Прошло две недели. Курсанты приступили к занятиям. Срок учёбы был рассчитан на четыре года.

— Вот это попали, — хватался за голову Виров. — Это же целая жизнь.

Балтиец снова скучал о море.

Нужно было подумать о Нюте. «Девочку б в школу, — прикидывал Виров. Пожалуй, комнату надо снять. А может, на ком жениться? Вот и Нюте бы сразу мать. (У балтийца была на примете одна дивчина.) Женюсь. Оно ведь уже пора», — принял решение Виров.

Но всё случилось опять не так. В конце сентября войска генерала Юденича снова начали наступление. Они захватили Ямбург. Шли на Гатчину, Красное, Детское. Рвались на Петроград.

«Все на разгром Юденича!» — был брошен призыв. На помощь Петрограду спешили отряды из Москвы, из Новгорода, Твери, Костромы. Из далёкой Пензы, далёкой Вятки, из других городов России.

«…Враг старается взять нас врасплох, — писал Ленин защитникам Красного Питера, — …товарищи, держитесь за каждую пядь земли, будьте стойки до конца, победа недалека! победа будет за нами!»

В Балтийском море опять начинались бои. Виров написал заявление. Просился на «Гавриил». Но тут поступил приказ: занятия в училище временно прекратить и всему составу выступить на сухопутный фронт. Виров снова полез с просьбой о «Гаврииле». Его осекли.

Нюта полезла к Вирову:

— Я тоже хочу на фронт.

Виров осек девчонку.

Нюта обиделась.

— Мал ты ещё, братишка. Не твоё это дело. Ну, понимаешь ли — мал, успокаивал девочку Виров.

Не помогло. Виров повысил голос:

— Слушай приказ, говорю по-партийному: мал ты ещё, братишка.

Нюта смирилась. Отвёл её Виров к дивчине:

— Смотри береги!

И вот Балтийский вокзал. Провожает курсантов Нюта. В том же составе отправляются на фронт отряды петроградских рабочих. Шум. Голоса. Прощается Виров с Нютой. Прощается он с дивчиной.

— Береги, — наставляет опять матрос. — Чтоб как мать ты теперь для Нюты. Прошу тебя, Клаша…

Перрон утихает. Люди в вагонах. Виров машет бескозыркой. Тронулся в путь эшелон.

— Смотри, по-партийному. Голову выше! — Нюте кричит матрос.

Вагоны бегут быстрее. Мелькают подножки. Мелькают чьи-то головы, руки, ноги. Нюта трогается с места, бежит. Всё машет и машет Вирову. Мелькают вагоны. Паровоз переходит стрелки. Чуть поворот. Балтийца уже не видно.

Нюта бежит. Бежит, как тогда, в лесу. И рада остановиться — не может. Мелькают, мелькают, мелькают вагоны. Вот и последний вагон. Вот и подножка. Вот поручни. Последний вагон!

И вдруг… Нюта не хочет этого. Нюта противится. Но что она может поделать? Руки сами хватают поручни. Прыжок! Каблучки ударяют в подножку. Теперь не мелькают уже вагоны. Мимо Нюты бежит перрон. На стыках стучат колёса.

— Да куда же ты? Господи! — заголосила дивчина. — Не усмотрела. Как же теперь со мной!

Станция Сергиева Пустынь. Всего 15 километров от Петрограда. С юга слышны залпы орудий. Совсем рядом проходит фронт.

Поезд остановился. Дует холодный ветер. Старается сбить с ног. Кругом сырость. Дожди размочили землю. От станции Сергиева Пустынь курсанты пошли пешком. Их задача — подойти к деревне Разбегай и ударить в тыл наступающим белым.

Виров оказался в пулемётной команде. Пулемёты везли на телегах. Дороги раскисли. Телеги застревали в колдобинах. То и дело плечом толкай.

Деревня оказалась уже у белых. Утром курсанты вступили в бой.

Виров со своим пулемётом расположился в окопе напротив села. Не он один. Три пулемёта из их команды. Виров был крайним в стороне от других. С Вировым номер второй. При пулемёте два человека. Один стреляет, другой подносит и подаёт пулемётные ленты.

Со своего места Виров прекрасно видел деревню. Отсюда с рассветом он по команде начал её обстрел. Бил по пулемётным точкам противника. Между ним и деревней лишь речка Стрелка.

Потом он слышал: «Вперёд, братишки!» Видел, как поднялись в атаку курсанты. Как они смело пошли на огонь и с криком «ура!» ворвались в деревню.

