И как не трудно догадаться, то я совершенно забыл обо всём том, что меня до встречи с этой анархисткой волновало, теперь думая только о ней, бывая, что и путаясь в своих ногах. И каждая наша встреча по кругу только усиливала мою мотивацию в этой её непоседливости разобраться и узнать, кто, что и откуда она такая взялась. И я за всем этим и сбился со счёта преодолённых мною кругов. Количество которых, конечно, не могло быть бесконечным, а вот когда и на каком круге я остановлюсь, то это теперь зависело в полной мере от этой удивительной и не выходящей из моей головы анархистки.
И это моё интуитивное предчувствие меня не подвело. И когда на одном из кругов я уже с расстояния своего от неё не такого уж далека её заметил, то она на этот раз не шла мне навстречу, чтобы со мной пересечься на одном из кругов, а она вдруг свернула в сторону рядом с этим местом ей нахождения расположившихся беседок и скамеек для наблюдения за происходящем на стадионе, и подошла к припаркованному к скамейке велосипеду.
– Значит она всё, закончила свою пешеходную пробежку и собирается меня покинуть. – Не сводя с неё своего внимательного взгляда, несколько самонадеянно рассудил я, чуть сбавив скорость своего пробега, чтобы как следует рассмотреть её уход.
А вот в её движениях нет месту вот такой как у меня инфантильности и сверки своих действий с кем-то ещё. А все её действия подчинены её внутренней дисциплинированности и импульсированности, которая очень чётко проявляется в её резких движениях по подходу к велосипеду, где она из каких-то своих внутренних соображений решила снять с себя мешающую ей легко и свободно дышать кофту. А вот такая её порывистость, как это не могу я не видеть, приближаясь по своей беговой дорожке в предельную близость к ней, приводит к тому, что её кофта цепляется за её ухо, и всё бы ничего, но в нём, как опять же мной со стороны выясняется, находился компактный наушник.
Ну и наушник под воздействием такого механического воздействия вылетает из уха этой анархистки и в чём-то, но только по моему сугубо личному мнению авантюристки, и летит под моим немигающим в его сторону взглядом прямо на беговую дорожку передо мной.
Ну а дальше происходит уж совсем невообразимое и затем очень странное. Эта авантюристка, видимо что-то подобное ощутила и осознала эту свою ушную потерю, замерев в одном внимающем к внешним раздражителям положении, находясь головой под кофтой, тогда как я, от кого сейчас всё будущее наших межличностных отношений и целостность этого наушника зависело, набегая на наушник, не сводил своего обзорного зрения с замеревшей в одном положении авантюристки, а своего прямолинейного и немигающего взгляда с самого наушника.
И я так зациклился всем собой и взглядом на этом наушнике, на который я просто обязан и отдать всего себя должен не наступить, что всё это в итоге приводит к тому, что я целенаправленно и как бы намеренно на него наступаю с таким громким и отзывчивым с его стороны хрустом, что замершая в своей кофте на голову авантюристка вздрогнула от этих ни с чем не спутаешь и она догадывается, что подаёт такие трагические звуки сигналов – это её наушник в самый слом и капец раздавили. А кто это сделал и зачем?! То это не трудно выяснить, нужно только стянуть с головы эту подлую кофту, которая никак не снимается, сколько бы она не пыталась её с себя выдернуть, давая возможность мне над всем произошедшим сейчас раздумать. Чего как раз и не произошло.
А я между тем и сам в шоке и в предельном изумлении от того, что обнаружил себя улепётывающим на предельной скорости от этого места происшествия и от своего падения перед лицом этой девушки. Кто меня теперь точно не простит за мою трусость, а не за какой-то там наушник. Но при всём при этом больше всего меня сейчас поражает не это, а не дающая мне покоя и не выходящая из моей головы вопросительная мысль: Догонит она меня на велосипеде или нет?!
И к своему новому до предела потрясению до меня из-за спины доносится ответ на эту мою загадку души.
– Вот значит как вы, Адам, себя ведёте. Заныкали сперва карточку, а теперь не даёте мне прохода, портя мне моё имущество. – Кричит до чего же знакомый голос из-за моей спины.
