Над серыми мхами воркует и шепчет листва,

А ветер упал и исчез.

В ночи одинокой разнесся припев вдохновенно,

Рыдая под ливнем прелюдией к маршу Шопена.

Вина

Тропу и дерево скрывает дикий виноград,

Изящною каймой портьеру всю украсить рад,

А щупальца цепляются, как память за былое,

Где смутно музыка звучит, разбавленная вдвое.

Клён

I

Это кроваво-красный клён, силен, хорош собою,

Патриотично гимн поет за морем над толпою.

II

Его бесстрашные цвета бросаются вперед,

Национальный символ Севера за флагом нас ведет.

Колокольчик

Эльфийский, в лазурном платье,

Звенит целый день,

Через пустыни в объятия

Песне лететь не лень,

Нежнейший из всех лесных

Чары сплетает ранние,

Осенью эльфы их

Слушают на прощание.

Гигантский дуб

Шаги марширующих армий проснулись за долом

Над воином-дубом и в поле осеннем и голом,

Воинственный крик прекратился внезапно в ненастье,

Ревущие бури тогда онемели в бушующей страсти,

Предвестием дыма войны задохнулись по селам,

Когда в боевой барабан бьют корявыми ветками власти.

Осины

Высокие дисканты их серебристую песнь пронизали,

Прекрасен и тонок напев беспокойной осины,

Легко и протяжно сопрано разносится в зале -

Как сила и тембры меняются у мандолины.

Финал

Кедры пропели вечерние песни,

В ночи убаюкав росу -

С музыкой ранней природа воскреснет,

Где стелется сумрак в лесу,

Концерт вырастает значительный очень,

День угасает. Спокойной ночи, спокойной ночи.

А в сумерках я услышу ясней

Шум деревьев за нами,

И зов далекой скрипки твоей,

Рыдающей над волнами,

И ветер летящий под светом звёзды непорочной,

Я им отвечу. Спокойной ночи, спокойной ночи.

За предел синевы

I

Вам сказать, сэр? Я бьюсь об заклад, мне известно, кто этот мужчина,

Бен Филдс слишком законник, чтоб в парня стрелять беспричинно,

Он о вас был высокого мнения, сэр, и недавно, касаясь персон,

Говорил: «Вот однажды заявится Сквайр, и правду разнюхает он,

Чтоб сюрприз этот преподнести». Я задумался самозабвенно -

Навестить в любой день вы могли нас, конечно же, – Ровера, Бена,

А теперь вы явились напрасно, поскольку двоих нас оставил, увы,

Он шесть долгих недель уже как, за пределы уйдя синевы.

Ровер кто? Это колли, и в мире единственный пес, существо,

Кого мог полюбить бы я дважды. И стоимость, Сквайр, его

Выше суммы, которой владели вы в жизни. А это, я знаю, немало.

Ах, ну вот он, бродяга – давай, подползи же, бездельник, устало,

Покажи нам бинты своей сломанной лапы, что ноет достаточно больно,

Это я виноват, мне больнее – меня прокляни и для сердца довольно,

Фразы брата звучали резонно, мне кажется, но неправа

Моя речь была с ним до того, как раскрыла предел синева.

А ведь за день до смерти, подумайте только, спросил: «Скажи, Нед,

Старый Ровер найдет здесь заботу, когда я умру, или нет?

Он, возможно, тебя веселить даже сможет в тиши одинокого зала,

Если вдруг нападет – знай, что ты заслужил, и собака тебя не признала».

Что же, Сквайр, все было напрасно. Я очень старался, но все же

Дружбы колли не смог обрести, хотя мне она многих дороже.

Я с таким же успехом Луну мог на помощь позвать, но дела таковы:

Сердце Ровера с Беном ушло навсегда, далеко за предел синевы.

Вижу, он не привязан ко мне, и не следует вовсе за мной,

Хоть упрямца ласкал, окружая сердечной заботою не показной,

И в отсутствии общества думал – когда-нибудь он непременно

Эту добрую руку лизнет, положив свою голову мне на колено,

И, возможно, рассеет такое признание часть наступившего мрака,

Но судьбы одинокой не скрасила верная брата собака,

Я устану в какой-то момент, как устал бы любой, даже вы,

И тогда пожалею, что вдаль не отправился с Беном за грань синевы.

II

Взял однажды я Бена ружье, и, намерившись быть на охоте весь день,

К тем далеким кустам направлялся, хранившим полдневную тень,

Оглянулся назад, будто кто-то заставил меня, и от мысли застыл -

Ведь собака бежала за мной, прикрывая как будто охотничий тыл.

Чувство радости я испытал, но потом что- то большее душу пронзило,

Я разгневался даже, поняв, что в оружии Бена была притяжения сила,

Его Ровер преследовал, – ладно, хочу вам сказать, сэр, что вылетел из головы

Тот момент, когда Бен оказался для всех нас с другой стороны синевы.

Это ревность, возможно, была, или приступ сердечной отчаянной боли,

Я, не думая, просто ударил собаку ружьем, и сломал ему кость поневоле,

А потом у меня самого захватило дыхание, жалобно пес мой когда

Заскулил от удара и боли – и знает Господь, как я нежно его у куста

Поднял бережно и положил, красный галстук свой старый на ленты порвал,

И пока он мне руки лизал, я ему перевязывал сломанной кости провал,

И хоть проклял я душу свою, ощущения яркие в сердце все так же новы,

Жить тогда захотелось, ведь Бен безвозвратно ушел за предел синевы.

Уверяю вас, Сквайр, за псом я ухаживал бережно, как только мог,

Я весь мир для него, ну а он для меня целый мир, видит Бог.

Загляните в большую и верную душу, в простор этих преданных глаз,

Глубоко в них заложена честь и прощение, может, к любому из нас.

Сквайр, что? Вы сказали такое? Души нет? Отвечу на слово тогда,

Благородней и лучше он тех, кто во множестве все заселил города,

И я думаю, что у него больше шансов, ведь скоро затянутся швы,

Бегать с Беном, чем встретить мне брата за дальней чертой синевы.

Beyond the Blue

I

Speak of you, sir? You bet he did. Ben Fields was far too sound

To go back on a fellow just because he weren't around.

Why, sir, he thought a lot of you, and only three months back

Says he, "The Squire will some time come a-snuffing out our track

And give us the surprise." And so I got to thinking then

That any day you might drop down on Rove, and me, and Ben.

And now you've come for nothing, for the lad has left us two,

And six long weeks ago, sir, he went up beyond the blue.

Who's Rove? Oh, he's the collie, and the only thing on earth

That I will ever love again. Why, Squire, that dog is worth

More than you ever handled, and that's quite a piece, I know.

Ah, there the beggar is! – come here, you scalawag! and show

Your broken leg all bandaged up. Yes, sir, it's pretty sore;

I did it, – curse me, – and I think I feel the pain far more

Than him, for somehow I just feel as if I'd been untrue

To what my brother said before he went beyond the blue.

You see, the day before he died he says to me, "Say, Ned,