Какой уж та была актрисой, никто из нас не знал: она давно оставила актёрскую карьеру… но ей как воздух нужна была театрально-тусовочная жизнь со всеми этими банкетами после спектаклей, сплетнями и скандалами; гримерами и костюмерами, которые когда-то крутились вокруг нашей героини; дележкой ролей, высокопарной болтовней, поклонниками; букетами, томно принимаемыми с усталой милой улыбкой; внимательными подсчетами чужих букетов – и как знать, с чем еще?

Благодаря сохранившемуся кругу знакомств отголоски этой жизни докатывались до нее и сейчас – однако этого было катастрофически мало, посему Изольда Альбертовна всю оставшуюся часть добирала из своего ближайшего окружения. Между тем Вениамин был постоянно «в строю», как выражалась Альбертовна; дочь Лера давно научилась отстраняться; поэтому бывшая актриса всю нерастраченную организационную мощь по поддержанию светской жизни обрушила на своих новых знакомых. Мужу Риты, Вадиму, человеку занято́му, плотно погруженному в работу, было не до развлечений; Ольге Платоновне поддерживать общение было тяжеловато, а вскоре уже и невозможно; а вот Риту втягивали в светскую жизнь по полной программе… Не будучи заядлой театралкой, она тем не менее посещала все те концерты и спектакли, на которые настоятельно рекомендовала сходить Изольда Альбертовна: «Это очень влиятельный режиссер! Он очень хорошо ко мне относится, и вы должны обязательно посмотреть его новый проект… Возможно, он мог бы быть очень полезен Лере после окончания курса…»

Конечно, желания посмотреть интересный спектакль Рите было не занимать; но вот с билетами дело обстояло сложнее… «За три дня до спектакля вы позвоните вот по этому номеру Веронике Карловне, она должна отложить вам два билета! – торжественно объявляла Изольда Альбертовна. – Это только для своих, и они обойдутся вам вдвое дешевле!» Однако Вероника Карловна почему-то недоуменно отвечала, что билетов на эту фамилию никто не заказывал, Изольду Альбертовну вспоминала с трудом, и Рите приходилось смущенно извиняться и оправдываться, что, видимо, произошла ошибка.

«Ах, дорогая, я совсем забыла ей позвонить! – как ни в чем не бывало восклицала Изольда Альбертовна. – Но какова эта старая курица, вы подумайте! Она, видите ли, меня не помнит! Но вы не расстраивайтесь, дорогая, я немедленно позвоню Ольге Абрамовне, она все для меня сделает!»

«Да я просто куплю билеты в кассе», – пыталась отвертеться Рита: она не любила непредсказуемости мест в зале, которую допускали билеты, отложенные для своих.

«Ну как можно! Вы же теперь своя! Вам положено со скидкой!» – настаивала бывшая актриса.

Изольда Альбертовна никак не понимала, что Рита уже большая девочка и давно заработала себе право на прихоть покупать билеты именно на те места, где ей будет комфортно находиться в зале, не считаясь – в пределах разумного – с их стоимостью. Заканчивалось все тем, что Рита покорно звонила Ольге Абрамовне и выкупала эти несчастные билеты для своих, давно уже имея на руках билеты на нужные ей места, которые сама заказала на сайте театра.

Рита Данилова человек очень независимый, но она часто велась на инициативы Изольды Альбертовны из твердой убежденности, что важно сохранять хорошие отношения с близкой соседкой, семье которой Ритина мать отдала много сил и внимания. Да и опять же – родня… Кроме того, в последний год во время побывок Вениамина было замечено его очевидное неравнодушие к Ритиной племяннице Маше. Это явно обоюдное, но пока еще ни во что не вылившееся внимание поддерживало такую убежденность.

А теперь я ехала на странный прием по случаю давно прошедшего и забытого юбилея: ни я, ни Рита давно уже ничего не отмечаем, а юбилеи в особенности, – но Изольда Альбертовна понять этого была не в состоянии, причем совершенно искренне:

«Ну что вы, Риточка Павловна, дорогая! Это такой важный момент в вашей жизни! Почему же ваши родные не понимают этого – не организуют для вас торжество?» —недоумевала она.

