Повелитель мархуров серьёзно смотрел на неё. Видно было, что он колеблется. Потом нерешительно сказал: — Настя, видишь ту палку, что я принёс с собой? — Она непонимающе кивнула, глядя на него. — Возьми её и тресни меня со всей силой между рогов!

Настя заулыбалась: — Джамайен, ты что, заболел? На солнышке перегрелся?

Он жалобно посмотрел на неё: — ты всё равно меня убьёшь, когда услышишь, что я скажу…

— Да что с тобой, Джамайен! — Настя окончательно растерялась, глядя, как он погрустнел. Мархур тяжело вздохнул, набрал полную грудь воздуха и сказал, не глядя на неё:

— Настя, это я приказал тогда разбить яйца!

— Ч-ч-что?? — Она вскочила на ноги, в ужасе глядя на его опущенную голову, — Джамайен, посмотри на меня!! Я не верю, этого не может быть!!

Он понуро встал, взял свою палку и, всё также не глядя на неё, протянул ей: — возьми, Настя….

Она схватила и с трудом сдержалась, чтобы, действительно, не ударить его. Потом отбросила палку к дверям, села на стул и глухо сказала:

— ну, чего молчишь, рассказывай!

— А чего рассказывать-то, — он пожал плечами, — я подумал, что если не будет яиц, то ты согласишься выйти за меня замуж. Они же ещё не дети. А если из них вылупятся младенцы, то Крелл ни за что не допустит, чтобы ты со мной была. Он знаешь, какой бешеный становится, когда разозлится!

Настя заплакала. Она сидела на стуле и слёзы бежали у неё по лицу. Джамайен, которому она верила, как самой себе, который был ей хорошим и добрым другом, он хотел убить её детей. Так они и сидели, молча, она плакала, а он виновато сопел, вздыхал и временами шмыгал носом. Потом дверь распахнулась, и голос колдуна солидно позвал:

— Настя, ты здесь?

Она не успела ответить. Кумбо вырос на пороге и внимательно посмотрел на парочку: — а, преступник сознался в том, что он готовил преступление! — Колдун осмотрелся по сторонам, увидев палку, принесённую Джамайеном, кряхтя, наклонился, поднял её и, размахнушись, с силой опустил на спину Повелителя! А затем ещё раз, и ещё. Тот только вздрагивал от ударов, ещё ниже опуская голову. Настя, раскрыв рот, круглыми глазами наблюдала за экзекуцией. Размахнушись, Кумбо опустил палку на голову Джамайена. Ударившись о рога, она разлетелась на куски. Запыхавшийся колдун упал на стул, сурово глядя на Повелителя. Тот поднял на него жалобный взгляд: — у меня ещё те рубцы не зажили, а ты опять меня бьёшь!

Повернувшись к Насте, Кумбо сказал: — я об него свою лучшую палку сломал, когда узнал, что он учинил. Эту-то не жалко, она какая-то корявая, кривая.

Поражённая Настя не знала, что сказать: — баас Кумбо, эту палку Джамайен принёс и предложил мне стукнуть его между рогов!

— Ну и надо было выдрать его как следует! Это же что удумал! Всё бы сердце женщины завоёвывали, избавляя её от детей! Да Крелл камня на камне не оставил бы от дворца! А братцы его? Они бы Фриканию в крови утопили! Эвон, какие рога отрастил, а ума не добавилось.

Во время всей тирады колдуна голова Джамайена опускалась всё ниже и ниже. Когда Кумбо на секунду прервался, чтобы набрать воздуха для новой гневной речи, молодой мархур прошептал: — прости меня, Настя, пожалуйста. Я, правда, хотел, чтоб ты замуж за меня вышла. Я и теперь бы на тебе женился, если бы ты согласилась. А птенцов я бы усыновил. — Он помолчал. — Или удочерил.

О, это было невозможно. Несмотря на трагизм ситуации, Настя расхохоталась. Джамайен поднял на неё жалобные, виноватые глаза: — не сердись на меня, пожалуйста. Это и правда была глупость. Хвала Создателю, он не допустил, чтобы малыши погибли!

Настя встала. Действительно, несчастья сыпались на неё одно за другим.

— Джамайен, так ты не возражаешь, чтобы моя мама поработала в библиотеке? — Он кивнул низко опущенной головой. Через силу улыбнувшись колдуну, она вышла наружу.

Обиба Элья

У Насти было ещё одно дело, о котором она не сказала Ани. Несколько дней назад она почувствовала, что у неё стали набухать груди. Они увеличились в размерах, соски стали чрезмерно чувствительными. Она решила, что надо поговорить с обибой Эльей. Та жила в одноэтажном домике через две улицы от Насти. Он прятался в тени высокорослых акаций и апельсиновых деревьев в глубине небольшого сада.

