– Что? Куда ты идёшь?

– Минуточку, – с этими словами Крайер направилась вниз по берегу реки, обходя скользкие, наполовину замёрзшие участки грязи.

Ладно. Эйла подползла к реке и принялась, как могла, промывать рану, смывая сажу и засохшую кровь пригоршнями чистой ледяной воды. Это было приятно. Холод пробился сквозь шок от того, что она снова встретила Крайер, дымку замешательства, неловкости, вины. Страх перед тем, что должно было произойти.

Крайер вернулась через несколько минут с пригоршней мягкого зелёного мха. Она присела на корточки рядом с Эйлой и молча протянула ей мох. Эйла взяла его и прижала к руке, и облегчение наступило мгновенно, прохладный влажный мох коснулся её покалывающей кожи.

– Спасибо, – сказала она.

– Пожалуйста, – сказала Крайер и снова повернулась к реке и лесу за ней.

* * *

С наступлением темноты пришёл холод, тепло уходило по мере того, как сгущались тени. Эйла без особого энтузиазма попыталась наловить рыбы на ужин. Крайер предложила отправиться на охоту, выследить кролика или что-то в этом роде, но ни одна не горела желанием разлучаться больше, чем на несколько минут. Насколько им было известно, в лесу рыскали другие разбойники или того хуже. Итак, Эйла напилась из реки и весь вечер прижимала руки к животу, пытаясь заставить его почувствовать себя сытым, а Крайер тихо сидела и слушала, слушала.

– Не возражаешь, если я посплю? – спросила Эйла, нарушив тишину.

Почти час единственными звуками были звуки окружающего мира: пение лягушек, журчание воды, шелест леса вокруг них. Иногда раздавался крик одинокой совы. Небо из голубого потемнело до чёрного, луна казалась спелым жёлтым плодом, и Эйла чувствовала себя разбитой от усталости. И наполовину замёрзшей. Они не могли рисковать и развести костёр, и ни у кого из них не было ничего теплее той одежды, что была на них. Эйла пыталась не дрожать слишком сильно, но ничего не могла с собой поделать. Почему она не догадалась захватить какую-нибудь шкуру из кареты, пока та не сгорела? Ей приходилось сознательно расслаблять челюсти, чтобы зубы перестали стучать.

– О да, спи, – сказала Крайер. Было слишком темно, чтобы разглядеть выражение её лица, но она казалась испуганной, даже смущённой. – Прости. Иногда я забываю, что тебе нужно делать это каждую ночь.

– К сожалению, – Эйла легла на бок, пытаясь найти участок земли без камней. И снова ей захотелось накинуть мех, шаль, хоть что-нибудь, чтобы защититься от замёрзшей грязи. – Ты... уверена, что с тобой всё в порядке? Ты можешь разбудить меня через несколько часов, и я тоже посторожу нас.

Боги, она чувствовала себя так неловко.

– Я в порядке, – сказала Крайер. – Поспи. Тебе это нужно.

Эйла повернулась к Крайер спиной и свернулась калачиком, обхватив руками голени. Стараясь сохранить как можно больше тепла тела. И хотя всего минуту назад она зевала, едва она легла, разум превратился в фонарь, который никак не хотел гаснуть. Как ей перестать думать обо всём, что рассказала Крайер? Как ей спать, когда Кинок где-то рядом – Кинок и другие чудовища в темноте?

– Я слышу твои мысли, – прошептала Крайер.

– Ты на такое не способна, – прошептала Эйла в ответ. – Даже с твоими ушами.

– Откуда тебе знать?

Эйла открыла глаза. Крайер сидела спиной к Эйле, лицом к реке. Когда зрение Эйлы привыкло к синей темноте, она смогла разглядеть пятна крови на рубашке Крайер сзади.

– Ладно, – сказала Эйла почти шёпотом. – Тогда на что похожи мои мысли?

– На пчёл.

– Что ты выдумываешь? Хочешь сказать, они жужжат?

– Нет. Они как шаги пчелы, когда она проходит по лепестку цветка.

– Нет таких звуков!

– Ты их просто не слышишь, – фыркнула Крайер.

– Врёшь. Я знаю, потому что у тебя это ужасно получается. Ты опять рассказываешь сказки.

Пауза.

– Я... рассказываю сказки?

Эйла поёрзала, положив руку под голову. Корень дерева впился ей в бедро, другой – в рёбра. Она вспомнила свою похожую на облако кровать во дворце королевы.