Все лето с завидной настойчивостью она напоминала, что пора все-таки отметить сие выдающееся событие. Рита жаловалась мне на назойливость Альбертовны, но перед той легко оправдывалась занятостью: это уж точно лично ее, Риты Даниловой, юбилей – и нет в мире такой силы, которая заставила бы ее изменить решение.

…А осенью у Игоря Сергеевича Гревского случился инфаркт… Почти месяц он провел в клинике, где с редкими перерывами у его постели неизменно находилась его жена. Несмотря на свою экзальтированность и светскую суетность, Изольда Альбертовна была глубоко предана своему мужу, любила и ценила его.

Из клиники академика перевезли на дачу в Приветино. Он шел на поправку, но – вследствие преклонного возраста – медленно. Ему разрешали вставать с постели только ради недолгой прогулки в коляске. И хотя он был окружен и круглосуточными сиделками, и приходящими медсёстрами, Изольда Альбертовна не позволяла себе находиться вдалеке от его постели или кресла, без малейших колебаний отложив всю суету своих дел.

Ее было искренне жаль: непросто наблюдать за болезнями близких, тревожиться ежедневно и ежечасно, скрывать свой страх перед больным, стараясь сохранять жизнерадостность, и тем самым вселять в него уверенность, что происходящее конечно же временно, хотя и крайне огорчительно.

Когда опасность миновала и здоровье академика уже не внушало опасений, Рита, несмотря на то что отпустила на праздники сиделку и сама ухаживала за матерью, требовавшей почти круглосуточного внимания, решила все-таки устроить столь желанное Альбертовне торжество и пригласила ее на свой давно прошедший юбилей, чтобы хоть этим немного отвлечь соседку от тревожной рутины последнего времени и помочь расслабиться. Истосковавшись по привычной жизни и, конечно же, устав от тревог и хлопот, та встретила приглашение с восторгом. Такое светское мероприятие – без обширного круга приглашенных и в непосредственной близости к выздоравливающему мужу – она уже могла себе позволить.

Данилова прекрасно понимала, что острейшая потребность Изольды Альбертовны находиться в центре внимания и весь ее накопившийся ресурс по светскому общению обрушится теперь именно на нее. Тем не менее Рита не могла не поддержать бедную женщину в сложившейся ситуации и приготовилась героически вынести душное, а порой и просто выматывающее общение с ней. А чтобы нести ношу было легче, требовалось дополнительное плечо – и она попросила меня подставить свое, в надежде разделить энергетические потоки бывшей актрисы на двоих и выдержать оборонительное сражение без больших потерь. Семья – не в счет: ни муж, ни племянники Риты на такие подвиги однозначно не готовы.

Я прекрасно понимала подругу, сочувствовала ей, и поэтому без малейшего колебания – хоть и с чувством ужасной досады незнамо на кого – прервала свое только-только начавшееся чудесное ничегонеделание. Оставив кошек на попечение соседки, я запрягла свою сандеру, обзываемую Санькой, кликнула неразлучного лабрадора Мартина, который привычно запрыгнул на заднее сиденье, и помчалась через залив в Приветино на надуманное торжество по поводу давно забытого юбилея.

Погода соответствовала настроению: в стекло лупила какая-то мелкая крошка, сильный ветер гнал воду залива в Неву; на дамбе он достигал такой силы, что сбивал машину в сторону, – приходилось все время держать руль вывернутым; кольцевая была залита реагентом, и грязные брызги мгновенно замызгали белую, честно вымытую перед Новым годом машину до черноты. Было тускло и серо: серый залив, серое глухое небо, темно-серая дорога, серый ветер, кое-где остатки грязного, съеденного оттепелью снега – и только газпромовская башня, как исполинская елка, сияла над заливом веселыми цветными огнями.