– О, дорогой Бульрих, ради всех квенделей, прости меня, – всхлипнул Карлман. – Неважно, помнишь ты или нет. Главное, что тебе лучше и ты наконец-то по-настоящему вернулся!

– Именно это я и имел в виду, мой славный мальчик, – ответил Бульрих, чуть улыбнувшись, – и я приложу все усилия, чтобы вспомнить, если ты хочешь. Уж будь уверен, я и сам не прочь узнать, где побывал. Я, конечно, старый глупец, но, клянусь пустотелыми трюфелями, пока ничего не могу вспомнить.

– Дует ветер, боль прошла, – отрывисто проговорил Храфна Штормовое Перо строку из песни. – Пришло время вспомнить, вот что я хочу сказать. Возможно, так будет лучше.

Совсем недавно Карлман не смог бы этого вообразить, но теперь поймал себя на мысли, что почти забыл об огромном человеке рядом, сосредоточившись на чудесном пробуждении Бульриха. Казалось, что Храфна не просто умеет бесшумно и незаметно перемещаться по комнате, но и обладает властью над окружающими, сам решая, заметят его или нет.

Однако размышлять об этом было уже некогда. Бульрих обнаружил не только громадного кота, который по-прежнему неподвижно сидел в изножье кровати, словно мрачная статуя, но и незнакомца. На бледном лице больного отразилось безмерное изумление.

– Клянусь всеми священными грибными кольцами Квенделина, это кто, человек?! – спросил он скорее с любопытством, чем со страхом. – Как такое возможно? И что он делает у моей постели вместе с этом пушистым троллем? Что за чудище с глазами цвета ледяной луны? И при этом он черен, как деревья в… в… – Бульрих тщетно искал нужное слово.

Человек и кот вдруг так взволновали больного, что его щеки заметно раскраснелись. Бульрих пристально взглянул на незнакомца, чья высокая фигура темнела рядом с постелью, и глаза его вдруг округлились, словно он узрел нечто, внушающее страх.

– Я видел тебя… – медленно произнес старый картограф, и голос его дрогнул. Карлман с испугом подумал, что разум дяди снова заволакивает тьмой.

– Ты наверняка его видел. Когда просыпался, – поспешно подтвердил Карлман, не зная точно, относится ли замечание Бульриха к Храфне. – Ведь это не я, а господин Штормовое Перо по какой-то причине сидел у твоей постели. В конце концов он запел и разбудил тебя.

– Похоже, об этом я тоже позабыл, – пробормотал Бульрих, но смотрел все так же подозрительно. И Карлман разделял его опасения, ведь он тоже ни в чем не был уверен.

– О да, и в самом деле, Бульрих Шаттенбарт, картограф из Зеленого Лога, – заговорил Храфна Штормовое Перо, и это примечательное обращение не ускользнуло от квенделей. – Лишь немногие люди тайно бродят по тропам, которые ты пытаешься нанести на карту. Мало кто из твоих соотечественников испытывает к тебе благодарность, хотя никто особо и не возражает. Судя по всему, в наши дни квендели относятся так ко всему, что им неизвестно. Но скоро все изменится, к счастью или к сожалению.

Слова его прозвучали как пророчество, и внезапно таинственный гость выпрямился во весь рост. Бульрих и Карлман даже съежились от неожиданности, когда над ними взметнулся плащ господина Штормовое Перо, заслонив все вокруг, словно черный туман.

Не в силах пошевелиться, охваченные ужасом квендели беспомощно вглядывались в стремительно сгущающуюся тьму и вслушивались в призрачный голос. В конце концов он сделался таким гулким, что каждый слог отдавался эхом. Вскоре стало казаться, что в комнате звучит не один, а множество эфемерных голосов, шипящих и звенящих, принадлежащих неизвестным существам.

Окна с треском распахнулись, шторы взметнулись с налетевшим порывом ветра. Он всколыхнул полог кровати, погасил свечи и с неумолимой силой пронесся по всей комнате к камину, мощным дыханием распалив огонь, будто кузнечными мехами в горне.

