– Ты всё помнишь? – ещё раз повторила она Джайде, – ты скажешь, что есть подруга, что эта подруга ищет человека… который много знает, и что она предложит ему самую важную сделку в его жизни. И добавь, что я готова буду лечь с ним бесплатно.

– Хорошо, – Джайда кивнула, выглядя немного потерянной и грустной.

Замиль улыбнулась ей утешительно и предложила выпить ещё лимонной воды. Джайда кивнула, всё так же с лёгким недоумением и даже, кажется, обидой.

Замиль, конечно, понимала, почему та липнет к ней и пытается угодить.

Джайда была не просто новенькой – хотя новенькой условно, ведь пробыла тут уже больше года – она была чужой. Никто не знал достоверно, где она родилась, сама девушка утверждала, что её родители из Мали. На это указывало её телосложение и цвет кожи, однако она носила марокканское имя, а её родным языком явно была марокканская дарижа. Именно этому не стоило так уж удивляться. После Газавата и всего, что за ним последовало, огромное количество людей оказалось сорвано с родных мест. У Зарият тоже можно было найти кого угодно от коренных жительниц острова до угольно-чёрных уроженок тропиков.

Дело было не в том, откуда Джайда родом, а в том, что каждой стае нужен свой изгой. Нужен он оказался и отверженным женщинам из дома отдохновения Зарият. И несчастная марокканка, не то малийка, прекрасно подошла на эту роль. Явно выросшая в какой-то глуши, Джайда до сих пор не могла стереть с себя отпечаток родной деревни, как ни старалась. Она уже прекратила по-детски восхищаться полными людей моллами и пугаться верениц машин на проспекте Африки, но так и не освоила до конца общее наречие Острова, постоянно мешая его с марокканским диалектом. Она не умела правильно есть, правильно входить в комнату с мужчинами, не умела поддержать беседу с товарками на правильную тему.

И при этом Аллах по лишь Ему известным причинам одарил её поистине совершенным телом и врождённой пластичностью, из-за чего она танцевала как гурия, и всё больше мужчин хотело отведать именно вон ту чёрную девку. И Джайда с её сельскими манерами и точёным телом, приносила Зарият всё новых и новых клиентов, получая всё более крупную долю.

Ну и как после этого прикажете к ней относиться?

Некоторые игнорировали её, делая вид, что не замечают. Другие, похитрее, изощрялись в тонких насмешках, которые простодушная Джайда понимала слишком поздно. Третьи просто были грубы.

Но не Замиль. Её интересовали совсем другие вещи в последнее время, она спала с Джайдой в одной комнате и относилась к ней с тем же равнодушным, отстранённым дружелюбием, что и ко всем остальным. И уже этого той хватило, чтобы принять её за подругу. А уж особый статус, которым Замиль пользовалась у Зарият, делал для Джайды эту воображаемую дружбу особенно ценной. А для Замиль она оказывалась и просто полезной.

Так, Джайду уломать удалось, а с её чувствами можно будет разобраться позже. Если оно будет, это «позже», и именно здесь. Мысли, лихорадочно метавшиеся в голове Замиль, начали обретать черты некого плана или, по крайней мере, его подобия. Муташарриды пересекают Средиземное море. Они могут добраться до той стороны. А ещё они знают выходы на тёмную сторону Зеркала – закрытые страницы и «коридоры». Последнее Замиль представляла себе весьма смутно, но это было место, где обсуждались незаконные дела и продажа всевозможного тахриб19. Там торговали и информацией – это она знала, в том числе от своих особо разговорчивых клиентов. Но, раз так, не получится ли там продать то… то, что она сумела скопировать с наладонника этого обкурившегося шейха? А если объединить это с теми деньгами, которые она уже успела накопить, может, этого хватит, чтобы сбежать? Чтобы добраться до земель, откуда был родом отец, и которые не скованы лицемерным благочестием Закона?

Замиль женским чутьём ощущала, сколько дыр в её плане. Захочет ли этот муташаррид купить её информацию или свести с теми, кто покупает? И имеет ли она вообще хоть какую-то стоимость? Согласится ли муташаррид везти её на другую сторону? И что она будет там делать?

