– Господи, Бо! – завопил он. – Я же чуть себе руку не пропорол отверткой!
Но Бо уже и след простыл. Ловкий, словно белка, он шмыгнул куда-то между рядами кресел.
– Ну погоди, крысенок! – воскликнул Моска, пытаясь отрезать Бо путь к бегству. – Вот сейчас поймаю и на сей раз защекочу так, что ты у меня лопнешь!
– Проп, на помощь! – голосил Бо, но Проспер, ухмыляясь, стоял неподвижно и даже не думал выручать братца, когда Моска наконец сгреб его в охапку.
Моска был самый рослый и сильный среди них, так что, сколько Бо ни брыкался и ни изворачивался, Моска его не отпускал. Все так же невозмутимо, с брыкающимся Бо под мышкой, он подошел к остальным.
– Как вы считаете, что лучше: защекотать его сейчас или пусть умрет с голоду у меня в руках? – спросил он.
– Отпусти меня сейчас же, рожа чумазая! – орал Бо.
Лицо да и вся кожа у Моски и вправду были до того смуглые, что Риччио любил повторять: Моске достаточно просто встать в тень, и его никто не увидит.
– Ладно, так и быть, на сегодня я тебя прощаю, карапуз, – сказал Моска, все еще не выпуская пыхтящего Бо из своих сильных рук. – Краску для лодки мне принесли?
– Нет, – ответила Оса, ставя свои сумки на одно из кресел. – Купим, когда Сципио придет с новой добычей. Сейчас нам это не по карману.
– Но у нас же еще полно денег во второй кассе! – Моска наконец поставил Бо на ноги и сердито скрестил руки. – На что тебе такая прорва денег?
– Сколько раз надо вам объяснять? Это деньги на черный день. – Оса притянула к себе Бо. – Как насчет того, чтобы оттащить припасы в кладовку?
Бо кивнул и столь стремительно кинулся исполнять просьбу, что едва не растянулся на полу. Все сумки, одну за другой, он оттащил к большой двустворчатой двери, через которую когда-то входили в зал зрители. За ней, в вестибюле, все еще стояла холодильная камера для мороженого и напитков. Она, конечно, давно уже не работала, но в качестве кладовки годилась вполне.
Покуда Бо вытаскивал в вестибюль тяжеленные сумки, разочарованный Моска снова присел возле своего радио.
– Дорого, дорого! – бурчал он. – Если и дальше с покраской будем тянуть, моя лодка сгниет к чертям. А вам на это плевать, крысы вы сухопутные. На книжки свои Оса всегда деньги находит.
На это Оса ничего не ответила. Она молча принялась подбирать с пола бумагу и прочий мусор, а Проспер тем временем взялся за веник – выметать мышиный помет. Книжек у Осы было много. Изредка она себе даже покупала какую-нибудь, это правда, но в большинстве своем ее библиотеку составляли дешевые карманные издания, просто выброшенные туристами. Оса выуживала их из урн, разыскивала под скамейками вапоретто – просторных катеров, заменяющих в Венеции автобусы, – или на вокзалах. За стопками книг, высившимися вокруг ее ложа, матраса было почти не видно.
Спали они все в задней части зала, вплотную друг к дружке, потому что ночью, когда они гасили светильники и задували последнюю свечу, огромный, совсем без окон кинозал заполнялся такой кромешной чернотой, что они казались себе в нем маленькими, беззащитными букашками. И спасало от этого чувства только тепло товарищей.
Матрас Риччио был весь завален замызганными тетрадками дешевых комиксов, а в его спальном мешке обитало столько плюшевых зверушек, что сам он с превеликим трудом туда втискивался. Зато ложе Моски нетрудно было узнать по ящику с инструментом и связке удочек и прочей рыболовной снасти по бокам. Кроме того, под подушкой у него хранилось главное его сокровище, его талисман: медный морской конек, точь-в-точь такой, какие укреплены в качестве украшения на носах большинства гондол Венеции. Моска, правда, клялся и божился, что своего конька он не с гондолы украл, а выудил со дна канала прямо за кинотеатром.
– Краденый талисман одни несчастья приносит, – пояснял он наставительно. – Это ж любой дурак знает.
