Казалось невероятным, что вполне реальные симптомы, которые я чувствовала, могли быть вызваны стрессом. В самом деле, как могло что-то столь безобидное, как стресс, оказывать на меня такое влияние физически, да еще с такой силой и интенсивностью? Это казалось бессмыслицей. За время обучения я уже много раз переживала стресс, так почему он внезапно повлиял на меня сейчас? Стресс не возникает у таких стойких людей, как я! Думала, что у меня будет иммунитет к вредному воздействию стресса. Я обладала репутацией человека с несравненным трудолюбием и гордилась этим, как медалью почета. Просто невозможно, чтобы стресс мог загнать меня в угол. Я вышла из кабинета врача с недоверием и без какого-либо действенного способа решения проблемы.
Однако, не имея других вариантов, я последовала совету врача и нашла способы расслабляться чаще. Когда у меня был редкий выходной, я смотрела фильмы, проводила время с семьей и друзьями, ходила за покупками и даже попробовала спа-процедуры. Изменений не было. Каждую ночь перед сном тяжесть вновь возвращалась.
Расслабление не работало.
Мне не нужны были развлечения, мне требовались ответы.
Как-то после одной особенно изнурительной тридцатичасовой рабочей смены в больнице[2] я проходила мимо студии йоги по соседству. По наитию я заглянула туда и попала на свое первое занятие йогой. Как была – в больничной униформе. Я растягивалась и закручивалась в позы, казавшиеся мне странными. Изучила новые дыхательные техники.
В ту ночь я спала так крепко, как не спала уже давно. Мои лошади все равно навалились, но с меньшей интенсивностью, и неприятные ощущения исчезли быстрее. Могло ли занятие йогой иметь такой эффект, или это было совпадение? Я должна была выяснить. Я решила проверить догадку и начала ходить на йогу дважды в неделю. Учитель также посоветовал нам несколько дыхательных упражнений, которые мы могли бы выполнять дома. Это были простые методы, которые я могла интегрировать в повседневную жизнь, не перестраивая все расписание. До работы и с работы я также начала ходить пешком. В течение дня я пила меньше напитков, содержащих кофеин, и, когда могла, ложилась спать пораньше. Если я не ждала вызова на работу, я начала выключать звук на телефоне перед сном.
Несмотря на то, что у меня не было научных доказательств того, что что-то из этого помогало мне, постепенно я стала лучше себя чувствовать. Ежедневный бешеный галоп мустангов в моей груди постепенно стал напоминать бег цирковых пони.
На протяжении следующих трех месяцев, даже работая по восемьдесят часов в неделю, я придерживалась плана ежедневных прогулок, раннего отхода ко сну, меньшего количества кофеина, а также продолжала заниматься йогой и выполнять дыхательные упражнения. Учащенное сердцебиение мало-помалу выравнивалось, а однажды ночью полностью сошло на нет и больше уже никогда не повторялось. Это произошло более двадцати лет назад. Больше эта проблема меня не беспокоила, и я абсолютно точно не скучаю по ней.
Я нашла выход из этого темного туннеля стресса, пробуя новые для себя методы, выбирая образ жизни, который изменил реакцию моего тела на стресс, и используя связь между разумом и телом – идею о том, что мысли и чувства могут напрямую влиять на тело как положительным, так и отрицательным образом (см. главу 5). Пережив этот новый для себя опыт, я хотела сделать все, что было в моих силах, чтобы защитить свой образ мыслей.
В конце концов во мне включилась любознательность ученого. Что, черт возьми, произошло со мной и стрессом и как я все-таки оказалась на другой стороне? Я хотела отыскать научное обоснование пережитого опыта. Я глубоко погрузилась в тему и исследовала все, что могла найти о природе стресса. Подобно Алисе в Стране чудес, я вошла в новый и яркий мир, который находился за рамками моего стандартного медицинского образования. Как так получилось, что стресс, самое распространенное состояние, которое возникает почти у каждого человека на планете, не был предметом обсуждений и не рассматривался как что-то, требующее настоящего совета от врача?
