Совершенное единство Внутрибожественной жизни выражается прежде всего в безусловной вневременности Божественного бытия. Бог вечен по природе и выше всякой последовательности и разделения. И мало сказать: Бог всегда был, есть и будет, — лучше сказать: Он есть, ибо Он «сосредоточивает в Себе Самом целое бытие, которое не начиналось и не прекратится». И потому, «если Один был от начала, то было Три»… Ибо Божество «Само с Собою согласно, всегда тождественно, бесколичественно, вневременно, несозданно, неописуемо, никогда не было и не будет Само для Себя недостаточным»… В Божестве и в Божественной жизни нельзя мыслить или представлять какие бы то ни было изменения, какие бы то ни было «деления времени»… «Ибо, — говорит Григорий, — составлять Троицу из великого, большого и величайшего, как бы из сияния луча и солнца (т. е. из Духа, Сына и Отца)… это — такая лествица Божества, которая не на небо ведет, но низводит с неба»… Этим определяется совершенная сверхвременность отношений троических ипостасей. «Не должно быть таким любителем Отца, чтобы отнимать у Него свойства быть Отцом» — говорит Григорий. «Ибо чьим будет Отцом, когда отстраним и отчудим от Него вместе с тварью и естество Сына!… Не должно в Отце умалять достоинство быть Началом принадлежащего Ему, как Отцу и Родителю»… И продолжает: «когда говорю: началом, ты не привноси времени, не ставь ничего среднего между Родившим и Рожденным, не разделяй естества худым вложением чего-то между совечными и сопребывающими. Ибо если время старше Сына, то, без сомнения, Отец стал виновником времени прежде нежели Сына». Иначе сказать: бытие Отца и рождение Единородного совпадают, совпадают неслиянно. Рождение Слова и исхождение Духа нужно мыслить «прежде всякого когда», — Отец не начинал быть Отцом, ибо бытие Его не начиналось, и Он «ни от кого, даже от Самого Себя, не заимствовал бытия»… И потому Он в собственном смысле Отец, «потому что не есть вместе и Сын»… Здесь Григорий Богослов повторяет рассуждения св. Афанасия. — Сверхвременность и совечность ипостасей не исключает зависимости между ними. Сын и Дух «безначальны в отношении к времени» и «небезначальны в отношении к Виновнику». Но Отец не первоначальнее Их, ибо ни Он, ни Они не стоят под временем. Сын и Дух совечны, но не собезначальны Отцу, «ибо Они — от Отца, хотя и не после Отца». Это — таинственное причинение вне всякой смены и возникновения. В Троице ничто не возникает, ничто не становится, ибо Божество есть полнота, «бесконечное море сущности». Св. Григорий подчеркивает всю трудность и недомыслимость этого различения, в котором путаются «люди простодушные», и прибавляет: «Правда, что безначальное вечно, но вечному нет необходимости быть безначальным, коль скоро возводится к Отцу, как к Началу». Григорий показывает, что усиление достоинства Второй и Третьей ипостаси равнозначно умалению Первой: «Крайне бесславно было бы для Божества как бы вследствие изменения советов Своих прийти в полноту совершенства», — «и отсечь или отчудить что-либо от Трех значит то же, что отсечь все и нагло восстать против всего Божества»… «Какой Отец не начинал быть Отцом?» — спрашивает св. Григорий. И отвечает: «Чье бытие не начиналось». Подобным образом и рождение или рожденность Сына совпадает с Его бытием.

