Проспер внимательно вглядывался в каждого из прохожих, но их преследователя среди них не было. Когда наконец подошел катер, ребята вместе с толпой пассажиров устремились на борт, но не кинулись занимать немногие сидячие места под тентом сзади, а прошли в носовую часть и остались стоять там, облокотясь на бортовые поручни и не спуская глаз с пристани и набережной.

– У нас же билетов нет, – озабоченно прошептал Проспер, когда битком набитый катер наконец отчалил.

– Велика важность! – так же тихо ответил ему Риччио. – Нам на следующей все равно сходить. Лучше посмотри-ка, кто вон там стоит. – И он указал на причал, мимо которого как раз проходил развернувшийся катер. – Видишь?

О да, Проспер прекрасно его видел. Вон он стоит, усач косопузый. Глаза сощурил и пристально разглядывает пассажиров в отплывающем катере. Риччио издевательски помахал ему ручкой.

– Ты с ума сошел! – Проспер испуганно дернул руку Риччио вниз.

– Да в чем дело-то? Или ты думаешь, он кинется за нами вплавь? Или катер догонит на своих-то ногах-коротышках? Нет уж, мой милый. В этом городе что хорошо? Если за тобой гонятся, достаточно на другую сторону канала улизнуть – и ты, считай, уже от любой погони ушел. Надо, конечно, только следить, чтобы моста поблизости не было. Но через Большой канал только и есть что два моста, это, по-моему, даже ты уже успел усвоить.

Проспер не отвечал. Их преследователя давно уже не было видно, но Проспер все еще тревожно обшаривал глазами берег, словно ожидая, что зловещий незнакомец в любую секунду может там показаться – то ли под изящной колоннадой очередного дворца, то ли на балконе отеля, а то и, чего доброго, в какой-нибудь из встречных моторок.

– Да брось ты высматривать, говорю тебе, мы от него ушли. – Риччио тряс Проспера за плечо до тех пор, пока тот не обернулся. – Знаешь, а ведь я однажды от этого типа уже удирал. Ой, вот черт! – Он растерянно уставился на свои пустые руки. – Слышь, пока мы убегали, я, кажется, пирожные где-то посеял.

– Так ты этого типа знаешь? – Проспер смотрел на Риччио недоверчиво.

Тот облокотился на бортовые поручни.

– Ну да. Он частный детектив. Для туристов потерянные сумки разыскивает, пропавшие кошельки. Меня однажды с такой вот пропажей чуть было не сцапал. – Риччио ущипнул себя за ухо и захихикал. – Только не больно-то он скор на ногу. Но сейчас-то за кем он охотился? – И он с любопытством покосился на Проспера. – Ты же знаешь, я наши правила соблюдаю: что там у кого раньше было, меня не касается. Только похоже на то, что тип этот и впрямь за тобой увязался. Ты кого-нибудь знаешь, кто готов выложить ему денежки, лишь бы тебя разыскать?

Проспер по-прежнему не отрываясь смотрел на берег. Катер уже неторопливо подваливал к следующей остановке.

– Не исключено, – ответил он, не глядя на Риччио.

Стая чаек с недовольным гамом взмыла с черной глади воды, когда катер приблизился к причалу.

– Давай-ка выходить, – сказал Риччио. И они друг за дружкой спрыгнули на пристань, где в нетерпении толпились дожидающиеся катера пассажиры. – Господи, ведь остальные же решат, что мы товар или денежки прихватили и смылись, – рассуждал Риччио, когда они снова углубились в город, оставив Большой канал за спиной. – Из-за этой прогулки на катере нам теперь еще шагать и шагать. – И он снова кинул на Проспера полный любопытства взгляд. – Так и не скажешь, кто на тебя детектива-то науськал? Что ты натворил? Украл что-нибудь, а он теперь это ищет?

– Глупости. Ты же знаешь, что я не ворую. По крайней мере, стараюсь не воровать. – Проспер сунул руку во внутренний карман куртки и облегченно вздохнул: деньги Барбароссы были на месте.

– Верно. – Риччио наморщил лоб и понизил голос. – Тогда, может, за вами этот, как его, торговец детьми охотится? Такие, часом, вас не ищут?

Проспер посмотрел на Риччио с ужасом.