Проспер и Бо делили один матрас на двоих. Так и спали на нем, прижавшись друг к дружке. В изголовье, аккуратно разложенная, красовалась собранная Бо коллекция пластмассовых вееров: шесть штук, все во вполне приличном состоянии. Самым красивым, по мнению Бо, все еще оставался самый первый, подобранный Проспером на вокзале в день их приезда.
Король воров никогда не ночевал со своими подопечными в звездной обители. Ни один из них не знал, где Сципио проводит ночи, и сам он никогда об этом не говорил. То есть иногда он делал всякие туманные намеки насчет заброшенной церкви, но когда однажды Риччио попытался за ним проследить, Сципио его за этим делом застукал и пришел в такую ярость, что больше уже никто не отваживался не то что пойти за ним, а даже вслед ему глянуть, когда он покидал их убежище. Постепенно все они привыкли к тому, что вожак приходит и уходит когда захочет. Иной раз три дня подряд является, а потом опять на целую неделю исчезает.
Но сегодня он собирался прийти. Твердо обещал. А когда Сципио говорил, что придет, он всегда держал слово. Правда, когда он придет точно, никто не знал. Так что, когда Бо уже почти засыпал у Проспера на коленях, а стрелки на будильнике у Риччио подбирались к одиннадцати, они дружно заползли под свои одеяла и Оса собралась читать вслух. Обычно она делала это на ночь, чтобы им легче было заснуть, чтобы поскорее можно было разогнать страхи, наваливавшиеся на них вместе с непроглядной тьмой. Но в этот вечер Оса, наоборот, намеревалась читать, чтобы они не заснули, а дождались наконец прихода Сципио. В грудах своих книжек она выискивала сейчас самые захватывающие истории, а остальные тем временем зажигали свечи, расставленные в пепельницах и бутылках между матрасами. А в единственный канделябр, имевшийся в их распоряжении, Риччио торжественно вставил пять новехоньких свечей, высоких, стройных, чистого светлого воска.
– Риччио, – спросила вдруг Оса, когда все уже разлеглись вокруг в нетерпеливом ожидании, – откуда у тебя эти свечи?
Риччио смущенно зарылся лицом в груду своих плюшевых зверей.
– Из церкви де Салюте, – пробормотал он. – Они там сотнями, если не тысячами лежат, невелика беда, если я прихвачу парочку. Неужто нам тратить на них наши денежки? Вот честное слово, – тут он плутовато ухмыльнулся Осе, – за каждую свечку я посылаю Деве Марии воздушный поцелуй.
Оса с горьким вздохом спрятала лицо в ладонях.
– Да ладно, брось, давай лучше читать, – не выдержал Моска. – Ни один карабинер не станет арестовывать Риччио из-за того, что тот стибрит из церкви парочку свечек.
– А вдруг станет? – пробормотал Бо, зевая и еще теснее прижимаясь к Просперу, который пытался заштопать братишкины штаны. – Ведь его ангел-хранитель в таком-то деле уж точно Риччио не помощник. Я имею в виду – свечи красть. Нет, этого ему никак делать нельзя.
– Да ну! Ангел-хранитель! Чушь какая! – Риччио пренебрежительно скривился, однако нотки беспокойства в голосе скрыть не сумел.
Чуть ли не целый час Оса читала им вслух, но ночь на дворе становилась все черней, и все, кто белым днем наполняли город шумом и гамом, давно уже улеглись спать в своих теплых постелях. В конце концов книжка выпала из ее рук, а слипающиеся от усталости глаза сами собой закрылись. Так что, когда Сципио пришел, все они спали глубоким беспробудным сном.
Король воров
Проспер так и не понял, что его разбудило – то ли Риччио, бормотавший что-то во сне, то ли легкие шаги Сципио. Но когда он испуганно вскинулся, из темноты, словно из кошмарного сна, вдруг выделился чей-то стройный силуэт. Подбородок и губы Сципио отчетливо белели под черной маской, которая скрывала его глаза. Увенчивавший маску длинный, скрюченный нос придавал ему сходство со страшной фантастической птицей. Подобные маски лет триста назад носили в Венеции врачи, когда в городе свирепствовала чума. Маски стервятников. Только теперь Король воров с улыбкой сбросил с лица эту жуткую образину.
– Привет, Проп, – сказал он, пробегая лучом фонарика по лицам остальных спящих. – Извини, что так поздно.