Сестра Малисы продолжала надрываться. Её креслице медленно поднялось в воздух и начало вращаться.

– Антипатия-Роза Злобст, честное слово, от твоего визга у меня черепушка раскалывается! – рявкнула Ма, хватаясь за голову.

Круглое личико Антипатии-Розы сердито скукожилось, мелкие острые зубки впились в голову плюшевого зайца, а пухлые кулачки яростно сжали тряпичную куклу. Чёрные кудряшки на голове малышки даже вспотели от злости.

Когда Антипатия-Роза не злилась, она выглядела так, что все встречные взрослые неизменно принимались умилённо сюсюкать при виде этих нежных, как персик, и розовых, как бутончики, щёчек, больших круглых глаз в обрамлении пушистых чёрных ресниц и пухлых, сложенных сердечком губок. Но стоило неосторожным взрослым приблизить свои воркующие физиономии поближе к малышке, как Антипатия-Роза широко ухмылялась, обнажая два ряда острых-преострых – на зависть акулам – зубов и впивалась прямо в их длинные носы.

Малиса, вздохнув, подошла к заходящейся от крика сестре, выдернула из её зубов зайца и запулила им в окно. Потом выковыряла у неё из ручек куклу, оторвала ей голову и одну ногу и бросила изувеченную игрушку на столик детского креслица.

Антипатия-Роза тут же умолкла, креслице со стуком опустилось, упёршись ножками в пол. Заплаканное личико озарилось жутковатой широкой улыбкой, и девочка радостно залепетала, играя останками куклы.

– Прямо удивляюсь, как ты с ней ладишь, – заметила Ма. – Даже не понимаю, как это у тебя получается.

Малиса в ответ только пожала плечами.

– Ну а теперь проваливай, – погнала Ма её с кухни. – Займись уже чем-нибудь гнусным!

Малиса вышла на солнышко. Весь квартал Блаженства – очень милый квартал, в котором дом Злобстов почитали не иначе как позорным пятном, – был объят утренней тишиной.

Старый особняк Злобстов с его узкими арками и многочисленными зловещими башенками, не принятыми в приличном обществе, смотрелся здесь до крайности неуместно. Островерхие крыши башенок вечно тонули в чёрной туче, которая никогда их не покидала. Плети плюща и колючей ежевики взбирались по щербатым каменным стенам, обвивая полуобрушенные балконы и облезлые веранды. Солнечные лучи никогда не заглядывали в этот мрачный дом, за тусклыми окнами которого колыхались лишь неясные тени да иногда проступало прижатое к стеклу бледное лицо.

Обитатели же высоких, светлых, чистоплотных домов, неохотно делившие квартал Блаженства со Злобстами, всё ещё нежились в постелях, наслаждаясь воскресной безмятежностью. Малиса вздохнула и приступила к делу, иначе говоря – к пакостничеству. Подобрав длинный сук, она с неохотой поплелась вдоль ограды квартала, грохоча этим суком по её железным прутьям. Вдоль клумб высились ряды безголовых стеблей подсолнухов – жертв предрассветной деятельности старших Злобстов. Малиса тряхнула головой. Лично ей безобразничать совсем не нравилось. По крайней мере так, как наставляли её Ма и Па.

Малисе нравились весёлые шалости – например, воровать печенье из кладовки, или швырять в окно водяные бомбочки, или смотреть, сколько безделушек им с Дедулей удастся пристроить на выдающемся пузе Па, когда он храпит на диване.

Заунывный грохот Малисиной палки по ограде, похожий на игру на ксилофоне с одной нотой, взорвал безмятежную утреннюю тишину. Он вспугнул стайку птиц, которая с беспокойным криком сорвалась со старого дуба в сквере. Где-то залаяли собаки. Малиса продолжала грохотать.

Возле дома номер 6 стоял припаркованный «Бентли» с номерным знаком. Малиса с силой пнула его по колесу. Пронзительно заверещала сигнализация.

Из-за парчовых и бархатных штор на окнах стали показываться заспанные лица соседей, затуманивающих холодное оконное стекло своим дыханием. Малиса смущённо пожала плечами.