Открыв невысокую калитку, Настя по извилистой тропинке дошла до дома и поднялась на крыльцо. Постучать она не успела. Дверь распахнулась, пожилая мархурка улыбалась ей с порога.

— Желаю благополучия этому дому и его хозяйке! — Улыбнулась Настя в ответ, — Можно ли с тобой поговорить, обиба Элья?

— Заходи, Настя, — отступила знахарка вглубь дома, пропуская девушку, — как поживают твои детки? А твои постояльцы как себя чувствуют?

Настя махнула рукой: — как они мне надоели, обиба Элья, знала бы ты! Они все теперь встали с постелей и бродят по дому и саду, но улететь пока не могут. Вернее, встали все, кроме Повелителя и его брата, Крелла…

— Это ведь Крелл отец твоих детей, Настя?

Та смущённо опустила голову: — ну да, он.

Обиба кивнула, засмеялась: — я так и поняла. Уж очень ревниво он смотрел за тобой. Сам-то чуть живёхонек, а куда ты идёшь, туда и его взгляд направлен. Ты его не обижай, девонька. Только вот жить с ним тебе будет нелегко, они ведь не такие, как мы или люди. Нам у них многое кажется странным.

За разговором хозяйка привела Настю в маленькую кухню, усадила за круглый столик у окна и придвинула к ней глиняный кувшин с соком манго. Та с удовольствием выпила большую кружку кисло-сладкого напитка, потом сказала:

— обиба Элья, я посоветоваться с тобой хочу. У меня грудь начала болеть…. Это значит, дети скоро вылупятся из яиц, да?

— Да, Настя, скоро вы с Креллом сможете ребятишек на руки взять. А грудь болит и набухает, так это молоко вырабатывается. Сами со скорлупой справитесь, или мне прийти?

Настя схватила обибу за руку, жалобно посмотрела на неё: — ой, пожалуйста, обиба Элья, приходи, а? Крелл улетит в Йоханнес, а мы с мамой и Ани не знаем, что с яйцами делать!

— Да почему же он улетит-то! — Воскликнула мархурка, — ты ему только скажи, что грудь болеть начала, он сразу обо всём догадается, его тогда и палкой не выгонишь!

— Нет, — твёрдо сказала Настя, — я ему ничего не скажу, пусть улетает. Мы, обиба Элья, вместе жить не будем. Для него невозможно остаться во Фрикании, а я не смогу переехать в Йоханнес.

— Да-а, не любят у нас венценосных. Не любят и боятся…. А жаль, — печально покивала головой знахарка, хорошая ты, Настя, да и он парень хороший, даром что орёл-воин. И тебя сильно любит.

— А в Йоханнесе мархуров и людей видеть не хотят, — подхватила девушка, — и относятся к ним плохо. — Она попыталась улыбнуться, но губы задрожали, и пришлось отвернуться, чтобы хозяйка не заметила навернувшихся на глаза слёз.

— Ну что же, — знахарка сочувственно похлопала её по руке, лежащей на столе, — обойдёмся и без него. Ты мне только скажи, когда грудь болеть начала?

Настя задумалась: — дня три назад, по-моему. Да, точно, три дня назад.

— Ну вот, ровно через две недели твои детки вылупятся из яиц. Пожалуй, я дня за два к тебе перееду, потому что, если им не помочь скорлупу разбить, они могут и задохнуться

.

Прощание с венценосными. Крелл

Домой Настя летела, как на крыльях. Совсем скоро её дети станут обычными детьми, а не яйцами в корзине. Да и признаться честно, надоели бутылки и постоянная тревога о поддержании нужной температуры. На фоне такой радости даже горечь от признания Джамайена отступила на второй план. Она призналась себе, что у неё нет злости на глупого молодого мархура. Ведь он вполне мог промолчать, а она никогда бы не узнала о его ужасном поступке. Настя фыркнула, вспомнив толстую сучковатую палку, которую он принёс, предложение треснуть его между рогов, гнев Кумбо.

Она открыла калитку. На лужайке, в тени акаций, чинно сидели десять венценосных. Воины, прилетевшие с Лидией. Они поднялись, приветствуя её, а Настя помахала им рукой, пробегая к дому. Раненых почему-то не было видно, и в груди шевельнулась тревога: не случилось ли что-то снова? Она вошла в дом и остановилась: посредине холла стоял Крелл и, нахмурив брови, вопросительно смотрел на неё. Сделав вид, что не замечает его взгляда, она строго спросила: — ты почему встал, Крелл? А если швы разойдутся?