– Отпусти её! – прохрипела она.
Трое пьяных мужчин, какими бы крепкими они ни были, не могли ей противостоять. Крайер была бесхитростной, но разъярённой, ослабленной, но всё же быстрой, как автом. В мгновение ока она метнулась вперёд и ударила цепями – на этот раз по лбу разбойника. Он пошатнулся и врезался в одного из других.
Эйла воспользовалась моментом и впилась зубами в руку своего похитителя. Тот выругался, отступил назад. Она вывернулась из его хватки и схватила Крайер за рукав.
– Бежим!
Крайер отбросила цепи в сторону, и они побежали. Они бежали обратно в чёрный лес, под покровом темноты, пока Крайер не прошептала:
– Я их больше не слышу.
С ушибленным запястьем и неприятной болью в боку, пульсирующей при каждом вдохе, Эйла замедлила шаг и остановилась. Она отпустила рукав Крайер... и Крайер рухнула, как камень в колодец, осев на лесную подстилку.
– Крайер! – воскликнула Эйла, присаживаясь рядом с ней. – Пожалуйста, надо...
– Эйла, – прошептала Крайер.
Эйла беспомощно кивнула. Тысяча разных ответов вертелась у неё на языке, ни один из них не подходил.
– Эйла, – повторила Крайер. – Ты в курсе, что тебя разыскивают?
Затем её глаза закатились, и она потеряла сознание.
* * *
Сколько времени нужно автому, чтобы исцелиться?
Наступил рассвет, небо из чёрного стало тёмно-синим, а затем приобрело мягкий цвет солёной лаванды и бледно-розового. Когда солнце поднялось над верхушками деревьев, поверхность реки заискрилась золотом, а затем побелела. Крайер спала.
Свернувшись калачиком под свисающими корнями дерева, подтянув колени к груди, Эйла наблюдала за ней. Тёмные волосы Крайер разметались вокруг головы, как венок из морских водорослей. На подбородке размазалась речная глина, бледная на фоне кожи. Пятна грязи, похожие на веснушки, усыпали руки. Засохшая кровь виднелась на скулах и висках в форме отпечатков пальцев, как будто она прикасалась к своим ранам, а затем к лицу. Одежда вся в пятнах грязи и крови. Большие расплывшиеся пятна засохшей пурпурно-коричневой крови. Если бы она была человеком, то не выжила бы после такой кровопотери. Эйла долго думала об этом.
Когда Крайер наконец открыла глаза, небо было жемчужным, как внутри устрицы, не совсем утренне-голубым. Она сделала это медленно, так же осторожно, как делала всё остальное. Один глаз приоткрылся, зрачок расширился, затем другой. Она моргнула раз, два.
– Привет! – сказала Эйла.
В ответ Крайер дёрнулась всем телом, резко выпрямилась, а затем ахнула от боли. Одной рукой она коснулась места, где несколько часов назад была глубокая рана. Эйла успела осмотреть её перед самым рассветом. К тому времени кровотечение давно прекратилось. Кожа Крайер уже срослась, блестя, как рубцовая ткань, хотя Эйла знала, что шрама не останется. Под кожей повреждения внутренних систем: перерезанные вены, проколотые органы, порезанная кость – тоже будут восстанавливаться сами собой.
Руками Крайер ощупала себя, проверяя, нет ли других повреждений. Не обнаружив ничего, она замерла. Её лицо скрывалось за волосами. Она казалось высеченной из камня, насколько неподвижная, что все её крошечные человеческие движения: дыхание, моргание, шевеление – прекратились, как у животного, застывшего при первом намёке на опасность: сначала оно надеется, что его не заметили, затем убегает.
"Не убегай, – хотела сказать Эйла. – Я не охотник и не волк".
Вместо этого она сказала Крайер:
– Я не собираюсь закалывать вас ножом.
– В прошлый раз ты тоже не заколола меня, – сказала Крайер и оцепенела.
Она заправила волосы за ухо. Когда Эйла видела её в последний раз и во все предыдущие разы, Крайер была идеально ухожена: волосы чистые и блестящие, кожа нежная и пахнущая розовым маслом, и уж точно нигде ни грязи, ни крови, шёлковая ночная рубашка, шёлковые простыни – дочь правителя достойно только всего лучшего.
Теперь всё выглядело так, будто её протащили за лодыжки в ад и обратно. Она выглядела как выжившая.