– Ага, как тогда, когда ты рассказывал мне сказку о принцессе и трёх зверях. О принцессе во время… – она зевнула, – …снежной метели и кролике.

– Зайце, – поправила её Крайер.

– Да какая разница!

– Разница есть.

– Разве это имеет значение?

– Нет.

Эйле по-прежнему было слишком холодно, но она чувствовала, что глаза сами закрываются.

– Надо будет как-нибудь повторить, – сказала она, не совсем соображая, что говорит.

– Что повторить? – тихо спросила Крайер.

– Ну, не знаю… – пробормотала Эйла. – Например, ты расскажешь мне другую сказку. Ты ведь их знаешь много, так?

– Да, – сказала Крайер. – Я знаю много сказок.

– Ну, вот именно. Не держи их все при себе – Эйла говорила уже невнятно. – Не будь... не будь эгоисткой.

Последнее, что услышала Эйла, прежде чем фонарь её разума окончательно погас, был тихий, беспомощный смех Крайер.

* * *

Эйла проснулась посреди ночи. Судя по чёрному небу, она проспала всего пару часов. Её очередь заступать на дежурство ещё не наступила. Довольная тем, что всё в порядке, а Крайер по-прежнему сидит с прямой спиной у кромки воды, Эйла закрыла глаза, готовая снова заснуть. Затем ей в голову пришла мысль.

Медленно, стараясь не издавать ни звука, Эйла достала свой медальон. Она провела большим пальцем по драгоценному камню, затем ощупала землю вокруг, пока не нашла осколок раковины. Не позволяя себе слишком много думать о том, что она делает, она поднесла зазубренный край раковины к пальцу. Укол, капля крови. Повторяя то, что Крайер показывала ей в Элдерелле, Эйла прижала порез к медальону, и размазала кровь по красному камню. И она...

* * *

…она не одна.

Свет камина, жёлтый и живой. Пучки сушащихся трав, свисающие со стропил, отбрасывают на стены причудливые тени, похожие на руки, тянущиеся сверху. Эйла сидит на краю камина, огонь отбрасывает стену тепла ей за спину, и она не одна. Лео стоит рядом, наблюдая за двумя фигурами в центре комнаты. Одна из них – Сиена с веснушками и тёмными кудрями, так похожая на Эйлу. Другая – одета во всё белое. Акушерка.

Они склонились над столом, что-то шепчут друг другу. Эйла поднимается на ноги, стараясь вести себя бесшумно, хотя и знает, что её не видят и не слышат. Она прошла по краю комнаты, пока глаза привыкали к полумраку там, куда не доходит свет от камина.

– Ты готова? – спрашивает акушерка.

– Разве это имеет значение? – отвечает Сиена.

И Эйла видит, что в комнате есть ещё кое-кто. Девушка. Она лежит на столе, спит, или без сознания, или... боги, она дышит? Эйла отсчитывает 10 секунд, 15, а грудь девушки не поднимается и не опускается. За это время даже автом сделал бы вдох. Она мертва?

Эйла подбирается ещё ближе, пока не оказывается совсем рядом с Сиеной. "Моя бабушка", – думает она, но это кажется нереальным. Сиена умерла ещё до рождения Эйлы, и мать Эйлы всегда неохотно говорила о ней. Эйла никогда не думала о себе как о человеке, у которого есть бабушка с дедушкой. Знаменитые предки.

Но вот её родня: её предки. Сиена.

Её бабушка держит нож.

Это был не совсем нож – лезвие было маленьким и изогнутым. Оно больше похоже на инструмент врача, чем на оружие. Эйла смотрит, всё больше и больше смущаясь, как Сиена расстёгивает неподвижной девушке рубашку – осторожно, чтобы не обнажить грудь девушки полностью, и прерывисто вздыхает.

– Я готова, – говорит она больше себе, чем акушерке. – Боги, надеюсь, это сработает.

Она подносит нож к коже девушки, прямо над сердцем, и надавливает. Эйла морщится, ожидая увидеть кровь, но её нет. Сиена не делает надреза, а прочерчивает лезвием линию, которая кажется чётко продуманной – и открывается тонкий шов, который всего несколько мгновений назад не был виден. Осторожно, используя только кончик ножа, она приподнимает небольшой участок груди девушки, как крошечную дверцу медальона, спрятанную в коже этой Рукотворной девушки.