–Да она и слова связать не можешь. Как же ты решил, что моя дочь хочет тебя. Застегни ширинку, слюнтяй. За такой поступок ты не имеешь права называть не то что мужчиной, тебя человеком назвать нельзя.
Так ему, – подумала я, – молодец, дядя Леша, все правильно сказал! И надавал ему по роже хоошо!
Он аккуратно приподнял меня с сидения и наудивление в его сильных руках я почувствовала себя уютнее. Все-таки у мамы были основания выйти за него замуж, хоть он и тупица. Тело у него было что надо. Самое то, чтобы строить дом. Который он кстати и строил собственноручно для нашей семьи на втором участке. И руки у него росли откуда надо. Да и пахло от него приятно… чем-то таким, что я могла описать лишь одним словом – безопастность.
Я обхватила его обееми руками за шею и прижалась головой к груди.
– Катись от сюда и чтобы я тебя больше не видел рядом со своей дочерью, – голос отчима был очень сердитым и излучал угрозу, но я чувствовала и понимала, что ко мне эта угроза не имеет отношения. И то что он назвал меня своей дочерью сладким теплом разлилось по моему сердцу. Дядя Леша называл меня так в очень редких случаях. Наверное, всего пару раз за все время. Тогда мне это очень коробило слух, а теперь прозвучало более чем приятно.
Мы вошли в дом и отчим тихонько прошептал мне на ухо:
– Все спят. Кристина сегодня с мамой, но ты все ровно постарайся не шуметь, если вдруг станет плохо. Я принесу тебе воду и тазик, на всякий случай.
По запаху своих ванильных духов я поняла, что мы вошли в мою комнату. Отчим склонился и положил меня на кровать, но мне почему-то совсем не хотелось его отпускать. Я почувствовала горечь и разочарование от того, что меня оторвали от его крепкой и теплой груди. Он попытался разорвать мои руки, но я вцепилась в него что есть силы. Тогда дядя Леша начал разжимать каждый мой пальчик по отдельности, да с таким трепетом, будто боялся их разбудить.
‐ Не уходи, – промычала я, все еще не теряя ощущения сна. Рядом с ним он казался таким сладеньким. – Останся.
После секундой заминки отчим произнес:
– Я схожу за тазиком и за водой.
– Они мне не нужны. Мне нужен ты.
– Таня, ты бредешь. Я – твой отчим, дядя Леша. Засыпай, но скоро может начаться головокружение. Я не смогу находиться рядом всю ночь, поэтому нужно принести тебе тазик.
– Останься со мной на всю ночь…
Он не прекращал попытки оторвать от себя мои пальчики, а я цепляась в него снова и жаждала притянуть к себе. Никогда еще не ипытывала ничего подобного. Это влечение и желание физической близости было для меня первобытным и заманчивым.
– Татьяна, ты уже не маленькая, – сказал он после очередной паузы, – тебе достаточно будет тазика… это не то чтобы болезнь, просто лишнее может пойти нарушу.
– Ты прав, я не маленькая… сегодня…сегодня, ты помнишь, помнишь мои сиськи? – спросила я и рассмеялась. Смех вырвался из меня веселым осознанием, что я могу делать во сне, что хочу, а не наблюдаю, как сторонний зритель. В реальной жизни ничего подобного я бы не решилась произнести вслух, но ведь это сон, а значит можно вытворять всякую дичь! Например, пытаться затащить своего отчима в кровать.
Меня так приятно щекотало внизу живота от того настолько нежным он был со мной и каким был грубым и беспощадным с Кириллом. Надавал ему по морде, несмотря на то, что он для него еще ребенок.
Очевидно мой вопрос ошарашил дядю Лешу настолько, что он размяк и пользуясь моментом я повалила его на себя. Правда, это оказалась плохой затеей, потому что от груза его накаченного тела мне тут же стало тяжело дышать. Но мне все ровно это нравилось. Я сдавленно выдохнула ему в шей остатки воздуха, почти застонала, но вдохнуть его запах мне так и не удалось. Отчим пролежал на мне недолго, каких-то пару мгновений. Мои руки ослабили хватку и он смог встать и уйти из комнаты. Но затем вернулся.
– Тазик я оставлю на полу, рядом с подушкой. Если что просто перевернись на бок и блюй туда. Стакан с водой тоже оставлю на полу, чуть подальше. Ты хочешь пить?