Совершенное и непреложное единство Божественного бытия определяет единосущие Троических ипостасей, — «тождество сущности». Но в единстве Божества не исчезает различие ипостасей. Единство Божества, как и по Великому Василию, для св. Григория означает тождество сущности и единоначалие, — от Отца и ко Отцу. В описании этого «динамического» единства слышатся плотинические тона. Для св. Григория этот динамической аспект преобладает, — в этом отношении он ближе к Афанасию, чем к Василию; и принимая основное различение «сущности» и «ипостаси», как общего и частного, он сравнительно редко опирается на него. «Мы чтим единоначалие», — говорит Григорий. «Не то единоначалие, которое определяется единством лица (против Савеллия), но то, которое составляет равночестность единства, единодушие воли, тождество движения и направление к Единому Тех, Которые из Единого, что невозможно в единстве сотворенном», т. е. возникшем, сложном и производном… Все, что имеет Отец, принадлежит Сыну, и все, что принадлежит Сыну — принадлежит Отцу, так что «ничего нет собственного, потому что все общее, и самое бытие у Них общее и равночестное, хотя бытие Сына и от Отца»… Но не следует «чествовать больше, чем должно»… Личные свойства Трех непреложны. Эти «особенности» Трех (ιδιοτητες), κξνεχνξ, «νε ρσωνξρςθ πΰηλθχΰώς, νξ πΰηλθχΰώςρ β ξδνξι θ ςξι ζε ρσωνξρςθ». Β οξνθμΰνθθ ρβ. Γπθγξπθ οξνςθ «θοξρςΰρό» θ «ξρξαεννξρςό» οξχςθ ρξβοΰδΰώς. Θ νΰπδσ ρ ύςθμ ξν κΰκ πΰβνξηνΰχνξε σοξςπεαλες βϋπΰζενθε: ςπθ Λθφΰ (τρια προσωπα) — ξς χεγξ σκλξνλρ Βΰρθλθι Βελθκθι. Γπθγξπθι ςΰκθμ ξαπΰηξμ ραλθζΰες θ ξςξζδερςβλες κΰοοΰδξκθιρκσώ ςεπμθνξλξγθώ ρ ηΰοΰδνξι, — ξςξζδερςβλες: τρεις υποστασεις η τρια προσωπα. Ξςκλξνεςρ ρβ. Γπθγξπθι ξς Βΰρθλθ θ β ξοπεδελενθθ λθχνϋυ ρβξιρςβ. Θμεν «ξςεχερςβΰ» θ «ρϋνξβρςβΰ» ξν θηαεγΰες, νε νΰηϋβΰες θ λθχνϋμ ρβξιρςβξμ Δσυΰ, — «ρβςξρςό». Ξαϋχνξ ξν ξοπεδελες ρβξιρςβΰ θοξρςΰρει: «νεπξζδεννξρςό, πξζδενθε θ θρυξζδενθε», αγεννησια, γεννησις, εκπορευσις. Μξζνξ δσμΰςό, χςξ ξν νΰμεπεννξ οπθμενες ςεπμθν εκπορευσις δλ ξαξηνΰχενθ λθχνξγξ ρβξιρςβΰ Ξςφΰ, χςξαϋ οπερεχό εβνξμθΰνρκθε ροεκσλφθθ ξ «νεπξζδεννξρςθ», κΰκ ρσωνξρςθ Αξζθει». επμθν εκπορευσις ξν αεπες θη Οθρΰνθ, (« …θζε ξς Ξςφΰ θρυξδθς», Θν. 15:26) — ρνξβΰ δλ οπεδσοπεζδενθ ροξπξβ θ βξ θηαεζΰνθε οπΰηδνϋυ πΰρρσζδενθι ξ «απΰςρςβε Ρϋνΰ θ Δσυΰ». Θ οπθ ύςξμ Γπθγξπθι οπεδξρςεπεγΰες ξς πΰρρλεδξβΰνθ ςξχνξγξ ρμϋρλΰ ύςθυ ξοπεδελενθι οξ ΰνΰλξγθθ ρ θυ σοξςπεαλενθεμ β ξαλΰρςθ ςβΰπνξι. ξλόκξ Ρΰμΰ πξθφΰ ηνΰες, — «κΰκξι οξπδξκ θμεες Ρΰμΰ β Ρεαε». Κΰκ πξζδεν Ρϋν, κΰκ θρυξδθς Δσυ — βξ βρκξμ ρλσχΰε, σ Αξγΰ νε χελξβεχερκθι ξαπΰη πξζδενθ: «οξρεμσ θ πξζδενθε δξοσρκΰι νε θνξε, νξ Αξζερκξε»… Νελόη σπΰβνθβΰςό νερπΰβνθμξγξ. «ϋ ρλϋψθψό ξ πξζδενθθ. — Νε δξοϋςϋβΰιρ ηνΰςό, κΰκξβ ξαπΰη πξζδενθ. Ρλϋψθψό, χςξ Δσυ θρυξδθς ξς Ξςφΰ. — Νε λώαξοϋςρςβσι ηνΰςό, κΰκ θρυξδθς»… Θ εωε πεηχε: «Κΰκ? Βεδΰώς cθe πξδθβψθι Ξςεφ θ πξζδεννϋι Ρϋν. ΐ χςξ κπξμε ρεγξ, ηΰκπϋςξ ξαλΰκξμ θ νεδξρςσονξ ςβξει αλθηξπσκξρςθ»… — Θοξρςΰρνϋε θμενΰ βϋπΰζΰώς βηΰθμνϋε ξςνξψενθ λθφ: σχεσεις. πθ Λθφΰ ρσςό ςπθ ξαπΰηΰ αϋςθ, νερλθννξγξ θ νεπΰηδελόνξγξ, «ρΰμξρσωνξ ρσωερςβσώωθε». Θ οπθ ςξμ νερπΰβνθμϋε, ςΰκ χςξ νθ Ξδθν νε αξλόψε θ νε μενόψε Δπσγξγξ. ΰκ ζε, κΰκ Ξδθν νε πΰνόψε