Глава 1
Изучение детей
В начале шестидесятых, когда я написал бо́льшую часть этой книги, не многие психологи уделяли пристальное внимание процессу обучения у очень маленьких детей. Это была не такая уж важная и известная область исследований – а кое-где и не очень уважаемая. Одному моему другу из крупного университета, который хотел писать диссертацию по трудам Пиаже, научный руководитель посоветовал этого не делать. Даже сам Пиаже – если не считать его собственных детей – в основном работал с детьми четырех-пяти лет и старше. Младенцы и маленькие дети воспринимались главным образом как существа, не представляющие особого интереса. Однажды, безусловно, они превратятся в людей, достойных всяческого внимания, но пока этого не произойдет, ученые не видели в них объект для серьезных исследований.
Теперь все изменилось. Изучение маленьких детей, их представлений о мире, их возможностей, способностей и учения стало важнейшим разделом психологии. Все сходятся во мнении, что мы должны знать о маленьких детях гораздо больше – о том, как они воспринимают мир, как живут, растут и учатся. Вопрос в том, как это сделать.
Многие полагают, что лучший способ – непосредственное исследование самого мозга. Этим уже занимались в период, когда я писал Предисловие к данной книге; сейчас таких исследований проводится на порядок больше. Впрочем, до сих пор они оказывали незначительное влияние на школы. Так, одна из теорий, которая сейчас очень популярна – теория межполушарной асимметрии, – гласит, что левая и правая половины мозга отвечают за разные типы мышления. Люди, призывающие к реформированию системы школьного образования, приводят эту теорию в качестве аргумента. Пока ни к каким значимым изменениям это не привело. Возьмем простой пример. Те, кто любит искусство и верит в него, годами пытались добиться, чтобы в школах его преподавали в большем объеме; сегодня они утверждают, что это нужно для развития правого полушария у детей. Те, кто всегда стремился исключить искусство из учебной программы, прислушиваются к аргументу правого полушария не больше, чем к любым другим. Сомнительно, что в ближайшем будущем школы сильно изменятся из-за этой или каких-либо других теорий о работе мозга.
Прежде всего, сами теории меняются быстрее, чем мы можем за ними угнаться. В недавнем выпуске журнала «Omni» автор статьи под названием «Brainstorms» (букв. «Мозговые штурмы») сообщает, что новая теория межполушарной асимметрии уже опровергнута и что различные виды умственной деятельности не локализуются в какой-то одной половине. В частности, в статье говорится:
Алан Гевинс, заведующий лабораторией EEG Systems Laboratory Нейропсихиатрического института Лэнгли Портера при Медицинской школе Калифорнийского университета в Сан-Франциско, рассказывает: «В настоящее время мы разрабатываем новый способ визуализации функциональной электрической активности мозга, который позволит увидеть то, что было невозможно увидеть раньше». Электрические паттерны, о которых прежде мы имели весьма смутное представление, внезапно превратились в четкие и понятные схематические изображения… Сегодня сотрудники лаборатории работают над усовершенствованием шлема с 64 ЭЭГ-каналами, который даст возможность осуществлять более продвинутую компьютерную обработку сигналов электрической активности мозга. Со временем результаты их исследований смогут буквально распахнуть дверь в мозг, и человек впервые увидит собственную «электропроводку»…
Однако несколько дней, проведенных в лаборатории ЭЭГ, убедили меня в том, что, как и во многих других областях науки [курсив мой. – Дж. Х.], новые исследования связаны с тонкой и сложной серией экспериментов, которые большинству из нас покажутся столь же невразумительными, как и глиняные таблички с шумерскими правилами торговли.
Куда делась прежняя идея о том, что основная задача науки – сделать мир более понятным? Вернемся в лабораторию.
