В «Социологии религии» М. Вебер писал, что ни в одной религии мира нет единого Бога с такой неслыханной жаждой мести, как та, которую приписывают Яхве. Это, безусловно, так, но не следует забывать, что Яхве — Бог не только иудеев, но и христиан. Поэтому Он «должен» мстить притеснителям и врагам христиан, а также им самим. Об этом свидетельствует Откровение Иоанна Богослова, самая жестокая книга Библии, при этом не очень ясно, неистов там Яхве или Его Сын — Христос.
Одним словом, в мире всегда было много тех, кто заставлял страдать, и среди них были те, кто призывал к милосердию и прощению обидчиков. Право наказывать, мстить, убивать, разрушать всегда казалось естественным в концепции надмирного Бога, создавшего из небытия мир, которым Он правит. Идея мести понадобилась как раз для того, чтобы «исправить» ошибки и промахи единого и всесильного Бога. Можно сказать, что Мессия был спасителем не только людей, но и Бога, отсюда и страстная вера в Него, чтобы не пошатнулась вера в Бога, которая была стержнем и основанием всего мировосприятия.
Верховное божество Яхве может быть смягчено страданием, особенно если оно добровольное. Такое страдание способно обеспечить блаженство в мире ином. Но как бы ни страдал человек, иудео-христианство приводит его к мысли, что все его этические представления совершенно неприменимы к Богу. Он не может поступать справедливо или несправедливо, Его решения непостижимы для человеческого ума, равно как и Его цели. Он абсолютно суверенен. Поэтому проблему теодицеи вообще не следует ставить, если строго придерживаться приведенной здесь точки зрения. Можно всю вину возложить на человека, в том числе страдания, тяжкий труд, отсутствие любви, бедность и тиранию, даже болезни и смерть, если считать их следствием первородного греха либо врожденной греховности.
Культ страдания в христианстве в значительной мере сложился и по той причине, что оно само в первый период своего существования подвергалось жестоким гонениям, хотя, видимо, масштабы их позднее были преувеличены. Поскольку христиане страдали за свою веру, верность ей, страдание незаметно и спонтанно стало атрибутом этой религии. Страдания за нее стали нормой, в ранг святых возводились те, кто претерпел мучения и смерть за верность вере, невзирая на то, какие именно еще заслуги перед религией были у данных людей. При этом церковь утверждала, что посредством приятия страдания и смерти человек соумирал с Христом, а это давало смертному огромные преимущества в том смысле, что гарантировало воскресение и победу над смертью. Кровь мучеников христианства, особенно в ранний период его развития, была тем семенем, которое давало обильные всходы.
Таким образом страдание стало понятным и психологически близким способом, с помощью которого можно было попытаться решить многие проблемы. Поэтому христианская церковь, став господствующей, широко и повсеместно прибегала к причинению страданий в рамках инквизиции, в борьбе с инаковерием, инакомыслием и действиями, наносящими ей ущерб. Конечно, к виновным применялась жестокость, очень часто особая, неимоверная, изощренная. Образно говоря, христианство вначале получало мазохистское, а затем садистское удовлетворение в борьбе за свои интересы.
Окрепнув, став государственной, христианская церковь начала постоянно прибегать к исключительной жестокости и причинению невероятных страданий всем инаковерующим и инакомыслящим. Особенно в этом было активно католичество. Созданные им инквизиция и иные репрессивные церковные учреждения навсегда остались в исторической памяти человечества как одни из самых кровожадных. Никакая другая мировая церковь не прибегала к насилию жестокому, в таких масштабах и с такой последовательностью по отношению к своим «врагам», как католическая. Нет никакого сомнения в том, что в инквизиционных учреждениях работали не просто религиозные фанатики, но те, для кого само насилие, жестокость были смыслом их поведенческой активности. Их жертвы, конечно, не возводились в ранг великомучеников и святых, они были лишь безвинными жертвами религиозной нетерпимости, в современной терминологии — экстремизма, способом (спонтанным!) реализации жестокой агрессии, которая лишь ждет повода, чтобы злобно проявить себя. Здесь христианство начисто забывало, что оно есть религия любви, милосердия и прощения.