θ νε οξηζε Δπσγξγξ. «Ρϋνξβρςβξ νε ερςό νεδξρςΰςξκ» οξ ρπΰβνενθώ ρ Ξςχερςβξμ, θ «θρυξζδενθε» νε μενόψε «πξζδενθ». Β ύςξμ θ ηΰκλώχΰεςρ ρξβεπψεννΰ πΰβνξχερςνξρςό Ρβςξι πξθφϋ: «βρ δξρςξοξκλξνεμΰ, βρ φΰπρςβεννΰ, εδθνξοπερςξλόνΰ, πΰβνξρλΰβνΰ»… — Βξ θροξβεδΰνθθ πξθφϋ θροξλνεςρ οξλνξςΰ Αξγξοξηνΰνθ. Ρβ. Γπθγξπθι νΰοξμθνΰες Κπεωΰλόνϋι ρθμβξλ θ ροπΰψθβΰες: «Β Κξγξ ςϋ κπερςθλρ? Βξ Ξςφΰ! Υξπξψξ. Ξδνΰκξ, ύςξ θσδειρκξε… Β Ρϋνΰ! Υξπξψξ. έςξ σζε νε θσδειρκξε, νξ εωε νε ρξβεπψεννξε. Β Δσυΰ Ρβςξγξ! Οπεκπΰρνξ, ύςξ ρξβεπψεννξε. Νξ οπξρςξ λθ β Νθυ ςϋ κπερςθλρ, θλθ β ξαωεε Θυ θμ? Δΰ, θ β ξαωεε θμ. Κΰκξε ζε ύςξ θμ? Αεη ρξμνενθ, θμ Αξγΰ… Β cθe ζε θμ βεπσι, — σροεβΰι θ φΰπρςβσι» (Ορ. 44:5)…

С особенной силой св. Григорий останавливается на раскрытии Божества Духа. Это был спорный и прорекаемый вопрос в 70-х годах и на самом Втором Вселенском Соборе. «Теперь спрашивают, — говорил Григорий, — что же скажешь о Святом Духе? Откуда вводишь к нам чуждого и не знаемого по Писаниям Бога? И это говорят даже те, кто умеренно рассуждает о Сыне»… «Одни почитали Духа действованием, другие тварью, иные — Богом, а иные не решались сказать ни того, ни иного из уважения, как говорили они, к Писанию, которое будто бы не выразило об этом ничего ясно. А потому они не чтут, но и не лишают чести Духа, оставаясь к Нему в каком-то среднем, вернее же весьма жалком расположении. Даже из признавших Его Божеством одни благочестивы только в сердце, другие же осмеливаются благочествовать и устами»… Среди этой смуты св. Григорий решительно исповедует: «Дух, Дух, — выслушайте это, — исповедуемый Богом. Еще говорю: Ты мой Бог. И в третий раз восклицаю: Дух есть Бог»… «До сих пор ничто не приводило всю вселенную в такое колебание, — говорит он, — как дерзновение, с каким мы провозглашаем Духа Богом». — В раскрытии единосущной Божественности Святого Духа св. Григорий следует за Афанасием и опирается прежде всего на крещальную формулу: крещение совершается во имя Святой Троицы, Троицы неизменной и нераздельной, единородной и равночестной… «Если Дух Святой — тварь, то напрасно ты крестился»… «Если Дух не достопоклоняем, то как же меня делает Он богом в Крещении?» — спрашивает Григорий… «Если же Он достопоклоняем, то как же не досточтим? А если досточтим, то как же не Бог? Здесь одно держится другим: это подлинно златая и спасительная цепь. От Духа имеем мы возрождение, от возрождения — воссозданиe, от воссоздания — познание о достоинстве Воссоздавшего». И потому «отделять Единого от Трех, значит бесчестить иповедание, т. е. и возрождение, и Божество, и обожение, и надежду…» «Видите, — заключает св. Григорий, — что дарует нам Дух, исповедуемый Богом, и чего лишает — отвергаемый». Дух есть Святыня и Источник освящения — «Свет нашего ума, приходящий к чистым и творящий человека Богом»… «Им познал я Бога, Он Сам есть Бог и в жизни той меня творит богом». «Я не терплю, чтобы меня лишали совершения. Можно ли быть духовным без Духа? Причастен ли Духа не чтущий Духа? И чтит ли Духа крестящийся в тварь и сораба?» Здесь снова у Григория слышатся доводы Афанасия. — О Духе свидетельствует и Писание, правда прикровенно и не весьма ясно, так что нужно «сквозь букву проникнуть во