Виров понял — белые начнут отступать. Он знал: справа по флангу сидит в засаде отряд разведчиков. У разведчиков есть пулемёты. Значит, если белые побегут направо — порядок полный. А если налево?

Виров поднялся. Поманил своего подносчика. Перетащив пулемёт через речку Стрелку, Виров стал обходить деревню. Он бежал, чуть пригнувшись, прячась за срез бугра.

Когда Виров обогнул бугор и снова увидел открытое место, он развернул пулемёт и оглянулся. Подносчика рядом не было. Сразила подносчика белая пуля. Он лежал сзади, метрах в двухстах, рядом валялись коробки с патронами.

В пулемёте у Вирова неполная лента. Минута стрельбы — не более. Балтиец решил бежать за патронами. Но в это время из села появились белые, и Виров открыл огонь.

Та-та-та, та-та-та! — стучал пулемёт и косил, как серпом, бегущих.

«Патроны, патроны, — обжигала балтийца упрямая мысль. — Эх, пропало великое дело!»

Татахнув, пулемёт замолчал. Сплюнув с досады, матрос поднялся. «Пока добежишь, пока принесёшь… И как с пулемётом? Заметят же белые».

И правда. Услышав, что пулемёт замолчал, белые приободрились. Группа солдат, развернувшись, бежала теперь на Вирова. Балтиец зло посмотрел на врагов, сдёрнул с ремня гранату.

— И их и себя, — процедил матрос. — Балтийца за так не купишь!

В это время Виров услышал:

— Дядя Василий! Дядя Василий!

Матрос оглянулся. Рядом, шагах в десяти, волоча по земле коробки с патронами, к нему подбегала Нюта.

Та-та-та, та-та-та! — опять строчил пулемёт. Попав под ураганный огонь, белые повернули в другую сторону. Туда, где были в засаде разведчики.

— Давай, давай! — усмехался Виров.

Бой окончился полной победой курсантов.

Виров поднялся. Отряхнул комья мокрой, прилипшей к бушлату земли. Он всё ещё не поднимал глаз на Нюту. О чём-то думал. Наконец матрос посмотрел на девочку. Смотрел грозно, каким-то чужим, совсем не вировским взглядом.

И Нюта смотрела на Вирова. Смотрела виновато и как-то по-глупому улыбалась.

— Значит, так, — сурово сказал матрос. — Значит, слова для тебя как горох об стенку. Приказ для тебя — фю-фю. Дисциплина, считай, — игрушка.

Виров снял ремень. Сложил его вдвое. Он снова глянул на Нюту. Девочка не шевельнулась. Открыто смотрела на Вирова.

Балтиец смутился. «И чего это я? Ну поругал. А зачем же ремень!»

— Ух, и сдавил же меня ремень, — попытался он сделать вид, что снял его просто так, без всяких недобрых целей.

Но от этой неправды Вирову стало совсем неловко. Матрос покраснел, ещё больше смутился.

Нюта поняла друга. Она улыбнулась. И матрос улыбнулся своей добродушной улыбкой.

После боя командир пехотного полка, которому был придан отряд курсантов, вызвал к себе балтийца.

— Молодец! С пулемётом верно решил. По старым временам тебе Георгиевский крест по заслугам. Желаешь — получишь новый бушлат. Или бери шинель. Или вот пять банок мясных консервов. Сам выбирай награду.

Виров отрицательно покачал головой.

— Что же тебе?

— Нет лучшей награды матросу, чем снова его на море, — тихо ответил Виров. — Мне бы на «Гавриил».

И вот Виров опять в Петрограде. Вместе с Нютой едут они в Кронштадт.

Балтийское море. Финский залив. Волны бегут, как стаи птиц. Ночь. Над морем туман. Еле виден во мгле «Гавриил». Эсминец идёт на запад. Виров и Нюта опять внизу, в том же матросском кубрике.

— Узнают — ох и будет же мне, братишка!

Когда они прибыли на «Гавриил», комиссар Лепёшкин и боцман Ванюта строго-настрого наказали Вирову, чтобы тут же отправил Нюту на берег.

— Чтобы немедля её в приют, — за старое взялся Ванюта. — Чтобы ноги её не было. Ты что, ошалел? — кричал он на Вирова.

«Гавриил» в эту ночь уходил в Капорский залив. Задание — ставить мины. Виров и сам понимал, что, конечно, надо бы Нюту на берег. Завтра оно так и будет. Но сегодня… Балтиец давно обещал взять Нюту в открытое море. Когда такое опять случится!