— А вы правда на министерство магии работаете? — не выдержал Кузевич. — Или на мафию? Или у вас в сервитуте два бизнеса? Или вы разведчик на отдыхе? Знаете, сколько всего про вас говорят?
— На министерство добрых дел работаю, — усмехнулся я, выруливая на улицу Строителей, а потом — на бетонку бывшего военного городка. — Правда — классно, когда учитель не только учитель, да? Готовьтесь десантироваться, господа. Уже слышны адские звуки из орочьего логова! А у меня впереди выходные!
— Ну, хороших выходных, — сказал Кузевич, выпрыгивая из «Урсы». — Но когда мы выпускной отгуляем — вы расскажете, что это за такое министерство добрых дел?
— Есть многое на свете, друг Горацио… — процитировал вслух я, но наткнулся на непонимающий взгляд Вани.
Всё-таки слишком многого я ожидаю от подростка.
— Что и не снилось авалонским мудрецам, — внезапно шмыгнул носом Яша, и я слегка обалдел. А гоблин взмахнул ушами и вылез из машины. — Давай, до свидания!
— Всего хорошего, Серафимыч! — отсалютовал мне Кузевич.
Я посигналил Вождю, который вышел к воротам встречать рабочую силу, мы с ним обменялись кивками — и «Урса» понесла меня прочь из военного городка, через Хойникский перекресток на Калинковическую трассу, по которой я должен был доехать почти до самого Мозыря.
* * *
В прошлой жизни у меня был период, когда я водил машину. Старенький «гольф» красного цвета достался мне от одного дальнего родственника, и я года три рассекал на нем туда-сюда по родному Вышемиру и иногда выбирался в дальние поездки — например, в Брест, посмотреть на Беловежскую пущу и знаменитую крепость, или — в Мир и Несвиж, Ружаны и Коссово, Жиличи и Красный Берег — поразглядывать магнатские дворцы. И всегда в таких путешествиях я набивал всю машину автостопщиками.
Народ на перекладных ехал обычно интересный, будь то деревенские мужички пропитого вида и не самого лучшего запаха, бабуси с корзинами, полными грибов или ягод, идейные туристы с рюкзаками и «пенками», паломники или студенты. С каждым было, о чем поговорить, всякий мог рассказать пару увлекательных баек.
Автостопщики тут, в мире Тверди, оказались явлением редким. Однако же недалеко от поселка с говорящим названием Защобье я увидел пару мужчин — молодого и старого — которые явно «голосовали», стоя у обочины. Защобье, кажется, относилось к владениям кого-то из аристократов, считалось юридикой, но в юридике что — не люди живут? Вот и эти — старик с белой бородой и русоволосый парень лет двадцати — явно продрогли на осеннем ветру, да и дождь еще начал накрапывать…
— Садитесь, садитесь, — я нажатием кнопки опустил окно. — Я до Мозыря еду, где надо, по пути — высажу!
Мужчины мигом подобрали свои клунки и принялись грузиться на заднее сидение. Я разглядывал их одежду и скарб в боковое зеркало, а потом в зеркало заднего вида. Первое, что пришло мне на ум, это так и не вышедший мультик «Киберслав». Дикая эклектика домотканых рубах и штанов, кирзовых сапог и невообразимого вида треухов с мерцающими неоном ошейниками и явно аугметированными частями тел… У старика четыре пальца на правой руке поблескивали металлом, но шевелились споро и ловко, когда он расстегивал пуговицы на кожухе, а парниша — сын или внук, судя по схожести лиц — щеголял чем-то очень-очень похожим на USB-разъем в виске. Шунт, вот как это тут называлось.
— А ты, паночек, на Калинковичах нас высади! — сказал старик, когда мы тронулись.
У меня аж физиономия перекосилась.
— Из меня паночек, как из дерьма — пуля, — рявкнул я, может быть, излишне резко. — Учитель я, школьный.
— О-о-о-о, паночек — настауник! — старик и парень переглянулись. — А мы — люди пана Юдецкого, защобьевские… Нас пан Юдецкий Радзивиллам в уплату долга в аренду дает.
— А? — удивился я. — Как это — в аренду?
— Ну, я — механик, а Юрась вот — оператор камбайнау… — пояснил дед. — Два гады будзем на Радзивиллау рабиць.
И глубоко вздохнул. Видно было, что ему это — не по душе.
— Не хочется? — спросил я, не отрывая взгляд от дороги.
— Дык! — развели руками они оба, старый и молодой. — Панская воля!
