Лишь где-то в самой глубине души остался едва тлеющий огонёк безумной надежды. Со временем я понял, что этот огонёк – просто часть моего существа, часть сложной конструкции внутреннего мира, благодаря которой я могу видеть настоящие вещи.

И всё же родство душ может быть важнее родства по крови. Нет, дедушка никогда не называл нас семьёй. Говорил, что мы выше этого. Воспитывал мою самостоятельность – и преуспел в этом.

Выполнение его просьб никогда не было обязательным. И несколько раз я ему отказывал – например, когда не стал выкупать настоящую вещь на колдовском рынке в Бамако, сделанную из части человеческого тела.

Я не стал отказываться от встречи с высокопоставленным посвящённым после инцидента с его охраной вовсе не потому, что об этом меня попросил наставник. Просто мне самому было любопытно поглядеть на этого посвящённого. Понять его интересы. И, конечно, дедушка знал об этом, планируя всю комбинацию.

Деньги давно перестали быть универсальным эквивалентом. Обладание определённой суммой в уважаемой мировой валюте или даже в крипте вовсе не означает, что вы сможете приобрести какое-либо имущество и свободно им распорядиться. Особенно это касается дорогих вещей и активов.

Вас могут ограничить в правах просто из-за страны происхождения. Или из-за того, что один из ваших бизнесов вошёл в противоречие с интересами какого-либо политического клана.

Так что возможность приобретать, обладать и распоряжаться дорогим имуществом – это комбинация финансовых, политических и общественных качеств. Имея деньги, но не имея политической возможности обеспечивать контроль над приобретаемым активом, инвестор рискует потерять и деньги, и сам актив. Владелец одного известного мессенджера не даст соврать – и это только из недавних примеров.

Поэтому ценители принимают в оплату далеко не только деньги. Информация, политическое покровительство, определённые лоббистские действия – всё это может быть платой за настоящую вещь.

И когда я узнал, кто именно интересуется моим складом, у меня не осталось сомнений, что деньги в качестве оплаты я обсуждать даже не буду. Не той высоты полёта эта птица.

Он опоздал на пятнадцать минут. Впрочем, я знал, что он имеет обыкновение опаздывать, поэтому вышел на парковку своего склада только тогда, когда увидел его кортеж на подъездной дороге.

Три «Ауруса» выстроились в ряд напротив распахнутых ворот. Ещё четыре автомобиля оставались здесь со вчерашнего вечера, вместе с охранниками и снайперами.

Посвящённый сам открыл дверь, вышел и, увидев меня, быстрым шагом направился навстречу.

Остановившись возле меня, он протянул руку. Я ответил на пожатие, оказавшееся крепким и сухим.

– Герман? Э-э-э… – запнулся он, намекая, что я должен представиться по отчеству.

– Просто Герман, – ответил я. – Сюда, пожалуйста.

Я указал на проход между воротами.

– Хорошо, – кивнул клиент. – Примите мои извинения за вчерашнее недоразумение. С учётом всей ситуации люди нервные… стараются перестраховаться.

Сам он представляться не стал. Впрочем, в этом действительно не было необходимости.

– Вежливость ведь не просто так придумали, – вздохнув, ответил я. – Когда-то кодекс поведения среди аристократии помог резко сократить число случайных жертв в этой среде.

Он улыбнулся.

– Верно, вы правы. Вежливость – это ценно.

– Извинения приняты, – ответил я.

Клиент вдруг посмотрел на мой «Лэнд-Крузер», притулившийся в углу парковки, возле самых ворот. Я оставил машину снаружи накануне, как напоминание охране, что это всё-таки не их территория.

– Вы консервативны, – заметил посвящённый.

– Как и все люди моего рода занятий, – ответил я.

– Это правда… вы позволите? Посмотреть ближе?

– Разумеется, – немного поколебавшись, ответил я.

Он подошёл к машине.

Этот «Лэнд-Крузер» сотка был настоящим. Моя гордость. Среди технически сложных изделий настоящие вещи попадаются редко. Собственно, чем сложнее предмет, тем меньше шанс, что попадётся настоящий экземпляр. Слишком много людей участвуют в его создании, в таких условиях сложно вкладывать душу.

