Такие дворики еще называют колодцами, а она их любила. Что значит мало света? Зато и мало шума, что значительно важнее.

С возрастом устаешь от яркого света. Раньше Ирина в принципе не признавала штор, никогда их не задергивала. А теперь тщательно выбирала лампочки: свет должен быть ярким, но не раздражать. Маленький трюк: сама она при таком освещении выглядела значительно свежее, а все окружение ее радовало гораздо больше.

Яркое солнце, бьющее в глаз, в последнее время отзывалось головной болью. Что поделаешь, возраст… Но сегодня день был солнечно-туманный. Именно такой, как она любила.

Во дворе отдельно стоял небольшой аккуратный одноэтажный особнячок. Прелесть какая. Кукольный домик. Красивый вход, фонарь над дверью. Мечта. Но откуда ей знаком этот двор, зачем она сюда зашла?

И вдруг она вспомнила. Конечно же! Она здесь была. Ирина еще раз вышла из арки, осмотрелась по сторонам и вернулась обратно. Тут много лет работала ее мама, а маленькая Ира иногда заходила к маме после школы. Естественно, не в этот красивый особнячок, а в подвал, а вот и лестница в тот самый подвал. Контора, где работала мама, располагалась в подвале.

Бог мой, а это же домик графини Мещерской. И опять Ирина вспомнила восторженные эпитеты мамы по поводу того самого домика. Ну, в сущности, как и ее собственные, сегодняшние. Ничего не изменилось. Домик под стать графине.

Она помнит свои детские восторги. Она тогда тоже удивлялась каретам. Кареты были в ее воображении всегда. Как же к домику подъедет карета? А никак! Потому что домик был дворницкой, а графиню туда выселили после революции. Ее домиком был тот самый, к которому принадлежала арка: многоэтажный и сегодня многоподъездный. А потом бац – и царь отрекся. И сначала даже все радовались. И дворянство радовалось. Им тоже хотелось, чтобы все жили в их мире достойно. Просто у каждого своя жизнь, свое предназначение. Главное – свою жизнь любить и ею гордиться. Никто не предполагал, что все обернется так ужасно. Что в лучшем случае их выгонят из дома и оставят в живых.

То, что графине досталась дворницкая, – спасибо дворнику! Он не просто вытолкал ее из дворца. Дворник, так сказать, совершил безвалютный обмен. Так иногда люди меняются домами на отпуск. Ты в мой маленький, а я в твой большой. Но на неделю. Причем меняются всем: домом, машиной, всем, что в доме. Здесь дворник предложил обмен навсегда, и скорее всего, ему это было не так уж и просто сделать. И если бы он не был каким-то там руководителем среди революционной братии, то отправилась бы графиня в свое загородное поместье и в лучшем случае умерла бы там с голоду. А так смирилась, проглотила обиду, вырастила детей, и ее внуки сегодня имеют особняк в центре Москвы.

– А что, не слабо так! – сама с собой поговорила Ирина. – Хотя, понятное дело, это смотря с чем сравнивать.

Ирина старалась жить в гармонии со своим внутренним миром. С внешним получалось не всегда, вот она и удалилась в свой внутренний. Но ведь и все ее подруги туда же ушли. Как в монастырь. Верующая среди них была одна, а в монастырь свой ушли все.

Кстати, та, которая верующая, оказалась самой общительной. Ей как ни позвонишь, она все куда-то бежит, то на службу, то со службы. То читает, то постится. Всегда с улыбкой, даже через телефон всегда чувствуется в голосе радость. Позавидуешь белой завистью.

Последний рассказ рабы Божьей Светланы был про паломничество. Ирина, понятно дело, не уяснила, куда та долго ходила, но поняла, что это опять была какая-то одна бесконечная радость. Вроде и дождь, и холод, и неудобства, но все ничего не чувствовали, кроме радости. Одна сплошная благость.

– А спали-то где?

– Так в храме.

– Все вместе, что ли? На полу?

– Ну почему? У всех туристические коврики с собой. А если не было, так в храме всегда найдутся.

– Ну надо же, туристы, стало быть. А что ж это за коврики такие? Как для йоги? И что, никто не храпел?

– После таких переходов все как убитые отрешились. Нет, ну ты, Ирка, даешь, я тебе про божественное, а ты мне про что? И ты знаешь, нас же всю дорогу солдатики сопровождали. Ну если кому плохо станет или воды попить.