Тщательно спланировав эксперимент, исследователи записали и математически проанализировали быстро меняющиеся конфигурации электрических импульсов, возникающих в разных отделах мозга… Это свидетельствует о том, что информация обрабатывается не в нескольких специализированных отделах, как считалось десятилетиями. Скорее, даже в самых элементарных когнитивных функциях задействовано множество областей мозга…
Исследование 23 человек первоначально подтвердило гипотезу о том, что написание предложений [и т. д.]… действительно больше опирается либо на правую, либо на левую половину мозга. Однако, проведя более строгий математический анализ, сотрудники лаборатории не выявили каких-либо существенных различий в электрической активности мозга при выполнении двух видов задач – записи осмысленных фраз и бездумном каляканье… Они вернулись назад и провели исследование еще 32 добровольцев… На этот раз межполушарные различия между задачами в «спектрах» ЭЭГ отсутствовали полностью. Вместо них ученые наблюдали достаточно однородные паттерны, охватывающие оба полушария. «Это наводит на мысль, – утверждает Гевинс, – что разные типы задач не ограничены некими специализированными отделами; для их обработки требуется активность множества широко разбросанных областей. По этой причине неверно полагать, что за арифметические способности, например, отвечает какой-то отдел только потому, что его повреждение приводит к неспособности складывать и вычитать. Единственное, что можно утверждать, – это то, что поврежденная область имеет решающее значение для выполнения арифметических операций».
Если я и сомневаюсь в ценности такого рода исследований, а я действительно в ней сомневаюсь, то отнюдь не потому, что я не согласен с результатами. Я полностью с ними согласен и буду только рад, если они подтвердятся в ходе дальнейших экспериментов. С самого начала теория правого и левого полушарий слишком упрощала то, что, как подсказывал мне собственный опыт, было совсем не просто. Конечно, нет никаких сомнений в том, что мы действительно используем наш ум по-разному. Иногда мы мыслим сознательно, направленно, линейно, аналитически, вербально – например, когда машина не заводится и мы пытаемся выяснить причину. В другое время (или даже одновременно) наши мысли носят более хаотичный, инклюзивный характер. В такие моменты мы можем думать о многих вещах сразу интуитивно, часто подсознательно или бессознательно. Мы «слышим» звуки, «видим» образы, непосредственно переживаем наши ментальные модели реальности, а не их словесные или математические описания. Мы позволяем нашим мыслям свободно блуждать, внимательно вслушиваясь во все, что они нам говорят.
В этом я не спорю с исследователями мозга. Возможно даже, что одни виды умственной деятельности могут быть в значительной степени сосредоточены в одних отделах мозга, а другие виды – в других. Но было бы наивно и глупо утверждать, будто все сложные разновидности мышления, умственного опыта можно четко разделить на две группы и одну из них приписать исключительно левому полушарию, а вторую – правому. Порой я удивляюсь тому, что говорит мне мой разум. Это весьма распространенное явление. Но где в моем мозгу находится «мой разум», где тот «Я», который удивляется?
Раньше считалось, что «Я» – сознательный наблюдатель – находится где-то наверху, скажем, в гостиной, в то время как «разум» обитает где-то внизу, в темном и грязном подвале. Может, сторонники теории межполушарной асимметрии просто переместили старое верхнее «Я» в левое полушарие, а подвальный «разум» – в правое? Как же тогда объяснить хорошо известное всем переживание, когда имя, которое мы сознательно и безуспешно пытались вспомнить, внезапно всплывает в сознании, в царстве «Я», когда это самое «Я» думает о чем-то совсем другом? Согласно теории полушарий, именно левое полушарие отвечает за создание, хранение и воспроизведение списков. Нередко, когда я размышляю о чем-то другом, «разум» внезапно преподносит моему «Я» законченное предложение, иногда даже два или три, которые моему «Я» так нравятся, что я спешу записать их, пока не забыл. Как объяснить этот факт? Конечно, не мое «Я» создало эти фразы – во всяком случае не так, как я сейчас печатаю эти строки, тщательно подбирая слова и прикидывая, каким образом их лучше расставить. На какой стороне моего мозга находится автор этих предложений, на какой стороне наблюдатель, критик, редактор, считающий их удачными?