Эйла подавила то, что могло бы сойти за полуистерический смешок. Несколько месяцев назад она бы посмотрела на Крайер и злобно подумала: "Ты умрёшь от моей руки и только от моей," – и убедила бы себя, что именно поэтому она не бросила Крайер разбойникам. Как всё изменилось с тех пор! Эйла не смогла убить Крайер той ночью во дворце и не сможет убить её сейчас. Некоторые вещи просто невозможны.
Но тут возникал новый вопрос: если она не собирается убивать Крайер, то что ей делать?
Она слишком долго смотрела на Крайер.
А Крайер смотрела на неё.
– Вам известно, что вас разыскивают по всей Зулле? – выпалила Эйла, просто чтобы заполнить тишину. – Не каждый день дочь правителя сбегает с собственной свадьбы. Вы наделали много шума.
– Мне всё равно, – горячо сказала Крайер. – Я не собиралась выходить замуж за Кинока. Я бы предпочла вечно скрываться или умереть, – она пронзила Эйлу нехарактерно свирепым взглядом. – Ты собираешься сдать меня, закончить то, что начала той ночью? Давай, попробуй. У меня есть... – она замолчала, нащупывая на бедре оружие, которого там не было. – У меня есть...
Эйла извлекла нож с костяной рукояткой оттуда, где воткнула его в глину позади себя:
– Вот это?
– Я… – челюсть Крайер задвигалась. – Мне это не нужно. Ты человек. Я легко могу тебя одолеть.
Эйла почувствовала, как лицо запылало. Не от гнева; она никогда не слышала менее убедительной угрозы. Но потому, что, судя по выражению лица Крайер, они обе вспоминали одно и то же.
Вы – автом. Вам свойственно полагаться на силу.
Выражение лица Крайер, как будто Эйла влепила ей пощёчину. Затем...
Затем...
– Я не собираюсь вас сдавать, – сказала Эйла. Она повертела нож в руке и протянула его Крайер рукояткой.
Взгляд Крайер метнулся к ножу, к лицу Эйлы, снова к ножу. Она осторожно взяла его, не переставая следить за Эйлой, как будто считала, что это какая-то ловушка. Но Эйла позволила ей взять нож, откинуться на спину и просунуть нож в одну из петель на поясе, закрепив на бедре.
Затем они просто... уставились друг на друга. Снова.
На этот раз тишину нарушила Крайер.
– В прошлый раз ты не заколола меня, – сказала она, – но собиралась.
У Эйлы защемило в груди.
– Да, собиралась, – прошептала она.
Она предполагала, что следующим вопросом будет: почему?
Крайер и спросила:
– Почему не заколола?
– Я...
Боги, как ей на это ответить? Она и сама не знала. Или знала, но это было слишком сумбурно, чтобы выразить словами. Из-за приливной заводи. Из-за ключа от музыкального салона. Из-за той ночи, когда ты прошептала в темноте: "Чем я могу помочь?" Потом я сказала тебе разузнать побольше о Киноке, и ты узнала. Потому что ты великолепна и ни разу не использовала свои способности во вред другим. Потому что ты удивительная. Потому что ты не перестаёшь меня удивлять.
Однажды в Калла-дене, у одного из прилавков, где продавались Рукотворные изделия с чёрного рынка, Эйла поиграла безделушкой в форме маленькой золотого калейдоскопа. Если заглянуть в один конец, можно было увидеть, как крупинки цветного стекла смещаются и образуют новые узоры. Крупинки меняли цвет, становясь синими, красными, оранжевыми, радужными и снова переливались. Иногда они формировали образы: красный цветок на золотом поле, жёлтый кошачий глаз, изумрудно-зелёный лист. Один и тот же узор или изображение никогда не повторялось. Крайер была похожа на этот калейдоскоп. Особенно ближе к концу, в те последние недели, когда Эйла начала понимать – и отказывалась признаться даже самой себе, – что не сможет убить её. Каждый раз, когда она смотрела на Крайер, появлялся новый узор, новая картинка, новый и потрясающий оттенок.
Крайер ждала. Её взгляд был твёрд, но губы и плечи напряжены. Как будто она приготовилась к удару.
– Не знаю... – Эйла тщательно подбирала слова. – Вряд ли после вашей смерти в мире станет лучше, – нет, ну же, не будь трусихой – признайся ей хотя бы честно. – И мне тоже.