внутреннее». Св. Григорий разъясняет, что речения Писания нельзя брать пассивно и буквально. «Из именуемого иного нет, но сказано в Писании, — замечает он, — иное есть, но не сказано. Еще иного нет, и не сказано, — еще иное есть, и сказано о нем». Так сказано: Бог спит и пробуждается, и это не действительность, но метафора. И обратно: слова «нерожденный», «бессмертный», «безначальный» и иные взяты не из Писания. Однако очевидно, «что, хотя и не сказано сего в Писании, тем не менее это взято из слов, то же в себе заключающих». Нельзя гоняться за словами и оставлять вещь. Дух действовал во отцах и пророках, озаряя их ум, предоткрывая им грядущее. И Дух проповедан пророками, и пророком предсказан день великого излияния Духа на всякую плоть (Иоил. 2:28). Дух вдохновлял Давида и поставлял пророков (срв. Ам. 7:14). Дух свидетельствовал о Христе. «Христос рождается, Дух предваряет. Христос крещается, — Дух свидетельствует. Христос искушается, Дух возводит Его. Совершает Силы Христос, — Дух сопутствует. Христос возносится, — Дух преемствует»… И Спаситель возвещает о Духе постепенно, и на учеников нисходит Дух постепенно, — то чудотворя чрез них, то сообщаясь им в дуновении Христовом, и, наконец, нисходит в огненных языках. Весь Новый Завет полон свидетельствами о Духе, о Его силах и дарах. «Прихожу в трепет, когда представляю в уме богатство наименований!» — восклицает Григорий. Дух Божий, Дух Христов, Ум Христов, Дух сыноположения, — Он воссозидает в крещении и воскресении. Он дышит где хочет. Источник света и жизни, — Он делает меня храмом (1 Кор. 6:19), творит Богом, совершает, почему и крещениe предваряет и по крещении взыскуется. Он производит все то, что производит Бог, Он разделяется в огненных языках и разделяет дарования, творит благовестников, апостолов, пророков, пастырей, учителей»… Он — «иной Утешитель», т. е. «как бы иной Бог». Если и не сказано в Писании прямо о Божестве Духа, сказано об этом торжественно и много. Св. Григорий объясняет недосказанность догмата о Духе в Писании из домостроительной постепенности откровений. Но и полнота духоносного опыта в Церкви есть тоже откровениe, — и Откровение Духа, показывающего ясные признаки Своего Божества. Св. Григорию кажется, что даже среди язычников «лучшие их богословы, и более к нам приближающиеся, имели представление о Духе… но не соглашались в наименовании и называли его Умом мира, умом внешним и подобно тому». Григорий имеет в виду, конечно, Плотина и неоплатоническое понятие мировой души. Многие из определений Плотина Василий Великий переносил на Духа Святого в своем трактате к Амфилохию. — В своем любомудрии о Духе Святом св. Григорий идет аналитически: о Божестве Духа заключает от Божественности Его Даров. Но это для него «состязательный» метод, педагогическое богословие. В его личном опыте Божество Духа открывается чрез созерцание Троицы. Из истины Троичности открывается непосредственно единосущие Духа. Поэтому св. Григорий и не обозначает личную особенность Духа как «святость», что имело бы экономический смысл. Но говорит об «исхождении» (εκπορευσις или εκπεμψις), что показывает место Духа в непреложном триединстве Внутрибожественной жизни.