Последний вопрос был самым болезненным, он звучал в голове эхом. Замиль старалась гнать сомнения прочь, но иногда, скорчившись на кровати, она спрашивала себя, почему она решила, что там лучше? Остров – единственная земля, которую она знала за всю свою жизнь, лицемерен, льстив, двуличен. Она здесь никто, падшая женщина, которая даже лица своего не смеет показать в неположенном месте. Но она его хотя бы знает. А там…

– Замиль! Да что с тобой! – прошипела Джайда. – Балькис же смотрит!

Разрываемая ожиданиями, сомнениями, неуверенностью, Замиль сегодня танцевала плохо и уже не первый раз сбивалась с ритма. Ей влетит за это потом, может, и деньгами накажут, но… Как же добиться встречи с этим Салахом?

– Ты пойдёшь в комнату одиннадцать, – встретила её после окончания танцевальной программы Балькис и холодно прищурилась: – Ты обжевалась ката? Как ты танцевала?

– Прости, – Замиль заставила себя покорно потупить глаза, – я плохо себя чувствую сегодня.

– Надо было заранее сказать, – сухо бросила Балькис, – готовься, и надеюсь, больше не разочаруешь.

Душ, блеск на волосы, мазки на тело, гель в место любви, чтобы избежать последствий – так готовились ко встрече с клиентами все «лани» Зарият, и для Замиль было привычно. Но сегодня всё бесило. Насколько задержит её этот мужчина? Дождётся ли Салах? А если мавританец уйдёт, и она его больше никогда не увидит? Ждать ли ей здесь другого муташаррида годы? И где-то чёрной тенью кружило предчувствие. Сегодня, да, сегодня всё должно поменяться. Это как тот удачный бросок в нардах, который меняет ход всей игры, это, как…

Вечер оказался долгим. Мужчина с седоватой бородкой и животиком, видать, не слишком доверял своим природным силам и принял таблетки, которые предлагала желающим Зарият. Они его предсказуемо распалили, но не сделали более привлекательным. Замиль изо всех сдерживалась, стараясь показать всё, чему её учили, но её нетерпение всё равно прорывалось, и раздражённый непонятливостью мужчина в пылу страсти обругал её «ослицей». Что ж, она и не такое слышала.

Наконец, в третий раз получив удовольствие, он отпустил её и откинулся рядом на ложе, хрипло дыша.

Замиль зашевелилась, гадая, не попробовать ли ей встать. Но уходить до того, как отпустит клиент, или истечёт оплаченное время, им строго запрещалось. Ох, только бы этот старый похотливый ишак не купил её на всю ночь.

– Куда ты? – голос мужчины, всё ещё не отошедшего от подпитанного таблетками экстаза, прозвучал как карканье.

«А, что б шайтан поджарил твой хрен на медленном огне», – мелькнуло в голове у Замиль, и она тихо сказала:

– Я думала просто принести апельсиновой воды, чтобы освежиться. После такой любви часто хочется пить.

– Принеси, – кивнул он, всё так же откинувшись на подушку, – и сигареты, я забыл свои в зале. Я курю «Белый Атлас».

«Бара наик!» – мысленно выругалась Замиль, продолжая улыбаться.

– Я сейчас вернусь, – прощебетала она и сама удивилась, что голос прозвучал так же сладко и многообещающе, как всегда. Да уж, школу Зарият ей не забыть, наверное, до смерти.

Мужчина не ответил ей, всё ещё погружённый в свой транс, как оно обычно и бывало с теми, кто поднимался на ложе, наглотавшись таблеток.

Замиль выскочила из комнаты, обернувшись в тонкий шёлковый халат – такие висели у входа именно на случай, если девушке понадобиться выйти, уже разоблачившись.

Коридор заливал приглушенный свет ламп, настроенный так, чтобы их свет казался свечным. Слышались голоса, а из-за одной двери вскрики, сопровождаемые хриплым мужским голосом, который рычал что-то неразличимое. Кому там, интересно, попался особо требовательный клиент?

Где же Салах? У неё совсем немного времени на разговор, при условии, что мавританец вообще её ждёт. Он мог не послушать Джайду, либо же эта простушка просто не смогла как следует ему объяснить.