– И они, что ли, пешком?

– Нет, они на машине.

– Стало быть, не так, как вы, верят. Стало быть, не так.

– Да Бог с тобой! Веруют! Еще как. Всю дорогу крестом себя осеняют!

– Да? Ну и ладно. Но я бы так не смогла. У меня, знаешь, в последнее время появилась человекобоязнь. Но это я только тебе, как святому человеку. Даже себе не сознаюсь в этом. Нравится мне, знаешь, в одиночестве. Иду, сама с собой беседы веду, и так мне хорошо. Никто не отвлекает. О чем хочу, о том и думаю.

– Так это ты прямо на пути к Богу!

– Да ты что? Это тебе спасибо, что сказала. А я думала, от возраста. Вот зайду в вагон метро и прямо всех ненавижу. Или, например, недавно на экскурсию с Мишей ездили в Суздаль. Ему так ничего, а меня прямо вся эта автобусная братия раздражала, передать тебе не могу. И главное, мало того что вопросы задавали, постоянно еще свои впечатления и истории из жизни рассказывали. Перебьют экскурсовода и давай про себя: «А вот когда я была…» Ну кому интересно, где она там была?

– Эко крутит тебя. Перед приходом к Богу всегда крутит.

– Крутит, стало быть.

– А про храмы-то?

– Про какие?

– Так Суздаль же.

– А что храмы? Стояли и стоят. Куда они денутся.

Ирина еще раз прошлась мимо красивого особнячка. «Да, нынче дворники так не живут». – И с этими мыслями вышла из арки.

Вот интересно, переехал, стало быть, этот дворник в господский дом, и какое-то время дворников не было вообще, поэтому Россия захлебнулась в помоях и грязи. Неуютно стало дворнику жить в помоях, понял он, что кто-то должен опять мести улицы. И такие люди нашлись, только жить они стали уже не в особнячках, а в сырых подвалах.

Вот тебе природа человеческая. Страшная она, природа. Или это ее опять крутит?

Да ничего ее не крутит. Просто появилось время наконец-то во всем разобраться. И пусть Светка что хочет говорит. Но руководит всем человек. А он корыстен и зол. Вроде сначала даже хочет как лучше. Но потом все равно сворачивает на свою персону. И стыдно периодически ему становится. Но остановиться он не может.

Вот гуляла она недавно по арбатским переулкам. И опять остановилась как вкопанная. Здесь ей уже ничего вспоминать не нужно было. Этот домик она знала хорошо. В какой-то период жизни заглядывала Ирина сюда регулярно. Там была парикмахерская.

Сегодня в небольшом двухэтажном аккуратном особняке располагался модный ресторан. Все как сейчас принято: стиль лофт, высокие потолки, кирпичные стены, барные столы и стулья. В углу, естественно, небольшая кулинария – пекарня. Хочешь – тебе пицца, хочешь – суши, хочешь – французские булки.

Как любят у нас все же все объединять. На всякий случай. Чтоб уж наверняка. Русский характер. Ни за что не будем развивать одну линию. Кто-то там нам посоветовал, что яйца должны лежать по разным корзинам. Вот и раскладываем. Сколько там одного японца учат делать суши? Восемь лет? У нас восемь часов. И лучше, если наши местные суши, сделанные русским умельцем, будут в два раз больше. Чтобы одного такого рисового пирожка хватило на первое утоление голода. А если ты не ешь суши – пожалте тебе пицца. При чем тут секреты теста и помидорная заправка?

Ирина заглянула за прилавок. Да нет, вроде вон и печь вдалеке имеется, и вроде даже работает. Ну, не будем тогда придираться. И даже круассаны похожи на круассаны. И все равно она бы разделила. Но как тут разделишь? Проклятое лицо империализма. Все сегодня выживают. Либо, как Светка, радостно молятся, либо, как ее муж – бизнесмен средней руки, мрачно трудятся не покладая рук.

Вот она тут гуляет, а он управляет бизнесом. Вечером хлопнет сто грамм и начнет кричать, как он всех ненавидит. И жизнь ненавидит, и телевизор, телевизор больше всего, и работу эту, которая их кормит, и просто устал. Ужас как устал. В этот момент Ирина обязательно шла обнимать мужа, он прижимался головой к ее груди и, практически всхлипнув, затихал, устало и успокоенно вздохнув.