Я знала, какой должен быть мой следующий шаг. Я хотела стать врачом, в котором сама так отчаянно нуждалась и которого не могла найти, когда страдала от стресса.
Я хотела быть тем человеком, который сможет предоставить таким же, как я, людям, испытывающим стресс, реальные и научно доказанные инструменты, чтобы они могли пользоваться ими в суматохе повседневной жизни и преобразовывать свой стресс так же, как сделала это я.
Именно так я и поступила.
Я подала документы и была зачислена на клиническо-исследовательскую программу медицинского факультета Гарвардского университета, где изучала природу стресса и связь между разумом и телом. В своем исследовании я обнаружила поразительные результаты: несмотря на то, что от 60 до 80 % посещений врачей связаны со стрессом, только 3 % врачей консультируют пациентов по вопросам управления стрессом. Опыт общения с моим лечащим врачом соответствовал результатам этого исследования. Готова поспорить, что и в вашем случае могло быть так же.
Вы можете спросить: почему, если стресс является такой распространенной причиной физических симптомов и медицинских проблем, традиционная западная медицина его игнорирует? Почему врач не рассказывает о том, что стресс является причиной проблем со сном? Или почему никогда не упоминает о стрессе, когда вы говорите ему или ей, что каждое воскресенье чувствуете тошноту, проводя время с родственниками супруга или супруги? Вызвана ли стрессом боль в шее, которая возникает у вас по утрам во вторник во время еженедельного собрания на работе?
Стресс сегодня широко и повсеместно обсуждается – в выпусках новостей и в социальных сетях, – но, когда дело доходит до связи негативных последствий неконтролируемого стресса с медицинскими симптомами, возникает пробел. Стресс все еще живет на задворках традиционной западной медицинской системы и все еще не вышел на сцену, несмотря на то, что его признаки присутствуют и обсуждаются во время почти всех визитов к врачу.
Всякий раз, когда меня спрашивают, какая у меня специальность, отвечаю: «Я говорю с пациентами о слоне в смотровой комнате – об их стрессе. Я также обращаюсь к эмоциональному компоненту хронических заболеваний и выступаю мостиком между высокими технологиями и индивидуальным подходом».
Бо́льшая часть клинической медицины включает в себя новейшие высокотехнологичные методы лечения. Именно это делает ее одной из лучших в мире. Я горячая поклонница этой системы, когда речь идет об острых, опасных для жизни состояниях, потому что она спасает миллионы жизней. Однако наряду с многочисленными высокотехнологичными вмешательствами нам в равной степени необходимо ценить персонализированные аспекты медицинской помощи, которыми слишком пренебрегали. Врачам нужно сделать так, чтобы пациенты в первую очередь чувствовали себя людьми и только потом – носителями заболеваний, чтобы они знали, что их видят, слышат и понимают в соответствии с их жизненным опытом, чего нам обычно трудно достичь в условиях нынешней медицинской системы.
Речь идет не об ошибках отдельно взятых врачей. Ежедневно врачи просто горы сворачивают ради пациентов, вопреки влиянию подавляющих сил системы, которые мешают им выполнять работу. Дело не в какой-то конкретной личности; мы говорим о сломанной системе. Большинство врачей с этим полностью согласятся.
К счастью, огромная медицинская система наконец-то начинает замечать этого ранее игнорируемого «слона». У них нет выбора, кроме того как сделать это, потому что мировые события последних лет заставили всех призадуматься. Стресс и выгорание стали обнаруживаться в рекордных количествах как у пациентов, так и у врачей. Система здравоохранения осознала, что находится в условиях пандемии стресса. Хорошая новость в том, что мы наконец начинаем осознавать происходящее.
Восприятие управления стрессом меняется: то, что раньше считалось излишеством, теперь становится необходимостью для физического и психического здоровья.