Дедушка считает, что сам создатель серии присутствовал на конвейере, когда собирали этот экземпляр. Возможно, в последний раз в своей жизни.

Настоящих автомобилей во всём мире меньше сотни. Настоящих самолётов, насколько мне известно, нет ни одного.

Мне невероятно повезло с покупкой этого «Круизёра». Я обнаружил его случайно, лет пятнадцать назад в «Зелёном Углу» во Владивостоке. Его продавал какой-то моряк, в сильном похмелье. Он даже торговаться толком не стал, так ему хотелось поскорее избавиться от этой нудной обязанности.

Потом, немного покопавшись в документах, я обнаружил, что авто выставили на аукцион родственники погибшего владельца, который разбился на мотоцикле в центре Токио. Уверен, они даже не приближались к машине.

Когда я впервые прикоснулся к его чёрному глянцевому кузову, перед глазами сразу же развернулась панорама ночных улиц мегаполиса, стремительно несущихся мне навстречу. У меня даже сердце зачастило от такой гонки.

– Подскажите, он ведь… настоящий, верно? – спросил клиент.

Я с интересом посмотрел на него.

– Нет-нет, не подумайте чего лишнего, – улыбнулся гость. – Я не могу видеть такие вещи. Просто спросил наугад.

– Автомобиль не продаётся, – сказал я.

– Понимаю, да… хотя, если вдруг передумаете – дайте знать, – улыбнулся он.

Я понял, что это его поведение в определённом смысле было прощупыванием границ. Он чувствовал себя уязвлённым после моей небольшой нотации про аристократов, и, надо признаться, мне это даже льстило.

– Едва ли это произойдёт, но спасибо за предложение, – ответил я.

– А что он делает? – спросил клиент. – Для чего нужен? Знаю, это не принято спрашивать – но ведь и не запрещено, верно?

Я в ответ вежливо улыбнулся и ответил:

– Эту информацию я бы предпочёл оставить при себе.

Не то, чтобы предназначение «Круизёра» было большой тайной: на нём всего-то невозможно было заблудиться – ни в городе, ни в степи или тундре. И никакого навигатора не нужно, достаточно держать в голове точку прибытия, и машина будто сама вырулит именно туда. Я просто испытывал странное чувство, похожее на неловкость, из-за того, что такая уникальная по сложности настоящая вещь обладает распространённой и даже банальной функцией. Впрочем, это не отменяло тот факт, что внедорожник никогда не ломался, не гнил и вообще практически не старел.

Посвящённый тоже вежливо улыбнулся и кивнул.

– Что ж. Пойдёмте на склад? – предложил он.

В ответ я сделал приглашающий жест рукой.

– У вас очень уютно, – сказал клиент, поднимаясь на небольшой помост на берегу. – Никогда бы не подумал, что хороший дом можно сделать вот так… тут ведь даже нельзя сказать «построить», так ведь?

– Это не дом, – возразил я. – У ценителей не бывает дома.

– А, ну да, – кивнул он.

– Многие обыватели тоже считают, что вы живёте на работе.

– Но ведь часто оно именно так и есть, – улыбнулся гость.

– Что ж, если вы готовы – приступим, пожалуй, – предложил я.

– Я готов, – кивнул гость.

– У вас есть какое-то представление о том, что именно вы ищите? – спросил я. – Или же просто желаете испытать судьбу?

Гости рангами пониже чаще выбирали второй вариант ответа. И уходили, затарившись дорогими настоящими безделушками, вроде туфель, которые никогда не теряют внешний вид и лечат больные ноги.

– Есть, – кивнул гость.

– Эта вещь у вас больше ассоциируется с дневным временем или же с ночью? – спросил я.

Гость мог и не знать о моём способе сортировки для склада. Однако настоящие вещи рождаются и проходят свой путь не просто так. Если ему суждено обрести что-то своё через мой склад – такая ассоциативная связь часто возникает будто бы сама собой, в чём лично я убеждался неоднократно.

– С днём, – уверенно ответил гость.