– Так это что, Ева? – в мокром поту просыпается Адам от этого заблуждения своего рассудка, сейчас сидя за столом в столовой, ещё раз всё это переживая (а может и пережёвывая), видимо не имея возможности за раз отделаться от впечатлений от этого сна. И приходится Адаму как-то на всё это реагировать, принявшись с помощью холодного расчёта и взгляда со стороны со временем разрешить для себя эту возникшую, не просто так, как это могло сперва выглядеть с его стороны – она совершенно случайно задело снимаемой кофтой наушник и он вылетел – а как сейчас видит Адам, где его так подставили и подвели под эту ситуацию с наушником, то всё тут не так однозначно.
– Здесь имел своё место психологический эффект охотника, кой в каждом из нас имеет место. – Рассудил Адам, взяв в руку вилку, и давай с помощью неё, как какой-то дирижер, вводить себя в курс своей хищной психологии. – И убегающий от меня наушник, чисто инстинктивно сосредоточил на себе всё моё внимание, и когда он чуть замедлил своё движение, то я и сделал свой итоговый выпад, что б не дать ему убежать. Не мог я размышлять в тот момент категориями существенного, я должен был поймать убегающую добычу. – Тяжко вздохнул Адам, ногой так и чувствуя раздавленный ею наушник. – А кто-то, зная вот такую психологическую составляющую человека, и вложил в голову Евы эту возможность меня припереть в свой угол. Но зачем? – вопросил Адам, глядя сквозь решётку из зубчиков вилки впереди себя, где ему смутно начинает прорисовываться тот человек, кто всё о психологии знает, как и его также знает, и чем это не факт для того, чтобы записать этого человека в число лиц подозреваемых Адамом в подготовке этого происшествия.
А тут к некоторой неожиданности и без своей видимой связи в голову Адама ещё лезет другого рода впечатление и переживание одного им пережитого дня и сеанса посещения приёма во врачебной юрисдикции врача отоларингологической специализации, со своими специфическими моментами – постановки его к стенке и выдвинутыми в его сторону требованиями, заткнуть одно ухо, а тем, которое находится к стенке, попытаться услышать то, что ему сейчас из своего далека, с другой стороны кабинета, нашепчет врач-отоларинголог в лице Лилит.
– Закрыли ухо? – спрашивает Лилит Адама, чтобы удостовериться в его понятливости и может быть честности.
– Закрыл. – Адам подтверждает то, что он за всё дальнейшее происходящее в этом кабинете берёт более чем ответственность.
А вот дальше начинается то таинственное и до чего же для Адама удивительное действие с нашептыванием ему слов Лилит, что он не только не понял, что сейчас с ним и где происходит – он себя ощутил находящимся в глубокой пещере, где связь с поверхностью ограничена неприступным в самые небеса лазом, по которому он спустился вниз по верёвке, и этот единственный выход наверх сейчас находился под контролем Лилит, находящейся наверху, и вдруг что-то для себя интригующее в его сторону надумавшей: я вас подниму наверх и тем самым верну к жизни только в единственном случае, вы должны отвечать всем возлагаемым мной на вас надеждам, а иначе…ну вы сами понимаете – а Адам вообще в себе растерялся, судорожно пытаясь разобраться, что ему нашептывается и что всё это значит.
Правда, самое начало этого сеанса проверки его слуха и реакции на сказанное Лилит вполне себе укладывалось в такую допотопную практику проверки вашего слуха. Лилит начала нашептывать ему цифры, а Адам был должен за ней их повторять.
– Плюс пять. – Нашептывает число Лилит, зачем-то к нему прибавляя знак положительности.
– Хочет меня дезориентировать. – Про себя усмехнулся Адам, точь-в-точь повторив названный ею порядок цифр и знаков.
Лилит там, конечно, несколько в себе нахмурилась в сторону такого отличного слуха и умения не рассуждать вслух, когда его об этом не просят Адама, но это только начало и у неё есть большой шанс добиться поставленной собой цели – доказать Адаму, что его слух это только его слух, и он не идёт ни в какое сравнение с её слухом.
