самом деле детектив Чемберс – та еще колючка, но эти колючки не заметны с первого взгляда, пока не заглянешь поглубже. Как у Berberis thunbergii f. atropurpurea – красивого растения с пурпурными листьями, за которыми прячутся шипы, чей укол безвреден, но очень болезнен.

– Барбарис, – произнесла я вслух разговорное название этого растения.

– А?

– Она барбарис.

– Барбара? Разве ее так зовут?

– Понятия не имею.

– Но вы только что сказали «Барбара».

– Нет. Барбарис. Прозвище. Отец предложил мне давать людям прозвища, когда…

– В общем, неважно, как ее зовут, – инспектор Робертс закинул в рот остатки сэндвича и вытер подбородок, – она, видимо, считает меня замшелым копом, отставшим от времени, которому пора в отставку. Наверное, она из тех борцов за прогресс, которые не хотят видеть в полиции никого старше пятидесяти. Я уверен… эта юная леди хочет занять мое место и будет добиваться его всеми правдами и неправдами. – Он махнул рукой официанту. – Кто бы мог знать, что сэндвич с беконом в два часа ночи – это такое объедение? Я бы и от второго сейчас не отказался.

Давать людям ботанические прозвища мне еще в детстве предложил отец, когда стало понятно, что я с трудом запоминаю лица и имена. Впервые встретившись с инспектором Робертсом, я дала ему прозвище Тополь, по латыни Pópulus, поскольку его пух, собирая пыльцу других растений, становится источником аллергии и сопутствующих ей неприятных симптомов – слезящихся опухших глаз и першения в горле.

Промчалось несколько кратких часов, и я снова стояла в университетском лектории. Сказать, что я была измотана – значит ничего не сказать; я с трудом держала глаза открытыми, несколько раз едва не заснула на ходу и позорно не справилась с произношением нескольких наиболее мудреных латинских ботанических терминов. Впрочем, студенты явно получали от лекции удовольствие: полагаю, потому что считали, что я с похмелья.