В связи с этим выдающийся исследователь христианства Э. Ренан писал, что во имя Иисуса в течение веков будут подвергать пыткам и смерти мыслителей столь же благородных, как и Он. И до сих пор в странах, называющих себя христианскими, религиозные проступки подвергаются карам. Иисус не может быть ответственным за подобные заблуждения. Он не мог предвидеть, что тот или другой народ с расстроенным воображением в один прекрасный день увидит в нем Молоха, алчущего жареного мяса. Христианство страдало нетерпимостью, но нетерпимость не составляет его сущности. Это, как ошибочно полагал Ренан, еврейское свойство: иудаизм впервые создал теорию абсолютизма в вопросах веры и установил, что каждый провинившийся в совращении народа из истинной религии, должен быть побит камнями, побит руками всего народа, без суда[44].
Обвинение здесь евреев и иудаизма звучит смехотворно, а поэтому критика просто неуместна. Тем более что далеко не все христианские народы проявляли кровожадную религиозную нетерпимость, например русский народ и православная церковь. Возможно, им просто не грозили религиозный раскол и разобщение, либо религия не играла в их жизни настолько значимой роли, как в Западной Европе. Конечно и в России страдали за веру, но далеко не в таких масштабах, как в другой части Европы.
Жестокость и насилие, приносящие страдание, были восприняты христианством и взяты им на вооружение не только потому, что к нему самому применялись римлянами и верными иудаизму евреями, но и потому, что Сам Иисус был бунтарем. Так, Он говорил Своим сторонникам: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч» (Мф., 10:34); «Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся! Крещением должен Я креститься; и как Я томлюсь, пока сие совершится. Думаете ли вы, что Я пришел дать мир земле? Нет, говорю вам, но разделение…» (Лк., 49:51).
К. Каутский убедительно комментировал известный библейский рассказ об изгнании Иисусом торговцев и мытарей из храма. Это было невозможно, считал он, сделать одному человеку, необходимо было насильственное вмешательство большой народной толпы, возбужденной Его речами. Каутский полагал, что казнь Иисуса была вызвана предпринятым Им восстанием, и это предположение подтверждается намеками, имеющимися в евангелиях, а также соответствует особенностям времени и места[45].
Очень важно, что Иисус принес Себя в жертву: это совершенно очевидно, поскольку Ему было весьма просто скрыться от преследователей, но Он этого не сделал, хотя и страшился страданий и смерти, о чем горько говорил. Следовательно, Он пересилил, переборол Себя, проявил чудовищную силу воли. Ради чего? Ответ самоочевиден: Мессия должен был принести Себя в жертву, погибнуть, подвергнув Себя жестоким страданиям даже до распятия на кресте. Христианская догма утверждает, что это было сделано Им для искупления человеческих грехов, но непонятно, каким образом этот Богочеловек, погибнув, мог искупить грехи людей, тем более что они продолжали грешить. Если же предположить, что имело место жертвоприношение, точнее самопожертвование, то действия Иисуса становятся понятными. Нет такого предмета или начинания, ради которого нельзя было бы устроить жертвоприношение, замечает Р. Жирар, особенно с того момента, когда социальный характер этого института начинает затушевываться[46].
Можно представить страдания и искупительную жертву Христа как возложение на Него всех грехов. Этой точки зрения придерживаются ряд авторов, в том числе К. Хюбнер. Однако не со всеми его предположениями можно согласиться. Так, он полагает, что посредством некоего нуминозного акта в Иисусе сосредоточивается греховная субстанция человечества, и после его искупительной жертвы она превращается в субстанцию Божественную[47].
