Он замолчал, а Настя, завороженная искренностью его раскаяния, наконец, пошевелилась в кресле. Она не чувствовала больше ненависти к этому мужчине, но прежней теплоты в их отношениях, того доверия и дружбы больше не будет, это она точно знала. Ей хотелось задать ему вопрос, хотя она опасалась его ответа:

— Повелитель Рэндам, скажи мне, какое наказание ждёт меня за то, что я отказалась ехать в Йоханнес?

Он с трудом повернул голову на подушке, грустно посмотрел на неё: — о чём ты, Настъя? Ты сама распоряжаешься своей жизнью. Неужели ты считаешь, что мы столь жестоки, что способны как-то отомстить тебе за нежелание жить в Йоханнесе?

Она не ответила, с иронией глядя на него, и он виновато отвёл глаза: — нет, Настъя, никто не вправе оспаривать твоё решение. Я лишь пытался тебя уговорить. Хотя ситуация непростая. Ведь ваши дети, скорее всего, будут венценосными. Ты не задумывалась о том, каково им будет жить с мархурами?

Настя твёрдо посмотрела ему в глаза: — они сами выберут, с кем им жить!

— Пусть так и будет, — не стал спорить Рэндам, — мне тяжело сознавать, что ты не станешь членом нашей семьи, а тяжелее всего знать, что по моей вине мой брат останется одиноким. Во Фрикании он жить не сможет.

Настя поднялась с кресла, мстительно сказала: — он найдёт себе пару. Я могу уйти, Повелитель Рэндам? — Тот прикрыл глаза.

Глава 24

На распутье

В то день Настя не нашла в себе сил выдержать ещё один тяжёлый разговор, с Креллом. Он был ей и не нужен. Что мог сказать венценосный? Ошибся, не верил, не знал, теперь раскаивается, сожалеет, надеется вернуть всё, как было раньше. Но она знала: время вспять не повернуть. Разочарование и обида притупятся, недоверие останется.

Она сомневалась, правильно ли поступает, отказываясь ехать с Креллом в Йоханнес. Решила посоветоваться с матерью. Та села напротив, взяла дочь за руки, с жалостью посмотрела в лицо: — не знаю, Настя, ты уже взрослая, сама решишь, как лучше тебе и детям. Но если решишься ехать, подумай — сможешь ли жить в окружении этих существ? Всё же они очень странные, чуждые нам. Некоторые их обычаи и правила жутковаты и неприемлемы для нас. Что, если они не только добивают раненых, но таким же способом избавляются от больных и немощных? Что вообще ты знаешь о них? Едва ли там у тебя будет кто-то, кому можно излить душу, кто будет любить тебя просто потому, что это ты. Я не беру во внимание Крелла. Но если, кроме него, не будет никого, с кем ты сможешь поговорить, тебе придётся несладко.

Настя вспомнила насмешливые взгляды придворных во дворце Повелителя венценосных, высокомерие и недоброжелательность женщин. Конечно, у Крелла свой большой дом, но будет ли ей в нём также спокойно и уютно, как здесь? Её сердце разрывалось на части. Здесь у неё друзья, мама, интересная работа, её собственный, обустроенный по её вкусу дом. Но у детей не будет отца, а у неё — любимого. Не будет его внимательных глаз, обьятий сильных рук, жадных, нетерпеливых губ и жаркого шёпота. Нет, конечно, Крелл не бросит их, он будет время от времени навещать малышей, следить за их развитием, приносить деньги, но жить во Фрикании он не сможет.

Ночью Настя спала плохо, часто просыпалась, подходила к корзине, трогала бутылки с водой, а когда заснула, то ей приснилась пещера под корнями упавшего дерева, где они могли уместиться вдвоём, только тесно прижавшись друг к другу. Как наяву почувствовала его твёрдую, упёршуюся ей в живот плоть, свою руку, поглаживающую, сжимающую её. Его тяжёлое дыхание, слабый запах пота, озёрной воды, его руки, нетерпеливые, бесцеремонно исследующие её тело, все укромные местечки, а потом собственный стон и его голос, прерывающийся от нежности, желания и наслаждения.

Она проснулась от того, что плакала. Поняла, что больше не уснёт и пошла умываться. В доме все ещё спали, поэтому Настя прокралась на кухню, чтобы позавтракать на скорую руку. Она сварила себе кофе, достала из буфета хлеб, масло и сыр. Зевая, вошла Ани, удивилась, увидев хозяйку:

— ты уже встала, миз Настя! А бутылки смотрела?