— Юрьев день скоро, — закинул удочку я. — Можно от пана уйти.
Шутки шутками, но Государство Российское не было каким-то мрачным средневековым царством мрака. Уплатив все недоимки и отработав повинности, человек любого аристократа мог уйти от него — вместе с семьей, конечно. Варварство вроде раздельной продажи мужа и жены или разделения детей с родителями было пресечено давно и всерьез. И традиция Юрьева дня — дня святого Георгия Победоносца, 26 ноября — чтилась долгие века. Именно в эту дату любой житель юридики мог сменить место жительства. Просто взять вещи — и уехать. И выплачивать долги аристократу уже, например, из земщины, сервитута или опричнины… Потому что Юрьев день — Юрьевым днем, а деньги счет любят.
— Так как это? — удивился старик. — К другому пану? Наш Юдицкий не вельми поганый… Ён погодник! Он и дождж пашле, и сонейка, если потребна… Пьет, гад, прауда, але ж хто не пьет?
Они говорили на том же причудливом русско-белорусском диалекте, который распространен в белорусской глубинке и в моем мире и носит имя «трасянки». От региона к региону гаворка эта меняется, но в целом — понять и разобрать, о чем идет речь, можно от Вильни до Турова и от Белостока до Могилева.
— А если не к пану? Если на вольные хлеба? Хороший механик и хороший комбайнер где угодно работу найдут! — я продолжал на них посматривать через зеркальце заднего вида.
Они недоуменно переглядывались.
— Как — без пана? — удивился парень. — Это што такое? А хто командует?
— Без пана стыдно… — проговорил старик. — Не дури ты галаву, мил человек. Везешь — вялики дзякуй, а байки эти…
— Байки? — удивился я. — Вы в какой стране живете?
— Ну… В Расеи. А так — дык на Полесье, у Зашчобьи, у пана Юдицкого…
— А что такое сервитут вы знаете?
— А як не знать? В сервитуте — сервитутки! — и они вдвоем заржали.
— Ладно… А в земщине?
— А в земщине — дерьмократия! — и снова заржали.
— Ладно… А опричнина? Государевы земли?
— О-о-о, а в опричнине всем компуктер управляет, и ну его нахрен! — замотали головами они. — Под паном оно как-то нам больш-меньш уже…
Однако! Больш-меньш, значит? А я всё думал-гадал, что за народ в юридиках живет… И ладно бы дело было в «абыякавасци» и «памяркоунасци» — то есть в пофигизме и рассудительности, флегматизме белорусов, которые считаются национальными чертами характера. Юридики процветали и были густо населены по всему великому и необъятному Государству Российскому! И в Карелии, и в Армении, и на Амуре, и на Неве имелись огромные территорий, где магический киберфеодализм чувствовал себя вполне уверенно. Наверное, это потому, что во все времена есть люди, которым в принципе — без пана стыдно. А с паном — больш-меньш. Даже — при наличии выбора.
Что ж, не мне их судить. Рассуждать о том, кто раб, а кто — свободный, человеку, который осознанно выбрал судьбу школьного учителя — по меньшей мере смешно. Да и вообще — свободным был, кажется, только Робинзон Пузо. То есть — Крузо, конечно. И то — в рамках своего отдельно взятого острова…
Так что я высадил двух жителей юридики у самого въезда в земский город Калинковичи, поплутал немного по улицам и двинул к потихоньку становящемуся мне родным Мозырскому сервитуту. Сервитутки там, ну надо же!
* * *
Я решил не делать Ядвиге сюрпризов — просто взял и позвонил, когда подъезжал к городу. И не зря!
— Я в «Будничном», все-таки решила выбрать краску! — заявила она. — Забери меня оттуда, ага? Я на такси.
Ну, правильно: не на кабриолете же ей туда ездить! Кстати, это было интересным вопросом: все эти крутые тачки и ультрамодные платьица-сандалики-очечки Вишневецкой — они как-то не вязались с необходимостью самостоятельно ремонтировать фронтон. Однако, чужая семья — потемки. На месте разберемся!
Мозырские дороги — настоящий серпантин, довольно неожиданный на равнинных белорусских просторах, но я за последнее время уже поднаторел в вождении, да и «Урса» недаром считалась самым лучшим российским внедорожником бизнес-класса. Там, где не вытягивал я — подключалась электроника, и все равно езда оставалась комфортной. Когда я выезжал на улицу Шоссейную, телефон зазвонил снова.