В руках у Кирилла был пакет и, кажется, вся эта идиотская заминка тянулась только потому, что он все никак не мог его ему протянуть. Я слышала, как к дому подъехала машина, и узнав в ней Кирилловский минивэн, вышла во двор, полагая, что он приехал ко мне… но придурок попросил позвать дядю Лешу, который как раз возвращался со стройки.
Я осталась стоять на крыльце, пока они «разговаривали» у калитки. От стыда за происходящее мне хотелось спрятаться в доме, но я не могла позволить себе прослушать, о чем они говорили. Это сводило бы меня с ума.
Кирилл невнятно извинялся себе под нос, а его рука с пакетом всякий раз замирала на полпути к дяде Леше. Я даже заметила, как плечи отчима из напряженного положения слегка опустились вниз и расслабились. Казалось, он давал ему выговориться только из жалости, несколько раз удрученно вздохнув.
«Извините… я поступил подло, недостойно… я виноват…» бла бла бла, и все по несколько раз.
Медлительный темп и затянутость этого разговора начали меня раздражать, но и предел терпения моего отчима тоже подошел к концу.
Он поднял свою тяжелую могучую руку и почти по отечески похлопал парня по плечу. Тот сначала сжался еще сильнее, но затем залепетал, как соловей:
– Обещаю, такого больше не повторится! Я очень виноват, сам себя корю! Не знаю, как такое могло произойти со мной! Вы же отлично знаете мою семью, я хороший парень, собираюсь стать врачам и…
Дядя Леша его перебил:
– Давай, катись домой, парень. Твои извинения приняты. Мне надо ехать за женой. А насчет дочери, намотай себе на носу: если еще раз произойдёт нечто подобное, то, что еще вчера болталось у тебя между ног, я оторву и скормлю собакам.
Я прыснула в ладошку, а Кирилл побледнел. Действительно, тон голоса дяди Леши бы весьма убедителен и излучал угрозу. К своему удивлению я обнаружила, что мне было приятно слышать, как отчим снова назвал меня дочерью…
– Я понял, – сглотнув, выдавил из себя парнишка и в конце концов протянул свой пакет, – Это ну… в общем, папа мне сказал лучше приехать с этим…
Отчим молча принял пакет и указал Кириллу на его машину. Пока тот уезжал, дядя Леша стоял ко мне спиной и провожал его взглядом. А когда он повернулся, у меня мурашки пробежали по спине от какого-то странного ощущения, будто на меня сейчас нападут из-за спины. Я вздрогнула и опустила глаза, не в силах выносить его взгляда. Не знаю, если бы он был мне родным отцом, чтобы я сейчас чувствовала? Испытывала бы ту же неловкость за то, что ему пришлось за меня заступаться? Сейчас я очень-очень жалела о своей вчерашней бунтарской выходке с грудью. Если бы не это, было б куда проще смотреть ему в глаза. Также я возлагала большие надежды на то, что отчим не воспринимал мое вчерашнее поведение всерьез, ссылая на пьяное безрассудство.
С опущенными глазами я слышала, как он приближается и со скоростью света размышляла, как лучше поступить в этой ситуации. Принести какие-то объяснения? Просто поблагодарить? Отмолчаться? Что? Чтоооо?
– Дядя Леша, спасибо что ничего не рассказал маме! – выпалила я, когда он поднялся на крыльцо и сравнялся со мной. Я сама не ожидала от себя столь пылкого и эмоционального выклика, просто мне вдруг стало ясно, что если отмолчусь, момент нельзя будет прокрутить назад. Он сейчас возьмет ключи от машины и поедет за мамой, а по дороге может посвятить ее в произошедшее. – И не надо ничего рассказывать, прошу. Маме это не понравится. Она перестанет отпускать меня гулять с друзьями! А Кирилл неплохой парень, он меня не обижал… до вчерашнего вечера… но в целом он хороший и… права с машиной есть только у него…
Отчим остановился рядом со мной, я чувствовала запах его вспотевшего, весь день трудившегося на стройке тела, чувствовала горький запах табака и его дыхание. Честно, от этого микса у меня слегка голова пошла кругом, а вот от этой близости мне становилось не по себе. Странное волнение, которого я прежде никогда не испытывала рядом с ним. По началу, когда отчим только-только переехал к нам, я испытывала ужасный дискомфорт от присутствия какого-то мужика в своем доме. Я не могла сидеть с ним за одним столом, смотреть в его компании телевизор, да ничего не могла нормально делать, поэтому часто уходила из дома, проводя много времени на улице. Со временем этот дискомфорт прошел. Единственное, что ужасно злило и нервировало меня – это его манера запираться ко мне в комнату. Даже когда я была младше, мне это не нравилось. Когда сестра подросла и ее подселили ко мне, эти визиты еще и участились! Самое бесячее было то, что он спрашивал разрешение, но только после того, как уже вошел! Не удивительно, что я вчера психанула и сделала то, что сделала.