Настя улыбнулась девушке: — смотрела. Надо бы уже поменять. Ты сделаешь, Ани?

Та кивнула: — конечно, поменяю. А ты куда-то собралась?

— Ани, я хочу сбегать к Джамайену, договориться с ним, чтобы вместо меня работала, пока дети маленькие, моя мама. Ей надоело сидеть дома, она с удовольствием согласилась. А ты, пожалуйста, присматривай за яйцами. Хорошо бы не оставлять их одних.

Мархурка посмотрела на Настю невинными глазками: — может быть, корзину поставить в комнату к отцу? Он-то точно никого к ним не пустит.

Уже позавтракавшая Настя махнула рукой: — делай, как знаешь. Можешь и Креллу их унести, пусть охраняет, делать ему всё равно нечего.

— Э-э-э, миз Настя, а он вчера вставал, ты не видела? Вчера все венценосные выходили в сад. Баас Крелл тоже хотел выйти, но не смог спуститься по лестнице, поэтому вернулся в комнату. Сказал, что сегодня обязательно попробует выйти.

Хозяйка скептически поджала губы: — он весь шитый — перешитый, на нём места живого нет, чего ему не лежится?

— Да, их лекарь тоже ругался, а баас Крелл не стал его слушать.

— Ну, это его дело, а я побежала. Не забудь маме сказать, куда я ушла!

Неожиданное признание

В кои-то веки Настя могла не торопясь пройти по улицам Джакаранды. Ей улыбались торговцы, открывающие двери своих лавок в эти утренние часы, приветливо кивали головой ранние прохожие, узнающие в ней пришелицу с древней прародины.

Двое стражников у ворот дворца Повелителя остановили её, желая узнать из первых уст подробности битвы венценосных над её домом. Они громко восхищались её смелостью и тем, что она решилась оставить в своём доме такую толпу этих убийц.

К своему удивлению Настя поняла, что неприятно задета тем, что мархуры видят в венценосных только жестоких безжалостных монстров.

Она распрощалась со стражниками и быстро пошла по аллее к библиотеке. Своим ключом открыла дверь, вошла в прохладу каменного здания и подумала, что надо бы вытереть со столов и шкафов накопившуюся пыль. Прошлась по комнатам, с любовью прикасаясь к корешкам книг кончиками пальцев.

За дверью послышались шаги, и вошёл Джамайен. Он радостно улыбался. Бросив в угол толстенную палку, сел на стул около её стола:

— Настя, ты что, решила приступить к работе? А яйца?

Она тоже была рада ему. Вскользь подумала, как же быстро она привыкла к мархурам и уже не замечает ни жутких острых рогов, ни копыт, ни ног, покрытых шерстью. Вот и сейчас она смотрела на красивое лицо Повелителя мархуров, в его весёлые, радостные глаза и думала, что никто и никогда так бесхитростно не будет радоваться встрече с ней, если она решит жить в Йоханнесе.

— Джамайен, а ты как узнал, что я пришла в библиотеку?

Он засмеялся, закинув рогатую голову: — Настя, тебя видели десятки мархуров! Мне тут же сообщили, что ты здесь. Жди, скоро прибегут матушка и Мэгги, они скучали по тебе!

— Джамайен, я хочу попросить тебя об одолжении…, - она вопросительно посмотрела на него. Он смеялся:

— хочешь, чтобы я выгнал венценосных из твоего дома?

Она тоже улыбнулась: — нет, не надо. Им уже лучше, они сами скоро улетят. Слушай, перестань веселиться, у меня к тебе серьёзное дело!

Он перестал улыбаться, но смешинки тлели в больших раскосых глазах: — я просто очень рад тебя видеть, Настя. Но говори, я весь внимание!

Джамайен, а можно, вместо меня, пока дети будут маленькие, поработает моя мама? Я всё ей расскажу и покажу, и сама буду прибегать, смотреть, чтобы она нигде не напутала?

Он серьёзно посмотрел на неё: — ну конечно, Настя. Как же мы с тобой раньше об этом не догадались? Я вот подумал, что пора тебе жалованье поднимать, ты вон сколько сделала! — Он окинул взглядом стройные ряды книг на полках шкафов. Настя порозовела, смутилась:

— я даже не подступалась к тем завалам, что у тебя в последней комнате. Там мало книг, а всё свитки, пергаменты. Всё очень старое, хрупкое…