– Нет! Господи, да нет же, до этого пока что не дошло. – И он глянул на страшную каменную рожу, что алчно уставилась на них с надвратной арки. – Я думаю, это тетя наша нас разыскивает. Эстер, сестра нашей мамы. Денег у нее хватило бы. Своих детей у нее нет, и, когда мама умерла, она захотела забрать Бо к себе. А меня в интернат сбагрить. Вот мы и сбежали. А что мне еще оставалось делать? Он же мой брат. – Проспер даже остановился. – Думаешь, эта Эстер хотя бы спросила Бо, хочет он себе новую маму или нет? Да он ее терпеть не может! Он говорит, от нее пахнет, как от ядовитой краски. И что она, – он невольно улыбнулся, – похожа на одну из тех фарфоровых кукол, которые он собирает. – Проспер нагнулся и поднял пластмассовый веер, оброненный кем-то на каменном крыльце. Рукоятка веера была сломана, но Бо это наверняка ничуть не огорчит. – А Бо считает, я могу его от всего защитить, – сказал он, запихивая свою находку в пустую сумку. – Но если бы Оса нас тогда не подобрала…

– Ладно, пошли, забудь ты об этой ищейке. – Риччио увлек его за собой. – Он даже найти тебя не сможет. Все проще простого: мы перекрасим ангельские локоны Бо в черный цвет, а тебе лицо все вымажем, чтобы ты выглядел, как будто вы с Моской близнецы.

Проспер не сумел удержаться от смеха. Риччио способен его развеселить, даже когда на душе кошки скребут.

– Скажи, тебе тоже иногда хочется стать взрослым? – спросил он, когда они проходили по мосту, смутно отражавшемуся в глади канала.

Риччио обескураженно покачал головой.

– Да нет, с какой стати? Маленьким-то гораздо удобнее быть. Ты в глаза не так бросаешься, и еды меньше надо, чтобы насытиться. Знаешь, что Сципио всегда говорит? – Они сошли с моста на тротуар. – Дети – это гусеницы, а взрослые – бабочки. И ни одна бабочка не помнит, каково это было – ползать гусеницей.

– Наверно, и вправду не помнит, – задумчиво пробормотал Проспер. – Только не говори Бо о детективе, хорошо?

Риччио только кивнул.

Поняв, что Проспер от него улизнул, Виктор от ярости даже пнул ногой причальную сваю, торчащую из мутной воды канала. В результате до дома ему пришлось ковылять, заметно прихрамывая.

Полдороги он ругался себе под нос, да так громко, что люди оборачивались. Но Виктор был в таком бешенстве, что ничего вокруг не замечал.

– Как новичка, как ребенка обвели! – пыхтел он. – А второй-то с ним кто был? Для младшего брата, пожалуй, великоват. Проклятье! Проклятье! Вот проклятье! Мальчишка сам мне в руки тыкается, а я даю ему уйти! Осел я безмозглый! – Ушибленной ногой он, не заметив, поддел пустую сигаретную пачку и скривился от боли. – Сам виноват, – продолжал он бурчать. – Приличный детектив за малыми детьми не гоняется. На прокорм черепашкам мне и без этого треклятого контракта денег хватило бы.

Когда Виктор отпирал свою дверь, нога все еще болела.

– Ну хорошо, по крайней мере я теперь знаю, что они в городе, – приговаривал он, ковыляя вверх по лестнице. – Где старший, там и младший. Это уж как пить дать.

Очутившись наконец в своей квартире, он первым делом стянул ботинки и так, босиком, дохромал до балкона, чтобы покормить черепашек. В кабинете у него все еще стоял едкий запах лака для волос, так и не выветрившийся после визита Эстер. Вот черт, никуда от этой вони теперь не деться! И мальчишки тоже из головы не идут. Не надо было фотографию их на стенку вешать. Теперь вот смотрят на него день и ночь. Где, кстати, они хоть ночуют-то? Сейчас ведь вечерами, как только солнышко за домами скроется, холодрыга жуткая. А прошлой зимой лили такие дожди, что город раз десять под воду уходил. Да ладно, тут ходов и закоулков как в старой лисьей норе, уж где-нибудь сыщется для двоих мальчишек сухонькое местечко – в пустующем доме или в одной из бесчисленных церквей. В конце концов, не все же церкви туристами забиты.

– Ничего, я их отыщу, – пробурчал Виктор. – Это уж было бы совсем курам на смех.

Когда черепашки насытились, он утолил и собственный голод, проглотив не одну солидную порцию спагетти с жареной колбасой. Потом растер мазью ушибленную ногу и уселся за стол, чтобы уладить накопившиеся бумажные дела. В конце концов, у него ведь, помимо поисков мальчишек, и другие контракты есть.