– Извини, – добавила я, непонятно к чему, просто потому что вспомнила об инциденте с сиськами, которые ему показала, но мне почудилось, что отчим все понял.
– Я не собирался рассказывать маме, – произнес он несколько отягощено: все таки весь день таскать бревна по жаре непростая задача. – Она переживает о тебе больше, чем ты думаешь. Но это в первый и последний раз, когда я что-то утаиваю от нее. По хорошему тебя следовало наказать за выпивку. Насколько я знаю о ней речи не было, когда тебя отпускали в город. Хоть тебе и восемнадцать, Татьяна, не стоит думать, будто ты взрослая, ясно? Это далеко не так, ты еще не научилась нести ответственность за свою жизнь. Да и в целом… надеюсь, ты меня поняла?
Я угукнула, так и не найдя в себе смелости поднять глаз.
– И по поводу парней. Не стоит шибко им доверять. Какими бы хорошими они не казались, на уме у них одно. Поверь, я знаю о чем говорю.
***
Мама вернулась с работы уставшая, так было всегда. Она трудилась мед сестрой в поликлинике, в соседнем селе. Отчим, к слову, зарабатывал на лесопилке. Они сошлись с мамой девять лет назад, когда мне было столько же. Но жить вместе стали не сразу, поначалу он просто захаживал к нам, помогал с хозяйством. Душ уличный, например, построил. Сколько я себя помню, он всегда работал на пилораме, берясь также за любую плотническую работу, которая ему подворачивалась. Кому-то крышу вывести, сруб поставить – в этом дядя Леша мастер на все руки. С мамой они познакомились в поликлинике. Сам он не совсем местный, почти – с села в двадцати минутах езды от нашего, в том самом, где работала мама. Свадьбу сыграли когда мне исполнилось десять, тогда он к нам и переехал, с концами. Сыграли очень скромно. Накрыли стол, пригласили только самых близких. Со стороны дяди Леши пришел его пожилой отец и несколько друзей, с маминой – сестра, которая приехала к нам из далека, а также пара подруг и коллег по работе. Для меня это был очень странный день. Все пили и веселились, а я чувствовала, будто у нас в доме поселился чужак. Это чувство затем не покидало меня года два, даже после того, как на свет появилась Кристина. Но потом незаметно поутихло и прошло. Папой я так и не научилась его называть, хотя поначалу мама очень просила меня это делать. Наверное, ей казалось, что я нуждалась в отце, а эта символичная мелочь, заключенная в том, чтобы кого-то так называть, могла сблизить меня и дядю Лешу. Но в чем-то я, конечно, радовалась его появлению. Во-первых, с еще одним доходом жить мы стали лучше, во-вторых, с появлением отчима в нашей семье появился автомобиль…
Так что хоть он мне и не нравился, я с детства осознавала его практичность в нашем доме.
Этим вечером я не присоединилась к семейному ужину, но никто особенно не обратил на это внимание. Все привыкли к тому, что я питаюсь с ними не в одном режиме или тупо ухожу похавать в комнату или в зал, перед теликом, чтобы просто не вникать в их утомительные нудные взрослые разговоры. И на это все давно закрывали глаза, приглашая меня к столу только из вежливости или по привычке.
Сегодня мне было несколько тяжело выносить близкое присутствие дяди Леши и сидеть с ним за одним столом…
Я была благодарна ему за молчание, но испытывала при этом ужасную неловкость и стыд за все, что было. Все, о чем он знает и не знает… к тому же, каждый раз, когда я сталкивалась с ним дома, у меня пересыхало в горле, а тело покрывала мелкая морось пота, из-за чего я чувствовала себя еще более не уютно.