Громко вскрикнув, Карлман запрыгнул на постель, и Бульрих с удивительным самообладанием натянул на него одеяло, в которое укутался и сам. Квендели прижались друг к другу, как испуганные дети в темной спальне, когда ночью бушует гроза. В трубе загудело, и в камин высыпалась струйка пепла.

В то же мгновение холодные голубые глаза закрылись, отчего их владелец стал невидимым, будто растворившись во тьме. С его исчезновением воцарилась тишина, и последним, что мог разобрать чуткий слух квенделей, стало хлопанье больших крыльев, когда кто-то взмыл со старой липы и быстро полетел прочь. Но никто ничего не заме- тил.

Бульрих выглянул из-под одеяла и, прищурившись, бросил взгляд на окно. От бесконечно долгого сна в голове старого картографа воцарилась гулкая пустота. Однако чувствовал он себя неплохо, просто был немного растерян после внезапного пробуждения.

– Клянусь громовым грибом и волчьим боровиком! Какой неудачный день выбрали для заседания совета, ведь надвигается гроза и путешествовать по дорогам небезопасно. Хотя дождя вроде бы пока нет.

Бульрих осторожно сел.

Из-под смятого одеяла показалась взъерошенная голова Карлмана. Молодой квендель, прежде прятавшийся от вихря и шума из камина, теперь смущенно оглядывался. Комната была пустой, если не считать их двоих. Он попытался вспомнить, когда же проснулся дядя – должно быть, это случилось незадолго до того, как ворвался ветер. И то, что сейчас, перед вечерним собранием, Бульрих выглядел на удивление свежим, показалось чудом.

– Кажется, я по-настоящему проголодался, чего со мной уже давненько не случалось, – с недоумением проговорил Бульрих. – Раз уж я оказываю старику Пфифферу услугу, посещая важное собрание, то мне, пожалуй, стоит для начала подкрепиться.

Его прервал внезапно донесшийся со двора шум. Судя по всему, явились новые гости, они разговаривали и смеялись, направляясь к главному входу в трактир. Один голос звучал громче остальных, его обладатель отпускал шуточки о том, кто же сидит на дереве в темноте и машет рукой.

Сразу же с нескольких сторон раздалось: «У-у-у!», «А-а-а!», «Ой-ой-ой!». А потом последовал оглушительный хохот и насмешливые возгласы.

– Знаешь, дорогой кузен, твоя шутка – ровесница старой липы, – весело заметил кто-то молодой и дерзкий.

Карлман бросился к открытому окну. Он узнал этот голос после первого же «У-у-у!».

– Эппелин! – во все горло крикнул он и добавил, обернувшись к кровати: – Наконец-то квенделинцы приехали!

– О да, шумят как десяток филинов в палисаднике, – хмыкнул Бульрих.

– Карлман! – крикнул в ответ Эппелин Райцкер, срывая с головы кепи и восторженно им размахивая. – Что ты там делаешь? Наверняка дрыхнешь после обеда, чтобы опять засидеться допоздна. Спускайся немедленно, старая грибная шляпка, или я сам к тебе поднимусь!

– Никуда ты не пойдешь. И с места не сдвинешься, мухомор рыжий! – приказал низкий голос, отчего мгновенно воцарилась тишина. – Всех перебудил, если там кто и спал.

– Это старина Бозо! Он часто ворчит, но по-настоящему сердится редко, – пояснил Карлман с некоторой гордостью за то, что так хорошо знает главу семейства из Квенделина. – У него родственников что овец в стаде, вот время от времени ему и приходится повышать голос.

– И блеют они так же громко, – сказал Бульрих и покорно вздохнул. – Я, конечно, рад, что пришел в себя и мы воссоединились, но все же счастьем голод не утолишь. Однако я вижу, что молодые грибочки быстро растут и нет им дела до трухлявого пенька на мшистом ложе, верно?