– Извините! – крикнула она, чувствуя себя ужасно неловко.

Всклокоченные спросонок жители домов отвечали ей мрачными взглядами и тут же задёргивали шторы обратно. Само собой, для них она всегда останется просто одной из этих мерзких пакостников!

Что до Малисы, то она была бы рада и вовсе не делать никаких пакостей – но ей уж очень не хотелось ещё больше разочаровывать родителей. Ма и так ужасно расстроилась, застукав её однажды за сбором пластиковых бутылок, чтобы сдать их на переработку. Малиса всё время чувствовала себя так, словно застряла где-то между паинькой и хулиганкой.

Солнце играло бликами на чёрных непослушных волосах Малисы и её таких же чёрных блестящих высоких ботинках со шнуровкой. Изумрудно-зелёные полоски на колготках были точь-в-точь такого же оттенка, как и её умные живые глаза. И отлично сочетались с такой же полосатой майкой, которую она надела сегодня под любимый чёрный сарафан с лямками. Щёки её не сияли нежным румянцем, как у младшей сестры, да и зубами она уступала ей в остроте – зато носик у обеих был одинаково вздёрнутый, похожий на лыжный трамплин для блошек.

В дальнем конце сквера высилась гора ржаво-рыжей палой листвы, чуть шелестящей на свежем ветерке. Ассоциация жителей квартала Блаженства накануне довольно весело потратила половину дня, сгребая эту листву и сваливая её в кучу, которую потом должны были вывезти городские мусорщики.

Семейка Злобстов, разумеется, в этом веселье не участвовала.

– Мерзость какая! – фыркнул Па, наблюдая за соседями в окно.

– Что, командный дух? – поморщилась Ма. – Да меня прямо тошнит от этого.

Малиса, стоя у чердачного окошка, тоже наблюдала за происходящим. Ей-то как раз очень хотелось поучаствовать, особенно когда Ассоциация жителей устроила для всех участников уборки пикник, и они с радостью уплетали под музыку слегка пригоревшие сосиски под закатно-оранжевым октябрьским небом.

Мечтания Малисы внезапно прервались: в сквер на своём велосипеде вкатился Сет, разносчик газет. Квартал Блаженства входил в участок, который он объезжал. А самое главное, Сет был лучшим и единственным другом Малисы.

Злобсты вообще друзей не заводили. Это было запрещено. Родители Малисы категорически не хотели, чтобы она зналась с кем-нибудь из этих безмозглых Вершков. Или чтобы эти вечно лыбящиеся, дружелюбные, тьфу, чудики мешали ей пакостничать. Но Малиса попросту не могла не подружиться с Сетом: они оба оказались чудиками с самого первого дня в школе.

– Приветик, Малиса! – окликнул её Сет. – Как делишки?

Он как раз упражнялся в езде на одном только заднем колесе, и у него это здорово получалось. Нажимая на педали, он носился по скверу кругами, то и дело вскидывая переднее колесо вверх.

Малиса в ответ только хитро ухмыльнулась. Прищурившись, она тщательно прицелилась палкой, которой грохотала по ограде, в переднее колесо Сета и с силой метнула её. Палка застряла между спицами. Сета вместе с велосипедом подбросило в воздух и швырнуло прямо на гору сухой листвы, в которую оба с громким шуршанием и провалились.

Тщательно собранная и уложенная куча взорвалась как вулкан, испускающий потоки лавы и засыпавший хлопьями рыжего пепла весь сквер. Ма и Па пришли бы в восторг, увидев, что все газоны снова оказались покрыты палой листвой. «Уж если всё равно приходится делать пакости, то лучше делать их весело!» – подумала Малиса.

Ни Сета, ни его велосипеда в этом извержении совсем не было видно.

– Он что, так тебе не нравится? – поинтересовался чей-то голос.

Это был Уязвитель Злобст, сокращённо Язва, – дядюшка Малисы. Он стоял неподалёку, небрежно прислонившись к стволу дуба.