– Мне жарко, – пожаловалась я, ворочась. Одежда на мне была хоть и летняя, но недостаточно легкая для сна. К тому же я вообще любила спать в одних трусах, даже зимой. А сейчас было лето и наша с Кристиной комната почти не продувалась в маленькую форточку на деревянрой раме, которую мама заделала двумя слоями марли. – Раздень меня, пожалуйста.
Мне правда было очень жарко. Не помню, что я думала на тот момент. Меня начало подташнивать и очень сильно клонить в сон. Кажется, теперь я даже не понимала, кто находится со мной в комнате. Это было неважно. Я понимала что сама не смогу снять с себя одежду, а оставаться в ней было невыносимо. По моему телу сверху донизу сбегали крупные капельки пота и мочили постель. Я ворочалась на ней, как уж на сковороде и будто в предсмертной агонии выстанывала молитвы раздеть меня. Дядя Леша не прикасался ко мне, темный рельефный силуэт стоял надо мной, склонив голову над кроватью и если не наслаждался моим мучением, то просто наблюдал. Я слышала его тяжелое дыхание, слышала, как оно учащалось. Наверное свои последние призывы о помощи я произнесла у себя в голове, потому что мне наконец удалось закричать. Ох, эти мучительно жаркие минуты были первым, о чем я вспомнила на утро. В какой момент отчим вышел из комнаты я не знала, может он лишь продолжал мне мерещиться, стоявший рядом?
Но что я точно знаю так это, что в сон я провалилась одетая, а когда открыла глаза – на мне были одни трусики…
Солнечные лучи неторопливо бегали по белой коже, почему-то отдавая предпочтение моим нежно-розовым соскам, пуская на них два отдельных лучика света, как будто-то кто-то нарочно оставил в шторе просветы так, чтобы свет ласкал их в особенности.
Волосы растрепались и разметались по подушке. Память еще не успела вернуться ко мне, когда я бессознательно опустила руку и нащупала на полу стакан с водой. Мне ужасно хотелось пить, в горле пересохло до такой степени, что если бы я начала говорить, мой голос скорее походил на хрип. Осушив его залпом до дна, я вспомнила, что был еще и тазик, которого теперь не наблюдалось…
Воспоминания прошедшего вечера и ночи хоть и смутно настигли меня мгновенно. Вроде бы меня не тошнило и от волос не пахло рвотой. Дядя Леша унес тазик? Ночью? Утром? Если утром, тогда он видел меня почти обнаженной…
Я уронила голову на подушку и в смущении накрылась одеялом, как будто он собирался резко войти в комнату, а потом вспомнила еще и то, что вчера сама подставила отчиму свою грудь…!
Дерьмо. Еще и Кирилл… Чувство отвращения перемешивалось внутри меня с сокрушающим чувством стыда. Лучше бы всему этому оказаться сном… ну как я могла так перепить? С деревни сваливать всегда так весело…, вот меня и понесло, к тому же накопилось столько злости на все, отчим меня выбесил. А вначале вечер всегда кажется бесконечным, будто не нужно после возвращаться домой…
Я даже не знала радоваться мне тому что дядя Леша вчера ночью был во дворе (скорее всего выкуривал свою ночную сигарету) или грустить? Кирилл, конечно, мерзкий и позволил себе лишнего, но сомневаюсь, что мог бы изнасиловать меня. А отчему мне еще в глаза смотреть…
Хорошо, что мама уже спала. Но а что если он рассказал ей об этом? Черт. Дерьмо. После такого меня точно перестанут отпускать куда-то тусить. Мало того что напилась, так еще и едва не подверглась насилию. Не думаю, что Кирилл был настроен идти до последнего, но маме то этого не докажешь! «Что это за друзья у тебя такие, с которыми ты ездишь гулять!» – скажет она что-то вроде этого и вообще запретит мне общаться со всеми. Я хоть и немаленькая, но все еще под ее опекунством. Злить и расстраивать маму мне совсем не хотелось. К тому же это подорвет ее доверие ко мне, а на следующий год оно будет мне как никогда необходимо. Самостоятельная жизнь самостоятельной жизнью, но без их поддержки будучи студенткой в городе будет не сладко. А если мама начнет сильно обо мне беспокоиться, то попросту решит ограничивать в средствах, чтобы я чаще приезжала домой. Поэтому мне было важно не давать ей поводов для беспокойств. Но вчерашний вечер… как можно было так облажаться?
